Лучшие сочинения по литературе XIX и XX веков

Проблема нравственного выбора в романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»

Мы должны оценить человека во всей совокупности его существа, человека как человека, даже если он грешен, несимпатичен, озлоблен или заносчив. Нужно искать сердцевину, самое глубокое средоточие человеческого в этом человеке.

М.А. Булгаков

В мировоззрении Булгакова, как можно убедиться, внимательно читая роман, грех — неотъемлемая составляющая натуры человека. Сама греховность человека не удивляет автора: грех объясним, а следовательно, закономерен и даже во многих случаях предсказуем. Писателя интересует не столько вопрос о том, какой грех тяжелее, а какой легче (скажем, «не убий» или «не укради»), сколько распространенность, массовость греха. Если в период революции и гражданской войны в России массовым грехом было убийство, то в 20—30-е годы советских людей охватила эпидемия трех греховных вирусов — Каифы, Иуды и Пилата — фанатизма, предательства и трусости. Поэтому притча о Иешуа и Пилате показалась Булгакову злободневной именно в историческом толковании.

Духовная власть Ершалаима во главе с первосвященником Каифой первой узнает о бродячем философе и его проповедях. Проповеди эти, с точки зрения духовенства, отклоняются от общепринятых догматов веры иудаизма, то есть являются ересью. Значит, Иешуа представляет реальную угрозу духовной власти Иудеи. Кайфа и берется осуществить эту нейтрализацию, предварительно сделав для себя определенный нравственный выбор. В своем преступлении Кайфа руководствуется незыблемой верой в единственность и непреложность своих взглядов при крайней нетерпимости к другим формам мышления, и демонстрирует готовность отстаивать свою правоту любой ценой.

Фанатизм лежит в основе ненависти Каифы к Иешуа и является той движущей силой, которая толкает его на преступление. Еще не однажды придется Кайфе стоять перед выбором. На пути к устранению Иешуа имеются два препятствия: первое — моральный закон Бога «не убий», второе — чисто техническая трудность, ведь законодательная власть Ершалаима может лишь вынести приговор, а последней инстанцией является прокуратор Понтий Пилат. Первое препятствие — моральное — Кайфа обходит с легкостью. Заповедь «не убий» трактуется им как «не убий сам». По поводу второго препятствия у Каифы возникает хитроумный план: выдвинуть против Иешуа обвинение, так исказив смысл речей Иешуа, чтобы состав преступления был бы «налицо».

Если мотивом греха Каифы в романе является фанатизм, то грех Иуды — предательство ради собственного благополучия, что является прообразом греха, охватившего булгаковскую Москву, и в частности предательства Алоизием Магарычем Мастера с целью получить его квартиру.

Понтий Пилат, разобрав дело Иешуа и поговорив с ним, понял, что бродячий философ ни в чем не виновен и не представляет собой угрозу римской власти. Разобрав обвинения, описанные в первом пергаменте, Пилат сформулировал в уме текст приговора, явно выгодного для него самого: удалить Иешуа из Ершалаима и заключить рядом со своей резиденцией. Но был еще второй пергамент, где говорилось об оскорблении власти кесаря. И страх заставляет Пилата утвердить смертный приговор человеку, в невиновности которого он нисколько не сомневается. Грех Пилата — трусость, один из самых, по словам Иешуа, тяжких человеческих грехов. Его грех является прообразом второго греха, охватившего Москву нашего времени, греха намного более серьезного, чем фанатизм (грех Каифы), чем алчность (грех Иуды). Ведь алчность есть сознательный выбор эгоистичного человека, принятый добровольно и не ведущий к внутреннему разладу, а грех Пилата — выбор насильственный, сделанный вопреки своей истинной природе, результатом которого является постоянный разлад с самим собой, вызванный угрызениями совести.

Историческая новелла, иллюстрирующая три типичных греха — Каифы, Иуды и Пилата — является как бы моральным фоном для рассмотрения современной Булгакову Москвы, представленной на трех уровнях: фантастическом (похождения Воланда), сатирическом (МАССОЛИТ и Варьете) и романтическом (Мастер и Маргарита).

Если высшим выражением зла в романе является причастность человека к одному из массовых грехов (Каифы, Иуды и Пилата), то добродетель проявляется в трех видах: в приверженности истине, в смелости и в сострадании. Наиболее ярко эти добродетели воплощены прежде всего в образе Иешуа Га-Ноцри, который всегда говорит правду, не боится высказать свое отношение к чему-либо и обладает чувством сострадания, то есть заботой о ближнем, который для него всегда «добрый человек».

Можно заметить, что сострадание к ближнему — истинная человечность — присуще очень немногим из действующих лиц романа. Главным образом сострадание проявляется у Маргариты, поэтому она является характером, наиболее близким к Иешуа-Христу. Ее забота о ближнем, умение болеть за него душой проявляется как в мелких, так и в больших поступках. Маргарита делает дорогие подарки своей домработнице Наташе; находит добрые слова для чужого ребенка, испуганного звуком бьющихся стекол; даже ненавистного Латунского, который погубил Мастера, она жалеет, не принимая предложения Азазелло расправиться с ним. Добродетели Маргариты намного превышают ее грехи, поэтому зло не имеет над ней власти и не может причинить ей вреда. Благодаря вмешательству Маргариты происходит духовное спасение Мастера. Готовность Маргариты заложить душу дьяволу проистекает не от себялюбия, а является актом самопожертвования во имя спасения любимого человека, то есть подоплекой греха оказывается высшая форма добродетели. В борьбе за справедливость Маргарита намного сильнее Мастера, ведь она носитель активной добродетели. Неспособность к стойкости и пассивная добродетель приводят к тому, что, оказывается, Мастер не заслужил света, он заслужил лишь покой. Маргарита же, заслужившая свет, должна остаться с Мастером, так как любящий обязан разделить судьбу любимого.

Какими бы еретическими ни представлялись читателю христианские взгляды героев, самое главное в христианстве ими было понято правильно. Это главное — верность истине, вера в исконную доброту человека, любовь к ближнему, отказ от насильственных методов насаждения; добра, отказ от участия в каком бы го ни было массовом грехе.