День цветения

Рейгред Треверр

Я увидел ее мельком — средних лет женщину в кожушке, домотканной юбке и надвинутом на глаза платке, простую женщину-крестьянку из деревни. Гиротку. Два "хвата" как раз не особо вежливо вталкивали ее в двери Мельхиорвой комнаты. Потом в коридор выглянула Агавра, увидела меня и замахала рукой — убирайся, мол.

— Как дед? — спросил я.

— Значительно лучше, слава Всевышнему. Приходи где-нибудь через шестую четверти, сейчас он занят.

Я побрел по коридору к лестнице. Итак, что мы имеем? Паук очередной раз перемог болезнь и забрал инициативу в свои руки. "Хватовская" самодеятельность Мельхиором не одобрена, "осадное положение" снято, мы с Эрвелом свободны в пределах Треверргара (и то хлеб). Со слугами, которых выгнали, Мельхиор решил разбираться позже. Первым у него на счету Имори.

Итак, что же оклемавшийся Паук высосет из бедной поселянки? А высосет он то, что наследник крови был в деревне, жил у старухи-знахарки, после чего сам он и старуха исчезли в неизвестном направлении. Здесь напрашивается логическая цепочка — старуха, наследник, Летери, Имори. К тому же наследник оставил наследство — земли Эдаваргонов он официально объявил переданными Эрвелу Треверру, старшему из молодого поколения. Своему, как он вчера выразился, брату.

М-м-м… А еще эта история с Гереном… Эрвел, конечно, и под пытками будет мужественно молчать, да Мельхиору слова его не нужны.

Господа, у нас совсем немного времени. Меньше даже, чем мы расчитывали.

Брата я встретил на площадке лестницы. Одной рукой он придерживался за стену, а другой демонстративно хватался за лоб, обмотанный полотенцем. Выглядело это вполне натурально (а как же, вчера ведь напились вусмерть, вдрызг и в стельку). За его спиной клонились долу Улендировы братцы-ножички.

— Ты тоже на стену? Проветрись, Рейгред. Маленько освежает, но уж больно холодно.

— Тебя знобит, — сказал я, — Иди-ка ты ляг. Там сестрина коробка стоит на столе, синенькая бутылочка, пару глотков, можешь водой развести. Должно помочь.

Эрвел нахмурился, потирая лоб.

— У деда был? Как он?

— Занят. Допрашивает людей из деревни. Агавра меня отослала.

Пауза. Телохранители вздыхали на заднем плане.

— А вы чего тут глаза мозолите? — спросил я у них, — Дед же отменил "хватовский" вздрюк. Договорится с гиротами, тихо-мирно, без драк… Вон сейчас уже договаривается.

— Нам он приказа не отменял, — хмуро ответил один из ножичков, а другой в подтверждение шмыгнул носом.

Ишь ты, поди ж ты… Эк нас накрутили. Ну, Эрвел, тогда сам от них избавляйся.

— Фу-у… — выдохнул брат, — Пойти, правда что ли, прилечь… Как ты сказал, Рейгред, синенькая бутылочка? Это цветочек на которой нарисован?

Я кивнул. Цветочек, брат, ты правильно понял. Опийный мак.

— Ага. Когда там… казнь начнется, растолкаете.

Он зевнул и утопал в коридор. Телохранители поплелись следом.

А я отправился на улицу. Пересек внутренний двор, вышел к площадке для турниров. Здесь бестолково суетились люди из городской стражи, им так же бестолково пытались помочь несколько слуг-лираэнцев. Все ужасно галдели. Над сутолкой взлетал зычный голос управляющего. Но если господин Ровенгур еще имел представление, как устанавливаются готовые трибуны, то со строительством эшафота дело заметно тормозилось. В общем, колдун был прав — мельтешня, споры и гвалт, долженствующие прикрыть мою подрывную деятельность, присутствовали здесь в избытке.

Впрочем, проблема помоста была решена довольно остроумно — десятка полтора бочек поставили на попа и теперь застилали сверху досками. Однако помост колебался и пошатывался, что ужасно раздражало управляющего.

