Живой Журнал. Публикации 2007

История про советскую журналистику

К предыдущему посту. Там я уже коснулся этого краем.

Не самые лучше книги могут принести изрядно пользы.

Так вот, у журналистов есть общая безумная мысль (не знаю, кто им её внушил) — что литература лучше журналистики. Ну там, что газета живёт один день, а вот книга — типа, вечна.

Мне повезло, потому что я двигался в противоположном направлении, и быстро понял, что ничего не лучше никого.

Так вот всякий журналист норовит потом издать книгу из своих очерков — не пропадать же добру.

С советскими журналистами произошёл очень интересный опыт — они были жутко могущественны (всякое печатное слово требовало реакции, подразумевалось, что это опосредованное слово власти), и потом очеловеченные очерки расходились тиражом сто тысяч. Причём, кроме журналиста, никого никуда не пускали. Можно запросто быть в каждой бочке затычкой, если ты журналист — это просто входит в соцпакет, в условия контракта.

Для того, чтобы стороннему человеку полететь в стратегическом бомбардировщике, ему нужно быть журналистом. Или Президентом Путиным — впрочем, Путин не совсем посторонний — он ещё и Главнокомандующий над всеми бомбардировщиками. А журналист — так.

А в СССР это было так вдвойне, как в том самом анекдоте: "Нелёгкая журналистская судьба забросила нас в Париж".

Я бы не сказал, что выходящие отдельной книжкой плачи Панюшкина мне больно-то нравятся.

Но куда интереснее (хотя и менее виден) феномен советских журналистов, что печатают свои статьи сплавленные с воспоминаниями. Вот пишет абсолютно состоявшийся журналист о своей жизни, и, как итог каких-то очередных рассуждений приводит свои статьи. Всё бы хорошо, и я понимаю, что есть здоровый цинизм (что говорить о том, как тебя мучила цензура, понятное же дело), а можно скорбно сказать, что да, глядел я с Эйфелевой башни, а написал о забастовках французского пролетариата, смотрел на американские горы, а в голове складывался фельетон. Вот как мучила меня беспощадная жизнь.

Только беда, когда приложено то, что вышло — я в книге, о которой идёт речь, прочитал очерк о раненном лётчике, в госпиталь к которому торопится мать: "Седая женщина впервые поднималась над землей. Простая русская мать смотрела в темноту ночи. Самолет сжигал тысячи километров расстояния, разделяющего умирающего сына и ее, мать. Она ничего не видела. Она думала о сыне. «Дай мне его застать живым, — молила она судьбу. — Дайте мне увидеть его живым»". Ну ладно, тогда, может все так писали — но сейчас-то что?

То есть, тут есть две стороны проблемы — и если кто думает, что я хочу попинать советскую журналистику, то это не так. Она была ужасно интересная.

Первая — журналист, меняющий формат своих статей.

Вторая — у нас всегда существует внутренний и внешний заказчик на высказывание. И в Живом Журнале, как вы понимаете, тоже. Нас потталкивают внутреннее эмоциональное состояние, желание понравится друзьям и прочее, и прочее. Живой Журнал тем и хорош, что можно заглянуть лет на пять назад и ужаснуться. Ну, и себя изучить при этом.

Впрочем, пойду-ка я за груздями в лабаз.

Извините, если кого обидел.

20 апреля 2007