День цветения

Тот, Кто Вернется

Идиот.

Это ж надо быть таким идиотом!

Гатвар, где ты? Где твои оплеухи?!

Как ты говорил:

"— Не имеешь права давать волю чувству. Ты не человек теперь. Нож в броске. Нет у тебя ни боли, ни радости. И самого тебя — нет, пока до крови их не доберешься."

И я надел маску. Маска у меня достаточно вздорная, чуть что — в бутылку лезет, но это — только маска. А самому мне — все равно. Все — все равно. Все, кроме Дела. Ничем не заденешь. Не выведешь из себя…

Оказалось — выведешь, да еще как! Что же это творится, Сущие? Я ведь — промазал. Промазал! Я же его убить хотел. В основание черепа тенгон пустил. И поправку принял…

Ремень на сапоге. Лезвие разрезало ремень на сапоге. Даже до пятки не добралось…

Вспомнил, как метался, ища коз, надеясь, что они — в бывшей детской, в комнате Дагварена, в кабинете отца, наконец… А потом — вошел в обиталище предков. В комнату, куда я, Эдаваргон, заходил только в чистой одежде и с заплетенными волосами, сжечь немного сухих трав, поговорить с вытесненными на урнах с прахом ликами. В комнату с нишами в стенах — от пола до потолка, и в нишах — урны, начиная от Эдавара, основавшего новый род, все потомки его занимали свои места в нишах… В комнату, где убирались только мои сестры, даже не сам-ближние…

Щиты, наспех сооруженные из каких-то досок, прислоненные к стенам, закрывающие их не полностью — верхний ряд ниш слепо глядит на грубо сколоченный сундучище в углу, на сено, навоз, клоки шерсти, невнятный хлам в углах — старые тазы, еденные молью плащи…

И все затопило оглушающей волной ненависти. И я не помню себя. То, что случилось дальше, я видел как бы со стороны. Словно не я, а кто-то другой наблюдал за длинным нескладным человеком в черном, который бросился на хруст и треск в дальнюю дверь, пробежал по коридору, а осквернитель — разлапистый черно-пестрый кулек с десятью ногами и парой крыльев вывалился на улицу, и посланный вдогонку тенгон бестолково чиркнул по пятке, обрезая ремень сапога, и кулек спланировал в снег, и набежали собаки, а тот, в черном, прыгнул прямиком на камни, вывалившиеся из стены, хотя прекрасно знал, как надо прыгать в такой ситуации, и мог, мог не рвать себе связки на ноге и не обдирать бока…

Это был не "момент темноты". "Момент темноты" длится несколько ударов сердца, не больше. Лассари поставила мне эту штуку, потому что паника мешает действию. И теперь иногда — чаще от страха или нерешительности — что-то щелкает, вспышка и — "момент темноты". Когда тело обретает самостоятельность а паникующий мозг крепко зажмуривается.

Но это… Тело перезабыло все, чему его учили, а мозг… Сущие, почему я такой идиот?!

И вот теперь этот идиот должен сидеть в доме, и не может идти в Треверргар, не может продолжать то Дело, ради которого его, идиота, четверть века назад вжали мордой в землю и продержали так, пока не уехали незваные гости…

Прости, Гатвар. Выходит, ты мало бил меня. Ох, мало, Гатвар!

Я считал себя хладнокровным человеком. Я думал, что смогу вынести все. Оказалось — нет. И чертова нога болит, а эссарахр я сейчас есть не стану. С одной стороны — мне не к спеху. Пусть хоть два десятка дознавателей понаедет — все вместе будут разрабатывать версию о взаимном убийстве или еще что-нибудь, похлеще. Паучий племянник любому навяжет свою теорию, какая бы она ни была.

А с другой стороны, я не хочу рисковать. Как говорила Таосса:

"— Слишком не увлекайся ими, Эрхеас. Ты все-таки не эсха онгер.

— А что, может вырасти хвост, как у рахра?

— Нет. Просто умрешь.

У Таоссы напрочь отсутствует чувство юмора во всем, что касается медицины.

— Но ведь я пью из Йерр перед дракой…

— Эссарахр — не просто кровь. Описать способ изготовления?

— Спасибо, не надо.

Как-то я сдуру спросил у нее про согревающие бальзамы. Таосса взяла меня в Имхас, и через совершенно вывалившиеся в никуда четыре дня я встретил на пороге Лассари в позе Ожидания Очень Нерадивого Ученика. И понял, что мне просто жизни не хватит на даже "легкое" ознакомление с медициной Аххар Лаог. И решил ограничиться только тем, что нужно для Дела…

Так что — не надо, Таосса. Не надо.

Фыркает, показав черненькие пеньки зубов. Сколько же ей все-таки лет, если Ястреб с детства помнит ее — старой?.. И сколько лет ее рахру, чья шкура уже не черная, а серая и не в коричневых, а в бежевых разводах?..

— Хорошо, Таосса. Но что значит "увлекаться"?

— Полмесяца перерыва. Минимум."

Конечно, это ты хватила, старая ящерица. Но лучше я обойдусь без эссарахр, потому что потом они могут мне пригодиться. Ведь я хочу, чтобы Паучий племянник понял, кто убивает Треверров. И способ есть. Не увидеть отрезанной пряди на волосах по плечи — это уже, извините…

Эрхеас. Надо мазать бока. И ногу.

Да, девочка. Синенькая баночка, руна "орд", два крестика. Здесь у нас — мазь для заживления ссадин у таких идиотов, как я. Мазь по рецепту Трилистника…

Эрхеас.

Что, маленькая?

Может, не только помазать? Может, попьешь из нас?

Не надо, Йерр. И так зарастет. Быстро зарастет, девочка.

Положил слой мази на голеностоп, и сразу закололо, защипало, зачесалось. И я вспомнил, как вывихнул запястье, отрабатывая эсс. Потому что неправильно запомнил движение…

"— Ты слишком надеешься на железо, аинах, — говорит Лассари. — Это нехорошо. Твое оружие прежде всего — твое тело. Хассар, поди сюда.

Семилетний худенький мальчик, наш сказитель, подходит:

— Да, Старшая?

— Покажи эсс, Хассар.

— Да, Старшая.

Лассари вскручивает над головой "стрекозиные крылышки". Мальчик стоит, чуть склонив голову, мягкая улыбка трогает губы. Серебристый веер обрушивается на него ледяной сталью, на безоружного, она же убьет его, что она дела…

Меч летит мимо уха Хассара — в кусты. Вырванный детской рукой. Двуручник…

Лассари хмурится. Мальчишка виновато вздыхает, лизнув царапинку на тыльной стороне кисти.

— Плохо, Хассар.

— Прости, Старшая. Железо… "Стрекозиные крылышки"… Я, кажется, поймал строку.

— Иди, работай, — и поворачивается ко мне: — Успел?

Увидеть — да. Понять — кажется…

— Да, Наставник.

— Пробуем.

Лезвие идет на меня. Принять на руку, чуть развернув, и…

— Ты, кажется, собираешься драться? — брови ее сошлись в одну линию.

Меч я все-таки вырвал, но свернул запястье.

Семилетний мальчишка делает это лучше меня. Я зря пытаюсь прыгнуть выше головы. Мне никогда не суметь так, как они. Я не вессар только потому, что со мной Йерр. Теперь я — аинах, и аинахом останусь. На веки вечные. И никогда не стану взрослым, не получу ленту. Лента — право выходить за пределы. Легкий Ветерок была — Лента, а я…

— Дай руку. Ф-ф, на сегодня — все. Иди к рахру. Полный глоток и в постель до утра."