Я оглядел двор. Ряды пристроек у внешней стены — бывшие сараи, мастерские и склады, превращенные теперь в конюшни для "хватовских" лошадей. Добротные каменные стены, кровли из черепицы или сланца, еще не чищенные после вчерашнего снегопада… Ага, пожалуй, для наших целей подойдут те две крайних пристройки, в правом углу, возле башни, наискосок от ворот. Там раньше хранился фураж, да и сейчас, думаю, настил под крышей доверху забит сеном. Плеснуть бы туда масла, а в подходящий момент бросить факел… Только не мне и не Эрвелу это делать — Мельхиор вот-вот натянет поводок. Кому бы поручить? Канеле? Кресталене? Нет, Мельхиор приберет и их — если он в самом деле ждет наследника крови, а он его ждет, — всех нас, Треверров, скорее всего, загонят вон туда, на стену, понаставят вокруг "хватов", и шагу в сторону сделать не позволят. Эх, Годава, голубушка, тебе бы я эту задачу доверил, не раздумывая! А вот, может быть… Ровенгур? Почему бы и нет? Он человек не злой и богобоязненный, и к Имори всегда неплохо относился…

Управляющий, навалившись грудью на шаткий помост, руководил сооружением еще более шаткой виселицы.

— Уже скоро, совсем скоро, — затораторил Ровенгур, не дав мне даже поздороваться, — Передай господину Мельхиору: еще шестая четверти, и все будет готово.

— Господин Мельхиор не торопит. Он сейчас занят, разговаривает с людьми из деревни.

Я облокотился о помост рядом с Ровенгуром. Он покрикивал на рабочих и стучал кулаком. Работа не клеилась — столбы никак не хотели вставать вертикально, а если и вставали, то только для того, чтобы тут же опрокинуться от мало-мальски сильного толчка.

Глядя на суету вокруг столбов, я тяжело вздохнул и хлюпнул носом. Управляющий покосился на меня.

— Я говорил утром с дедом. Спрашивал его — зачем? Ведь вина Имори несоизмерима с наказанием… А он… — я снова потянул носом, — Он говорит — кто-то должен ответить…

— Полагаю, господин Мельхиор знает, что делает, — осторожно заметил Ровенгур.

— Да? А я полагаю — он жаждет мстить, все равно кому!

— Рейгред, детка, ну что ты говоришь…

— Ты тоже думаешь, что Имори должен ответить за чужие преступления, да, Ровенгур?

Он обеспокоился. Худосочный детеныш слишком возбудился.

— Тихо, мальчик, тихо. Господин Мельхиор…

— Господин Мельхиор первым и ответит! Перед Господом, за то, что лишил жизни невиновного! — я ткнул пальцем управляющего в грудь, — И мы с тобой ответим, Ровенгур, да, да, еще как ответим! — я с силой тыкал пальцем, словно старался достучаться до сердца, — Потому что позволили свершиться богопротивной несправедливости, и даже не попытались хоть что-то изменить!

Управляющий схватил меня за палец, и уже раскрыл было рот, но тут со стороны донеслось:

— Господин Ровенгур! Тут Барсук предлагает пропилить помост насквозь и вкопать столбы в землю…

— В какую землю? — очнулся управляющий, — Двор замощен, балда! Прибивайте распорки, клинья вбейте, что там еще… У вас полно деревяшек! И поспешите, черт бы вас побрал…

Я горько усмехнулся:

— Знаешь, что Альберен Златое Сердце сказал, когда одна старенькая бабулечка, несмотря на хромоту и одышку, пробилась сквозь толпу к его костру, чтобы бросить в огонь пучок соломы? Он сказал: "Святая простота". Святая простота, Ровенгур! Альберен простил ту старушку, а вот простил ли Господь наш Единый? Как ты думаешь, Ровенгур?

Управляющий залился краской.

— Я делаю, что велено, Рейгред. Не мне обсуждать приказы господина Мельхиора.

— Ты и Господу нашему так скажешь? Мол, я не я, и лошадь не моя… Совесть твоя — глас Единого, и она не молчит, отчего же ты не обратишь к ней слух свой?

