Он награжден каким-то вечным детством,
Той щедростью и зоркостью светил,
И вся земля была его наследством,
А он ее со всеми разделил.
А.А. Ахматова
Великий художник только так и приходит в мир — наследником всего мира — природы, истории, культуры. Но истинное величие состоит не только в том, чтобы унаследовать, а в том, чтобы разделить со всеми. Подлинную славу Пастернаку принес сборник «Сестра моя — жизнь» (1922).
Стихотворения, собранные в книге «Сестра моя — жизнь», объединены общей идеей. Книга композиционно оформлена: вступление, основная часть, состоящая из нескольких циклов, и «послесловие».
Читая стихотворение «Про эти стихи», сразу замечаешь, что для Пастернака нет мелочей: у него крупно то, что мелко. Художественный мир стихотворения как будто рассыпается на детали, и в то же время из этих же деталей на наших глазах собирается в единое целое. Красота мира, в понимании Пастернака, в его самоценности, а не в соотнесении его с человеком. А потому окружающий мир у него одушевлен сам по себе, а не по воле лирического героя.
Обращают на себя внимание встречающиеся в тексте стихотворения специфические олицетворения: «задекламирует чердак», «галчонком глянет Рождество», «разгулявшийся денек». По сути, здесь окружающий мир становится действующим лицом, а не предметом описания. Ощущение скрытости лирического героя создается звуковой организацией стиха. Звуковой строй становится образным выражением единства внешнего мира и лирического героя:
На тротуарах истолку
С стеклом и солнцем пополам,
Зимой открою потолку
И дам читать сырым углам.
В этих строках особенно заметно влияние на Пастернака поэтов-футуристов. Так своеобразно поэт выразил мысль о том, что его поэзия, пропитанная солнцем и теплом яркого лета, будет отогревать мир зимой. Звуковое сходство слов рождает представление о взаимосвязи разных сторон бытия. На протяжении всего поэтического текста можно услышать преобладание звуков «т» и «с». Музыкальная деталь у Пастернака служит общей выразительности стихотворения. Сцепление схожих звуков в строке, перекличка таких звуков скрепляет текст, обогащает его ассоциациями. Фонетические связи в стихе позволяют поэту создать некую взаимосвязь рисуемых реальных предметов:
Задекламирует чердак
С поклоном рамам и зиме,
К карнизам прянет чехарда
Чудачеств, бедствий и замет.
Преобладание звуков «ч» и «р» в этом четверостишии способствует представлению о сумерках, темноте, даже таинственной черноте. Следующее четверостишие воспринимается как борьба темного и светлого, но пока с победой темного:
Буран не месяц будет месть
Концы, начала заметет.
Внезапно вспомню: солнце есть;
Увижу: свет давно не тот.
И все же энергию жизни придает всему стихотворению ощущение лирическим героем единства с внешним миром. Ритм поэтической речи становится особо динамичным. Этому во многом способствует использование поэтом глаголов преимущественно совершенного вида: «вспомню», «увижу», «глянет», «откроет», «крикну»... Способствует динамике речи и выбранный автором стихотворный размер ямб, который Пастернак использует в большинстве своих стихотворений. Надо сказать, что вечность и время постоянно присутствуют в стихах Пастернака, что сообщает поэтическому тексту еще и философское содержание:
В квашне, ладонью заслоняясь,
Сквозь фортку крикну детворе:
«Какое, милые, у нас
Тысячелетье на дворе?»
Здесь проявляется свойственное Пастернаку отношение к истории; он воспринимает себя и мир принадлежащими истории, как «второй вселенной, воздвигаемой человечеством в ответ на явление смерти с помощью явлений времени и памяти» («Доктор Живаго»). Лирический герой воспринимает себя как звено времени, он «вечности заложник / У времени в плену». И не оторванность это от жизни, в чем часто обвиняли Пастернака. А слово «тысячелетье» дает возможность ощутить дыхание той же вечности. Поэтому не ощущающий внутренних границ лирический герой может запросто «курить» с Байроном и «пить» с Эдгаром По:
Кто тропку к двери проторил,
К дыре, засыпанной крупой,
Пока я с Байроном курил,
Пока я пил с Эдгаром По?
Расширение времени и пространства подчеркивается и синтаксисом стихотворения. Если в первых трех строфах поэт использует короткие предложения, то далее каждое предложение — это целая строфа: «Пока в Дарьял, как к другу, вхож, / Как в ад, в цейхгауз и в арсенал, / Я жизнь, как Лермонтова дрожь, Как губы в вермут, окунал».
Душевный размах лирического героя так созвучен лермонтовскому: «Я любил все обольщенья света...» Финальные строки подчеркивают безграничность времени и утверждают небывалую полноту человеческой жизни. Ощущаешь не наигранный, а глубоко естественный лирический напор.
Когда Пастернаку понадобилось дать «определение поэзии», он просто единым взглядом, слухом, осязанием охватил окружающее, сделать это ему помогли эпитеты: «налившийся свист», «щелканье льдинок», «леденящая ночь» и др. Поэтическое восприятие позволило Пастернаку «во всем... дойти до самой сути».