Живой Журнал. Публикации 2007

История про писателей-фантастов (XXXVIII)

…но это ещё что — я видел писателя Кеворкяна. Про него часто говорили, да только никто его не видел. Вот никто уже не помнит, но писатель Кеворкян судился с библиотекарем Мошкиным. Причём и у того и у другого были защитники, и послушаешь защитников одного — выходит прав этот, а других защитников послушаешь — тот прав. Но, поскольку у Мошкина защитников было больше, они стали учить Кеворкяна уму-разуму, срать у него на лестнице, писать короткое русское слово на капоте автомобиля и злобно дышали в телефонную трубку.

Меня это заинтересовало, и я решил спросить писателя Кеворкяна, зачем ему это всё нужно. Мне, правда, было неловко, оттого, что никаких его книг не читал, а действовал так, из личного интереса.

Писатель Кеворкян посмотрел на меня печально и сказал:

— Ты действительно хочешь знать эту Страшную Тайну? Потому ведь, когда ты её узнаешь, то жизнь твоя повернётся криво, отвернуться от тебя друзья и дворники будут плевать тебе в спину.

Но я храбрился и подзуживал. Я хотел Страшной Тайны, которая объясняет всё, а плевков в спину я не боялся, потому как дворника в последний раз видел в детстве — да и то, когда зафигачил скалкой в соседское окно.

Тогда писатель Кеворкян взял меня под руку и стал прогуливаться по коридору. Он шептал в ухо объясняющие слова, и от них меня охватывал ужас. Там где мы проходили, иней выступал на стенах, жухли и облетали пластмассовые фикусы в холлах, и с глухим яблочным стуком падали лифты в своих шахтах.

Потом писатель Кеворкян исчез, а я остался стоять в темноте. Внезапно из темноты высунулась рука и схватила меня за рукав, это был переводчик Бараканов, что живёт на соседней со мной улице. Я-то сначала не обратил внимания на его глаза, всё-таки сосед, давно знакомы — а стоило бы. Потому что глаза у переводчика Бараканова были пустые-пустые, а рука цепкая-цепкая.

— Сейчас я тебя с замечательным человеком познакомлю, — бормотал он, глядя в сторону.

И, наконец, втолкнул меня в странное зарешёченное помещение, где сидели другие переводчики. Там их было много, этих переводчиков — разве только переводчика Харписова с женой не было. Но только потому, что они в этот момент реквизировали ценный фотографический аппарат. Кстати, переводчики приезжали на эту сходку особенные. Впрочем, нет — переводчики меня интересовали мало, но вот переводчицы… Их было много, и они совсем не напоминали сизых упырей-писателей. Улыбка молодости играла на их лицах, груди их были остры и высоки, фигуры стройны, пахло от них туманами, но не теми туманами, что вы можете нюхать чуть восточнее Капотни, а альпийской свежестью, что так неумело подделывают в стиральных порошках.

Смотрели переводчицы как бы сквозь тебя — потому что ты для них был химерой и чёрт знает чем, и подует ветер чуть сильнее, полетишь ты кверху тормашками с британцами и гамадрилами, а на месте останется вся привычная переводчицам жизнь — квартира на Тверской, чёрная машина, похожая на мобильный телефон, то есть, плоская до омерзения, камин вместе с дачей и сто человек охраны, которых нанял поклонник переводчицы. Но про него я рассказывать не буду, чтобы не стало совсем уж обидно.

Итак, переводчик Бараканов втолкнул меня в странное пространство и поставил, как куст перед травой.

— Здравствуй, — сказал он кому-то. — Здравствуй, великая переводчица Доброхотская-Апрелева, смотри кого я тебе принёс. Это тот самый, что неодобрительно отозвался о твоём переводе «Криптономикона».

Тут я боковым зрением увидел, как прекрасные переводчицы медленно сжимают кольцо. Понял я, что пало на меня проклятие писателя Кеворкяна, но поздно было. Хотел я притвориться, что никакой Страшной Тайны уже не помню, да без толку.

Извините, если кого обидел.

08 апреля 2007