— Послушай, Рейгред, я ведь не монах, мне и в голову не приходило…

— А обычная жалость? Самая элементарная жалость, ниспосланная нам Господом нашим, жалость, ворота совести…

— Рейгред! Погоди… Пришел тут, к совести взывает… Почему — я? Что тебе от меня нужно?

Я придвинулся поближе, понизил голос:

— Надо что-то делать, Ровенгур. Иначе век ходить с черным пятном на душе, не отмыться, не замолить этот грех…

— Бог с тобой, Рейгред! Против Мельхиора, против "хватов"… У нас нет никаких шансов!

"У нас"! Уже "у нас"! Теперь мы союзники, заговорщики, дело на мази!

— Мы обязаны действовать, даже если никаких шансов нет. Понимаешь, смысл не в том, чтобы спасти Имори, а в том, чтобы попытаться это сделать. Мы спасем большее — души свои, Ровенгур! Поэтому я и обращаюсь к тебе, так как дед, после нашего с ним разговора, следит за мной и не позволит ничего предпринять.

— Так ты что-то придумал?

— Ну… ничего особенного, может сработать, а может и нет… Но главное — главное, Ровенгур! — это попытка, не правда ли? Когда начнется казнь, нужно будет устроить так, чтобы "хваты" на какое-то время отвлеклись, занялись чем-то другим, и в этот момент вывести Имори со двора. Предположим, за стеной будет стоять оседланная лошадь… ты ведь сможешь организовать это?

— Оседланная лошадь за стеной…

— Да, у ворот. Или нет, лучше всего — в рощице, за дорогой.

— Ну, не знаю. Наверное, смогу. А как ты собираешься отвлечь "хватов"?

— Пожар!

— Что?

— Совсем небольшой пожар. В "хватовских" конюшнях. Когда они заметят огонь, им будет не до Имори. Все кинуться выводить лошадей.

— Хм? Нет, парень. Такой план мне не по нутру. Выдумал тоже — поджечь дом!

— Да не дом! А вон тот сарай, один-единственный. Его быстро потушат — во дворе же будет пропасть народу.

— Типун тебе на язык, Рейгред. Ты не понимаешь, что говоришь! Шутить с огнем — да за такие дела нас с тобой на этой самой виселице и повесят. Рядышком, на радость воронью.

— Но, Ровенгур, ничего другое "хватов" не отвлечет! Я уже прикидывал, и так и эдак… Хотя… можно поджечь трибуны… или сам помост, а?

— Еще одно слово, и мне придется доложить о твоих замыслах господину Мельхиору. Не смей даже думать об огне!

— Тогда думай сам. У тебя тоже голова имеется. Попробуй придумать, и ты поймешь, что это единственно возможный выход. И нам с тобой сейчас надо заботиться не о каком-то сарае, который и сгореть-то не успеет, и не о двух десятках лошадей, которых благополучно выведут, а о душах своих бессмертных!

Пауза. Мы оба тяжело дышали.

— Значит, так, — твердо сказал управляющий, — Я отведу оседланную лошадь в рощу за дорогой. Это и будет моя забота о душе. Если замечу, что ты шастаешь вокруг конюшен с факелом… вообще шастаешь с подозрительным видом, я возьму тебя за шиворот и запру в кладовке. Еще, заботясь о душе, я ни слова не скажу господину Мельхиору. Большего, Рейгред, ты от меня требовать не вправе.

Ну нет, дорогой господин Ровенгур, так просто ты от меня не отделаешься. Я перевел дыхание и уже собрался начинать второй кон, но тут меня негромко окликнули со стороны.

Этого еще не хватало. Арамел, обожаемый наставник.

— Минуточку, святой отец…

Ровенгур подтолкнул меня к Арамелу.

— Иди, иди, раз опекун зовет.

И отвернулся, не желая больше со мной беседовать. Дьявол, дьявол!

— Рейгред, — настаивал опекун, — Подойди ко мне, малыш. На два слова.

