День цветения

Альсарена Треверра

Шаг вперед, поклон. Поворот. Раз, два, три шага, юбку подобрать, поворот, поклон. Герен вопросительно приподнял бровь. Может, хватит? Хватит, хватит. Этот танец последний.

Пара напротив нас — Иверена и младший Стесс. Иверене все нипочем, надо же, двужильная. Скачет себе и скачет. А она, между прочим, на три года меня старше. Ее партнер уже выдохся. Губы растягивает изо всех сил, но это не улыбка, а гримаса.

На них растревоженно поглядывает Канела, дочь тети Кресталены и наша двоюродная сестра. От недосыпу глаза у нее малость сумасшедшие. Она таскает за собой общего кузена Майберта, спотыкающегося и путающего ноги.

Начало третьей четверти. Чуть-чуть заполдень. Часть гостей еще сидит за столами, но большинство расползлись по своим комнатам, отдыхать. Однако мы, молодежь, никак не угомонимся. Праздник ведь! Только глупец валяется по кровати в праздник! Будем же праздновать!

И — через силу — раз, два, три, поклон, поворот. Тяжеловесно обегаю партнера по окружности, радиусом которой служат наши вытянутые руки. Приглашенные музыканты наверху мужественно отрабатывают деньги. Иногда кто-нибудь из них фальшивит, особенно тот, который играет на флейте. А вы попробуйте играть на флейте, когда разбирает зевота! Ох, когда же они кончат?

Меняемся партнерами. Заплетающийся Майберт достался мне.

— Маукабра! — сказал он, — неправильно. Если "кошка-змея", то на мертвом лиранате будет "Маука-левебра".

— "Левебра" означает "гадюка". "Акабра" — просто "змея".

— Все равно, — упрямился кузен, — все равно.

Флейта наверху разразилась предсмертным воем. Передышка. Мы отошли к стене. Майберт повалился на стул. Иверена чуть поодаль обхаживала моего жениха, не отпуская от себя младшего Стесса. Она еще не определилась с объектом флирта, и поэтому соблазняла всех подряд. Я ее понимаю. Гелиодор Нурран редкостная сомнамбула. Оживает только при разговорах о коллекционном фарфоре. Сегодня вообще заснул за столом. Откинулся к спинке, глаза прикрыл и затих. Имори оттащил его наверх на руках. Сестра начала было обрабатывать гирота (она любит экзотику), но тот отправился помогать дяде Невелу и сгинул где-то в недрах Треверргара. Герен же — недурная кандидатура. Доброжелательный, симпатичный. Душка-военный. Ну, ну.

— "Флюгер"! — закричала сестра, задирая голову, — Хотим "флюгер"!

На балконе — невнятное шевеление. Тренькнуло, брякнуло, потом грянула музыка. Второе дыхание у них, что ли открылось? Хватит с меня.

— Альсарена, Майберт! Ну что же вы?

Я махнула рукой.

— Танцуйте. Я больше не могу.

Пошла прочь. Под веками горело. Даже голова немного кружилась от усталости. Я думала, Герен отлучится на минутку, чтобы проводить меня. Куда там, Иверена заполучила его в полное владение. Ну и ладно.

Холодный воздух немного отрезвил. Я постояла, глядя со стены во внешний двор. Там вовсю копошились работники, строили трибуны по периметру площадки для турниров. Топорами махали, молотками. Господин Ровенгур суетился между ними, руководил. Ответственный он человек, Ровенгур.

Комната моя выстыла. Я выпустила собак побегать, посражалась с камином и спустя некоторое время победила его. Снова вышла на галерею. Надо сказать Годаве, чтобы вечером воды горячей для меня нагрела. И побольше. Всем хороша моя башня, но водопровода в ней нет. Приходится таскать ведрами из кухни. И мыться в лохани. Ничего не поделаешь. За автономность приходится платить.

Оставив суету на площадке в стороне, между конюшен и амбаров я пробралась к кухням. Спустилась в полуподвал.

Здесь звонко постукивали друг о друга металлические тарелки, дзинькало стекло и фарфор, дребезгом сыпалось столовое серебро. В коридор валили клубы пара, дыхание перехватывало от запаха щелока. Великое Мытье Посуды, не иначе. Гул голосов вдруг сократился, примолк, утихли звяканье и плеск. Коротенькая пауза, во время которой, я, стоя в дверях, пыталась углядеть в банном тумане кухарку Годаву. А потом легкий детский голосок, под аккомпанемент трещотки — ожерелья из овечьих бабок — завел:

Засвистит зима сквозь зубы

Из щелей,

Прогоняет осень к югу

Поскорей,

И костыль ее убогий —

Поделом! -

Переломит и наступит

Сапогом.

Только Дерево Святое,

Как заря

Расцветает на пороге

Декабря.

Простенькая песенка. Колядка. Деревенская интерпретация религиозных песнопений. Народное творчество, так сказать. А поет, кажется, Летери. Точно, вон его беленькая головенка раскачивается в углу. Слуги же — гироты и полугироты, лираэнцев — человека два, ну три — все они слушают, болтать перестали. Умиление на лицах. Забавно.

На ветвях сияют жарко

Огоньки.

Льду и снегу, злу и мраку

Вопреки.

Свет для каждого из многих

И любовь —

День Цветенья на пороге

Холодов.

Календарные страницы

Нам тесны —

День Цветения продлится

До весны!