Я подошел, стараясь придать лицу более-менее пристойное выражение. Арамел мудро и грустно смотрел на меня.

— Ты не учитываешь одну маленькую подробность, — сказал он очень тихо, — Господин Ровенгур — человек хозяйственный и бережливый. Для него пожар в доме — беда, а не удачный маневр.

Я почувствовал, что бледнею. До холода в щеках, до головокружения. Увлекся уговорами. Не заметил. Шпиона за спиной. Змеи подколодной. Разве Мельхиор не раздавил тебе голову каблуком? Ты еще на что-то надеешься? Принесешь добычу в зубах…

А он с той же отеческой интонацией мягко спросил:

— Так что надо поджигать?

— Конюшню… — я с трудом сглотнул. Пока еще… ничего не понимаю… неужели? — Я думал…

— Рейгред. Времени мало.

Он кивнул в сторону внутренних ворот. Из них гуськом выбежали "хваты", мгновенно рассредоточились по стенам, по пристройкам, забрались в надвратную башню… Прочесывают Треверргар. Ищут… что ищут? Колдуна они ищут. Точно. Дед знает, что колдун, чокнутый гирот, посчитает делом чести вытащить Имори. И поэтому вполне может уже спрятаться где-то в пределах замка, и только и дожидается, когда приговоренного выведут во двор.

В общем, это нам на руку. Мельхиору сейчас не до Имори — он приготовил западню и ждет крупного зверя. Что ж, пусть колдун сам с ним разбирается. Они друг друга стоят. А Арамел…

— Гирот с вами? — поинтересовался Арамел деловито.

Даже так?

— С чего вы взяли?

— Рейгред, — он укоризненно поджал губы, — Отвлекись. Прокачай.

— Я и прокачиваю.

— Не то, Рейгред. Меня прокачай.

Я нахмурился.

— Отыграться хотите? Хорошо.

Он выпрямился под моим взглядом — седой, строгий, усталый. За плечом — крестовина меча. Горло перечеркнуто тусклой стальной полосой — "что должно, то возможно". Пустые руки опущены. Глаза в глаза. Весь перед тобой — смотри, заглядывай куда хочешь. Мне нечего скрывать от тебя. Я любил, как умел — прости меня за это. Или не прощай, но прими мою верность. А не примешь — что ж, она все равно останется с тобой. Я — твой тыл, твоя армия, я — земля под твоими ногами.

Сынок.

Так было, есть и будет, аминь.

— Ну так что и когда? — спросил он.

Я отвел глаза.

— Конюшни. С "хватовскими" лошадьми. Нужно полить сено наверху маслом и поджечь. Мельхиор, скорее всего, отправит нас с Эрвелом на стену. Кажется, он что-то заподозрил. Отец Дилментир будет принимать у Имори исповедь. В тот момент, когда он подойдет, нужно поджигать.

— Хорошо. Еще что-нибудь? Может, две конюшни? В разных углах двора? Гироту ведь надо умудриться забрать Имори и выйти?

Я закивал.

— Да, чем больше будет дыма и огня, тем лучше.

— Хорошо, — повторил он, — Две — обещаю, а там как получится.

Помолчали.

— А теперь скажите, — я коснулся его рукава, и он заметно вздрогнул, — Скажите, где мы наследили?

— Прямо здесь и сейчас, — кривая улыбка. Значит, всего лишь подслушал, — Остальное прокачать нетрудно. Я знаю, — взгляд — настойчивый, проникающий, но не жесткий, нет… взгляд, словно в омут головой, — ты не нуждаешься в моем мнении… но я хочу сказать… — пауза, — Ты прав, Рейгред.

Он по-солдатски развернулся и зашагал куда-то в глубину двора.

— Господин Треверр!

Из внутренних ворот ко мне спешил "хватовский" командир.

— Господин Треверр, вас требует к себе господин Мельхиор. Давайте в темпе, он там рвет и мечет.

— В чем дело?

— Да господин Эрвел. Спит, как убитый. Добудиться невозможно.

Ну что, дед. Поиграем в ладушки?