История про сталинского сокола (I)

Принялся читать воспоминания Главного маршала Голованова. Книга эта снабжена традиционными ремарками «На линии фронта», «Правда о войне» и «Впервые без купюр».

Честно говоря, в последней части я издательству «Центрполиграф» не очень доверяю: воспоминания Голованова издавались не один раз, и если не считать апериодических публикаций фрагментов в журнале «Октябрь» 1969–1972 годов, то можно говорить книге, сделанной Воениздатом в 1997, и совсем свежем тексте Голованов А.Е. Дальняя бомбардировочная… — М.: ООО «Дельта НБ», 2004.

В общем, нет у меня веры на слово, что «впервые без купюр» — вот если бы мне показали — тут, мол и тут. Восстановили страшную правду, ранее никому не доступную. А так — сомнения.

Но это очень хороший повод поговорить о купюрах в военных мемуарах и, конечно, о настоящем сталинском соколе Александре Голованове (1904–1975). Участник Гражданской войны, затем сотрудник ОГПУ (невнятную история про пистолет Савинкова мы опускаем), затем, в 1932-ом, почти в тридцать лет, он учится летать — и вот вырастает до шеф-пилота Аэрофлота. А за годы войны превращается в Главного маршала авиации (1944). Три ордена Суворова I степени и должность командующего Авиацией дальнего действия. Но в 1948 пришла опала — сначала его послали учиться, затем бросили на воздушно-десантный корпус, а в 1953 и вовсе был уволен из армии по состоянию здоровья. (Со здоровьем действительно были проблемы). Потом много лет Голованов заместителем по лётной части НИИ Гражданской авиации.

Это, мне кажется, характерный случай именно резкого карьерного роста при Сталине: из молодых, да ранних, яркая биография в непростое время — человека мобилизуют для выполнения великих задач — но вот задачи выполнены, а «без лести преданный» оказывается не у дел. Непонятно вообще, что с ним делать — амбициозным, неуживчивым, заточенным под вождя. И хорошо просто стариться — Николаю Вознесенскому, сорокасемилетнему председателю Госплана, не пережившему Сталина по известной причине, повезло меньше.

А вот причины потенциальные купюр в советских военных мемуарах я могу разделить на три части: во-первых, это разговоры о Сталине, во-вторых, отход от корпоративной версии войны, в-третьих — ситуации, когда военноначальник вторгается в смежные области и с ретивостью начинает давать политические оценки событиям.

Надо понять, что дописывание реальности имеет совсем другую природу. Невозможно себе представить стимул, побуждающий, к примеру сэра Уинстона Черчилля вписать в мемуары что-то вроде «Об этом мы хотели посоветоваться с начальником политотдела 18-го шотландского полка ****, но он как раз находился на Критском плацдарме…».

При этом маршал Жуков в своих "Воспоминаниях и размышлениях" как раз имел своё право написать: про Сталина«Действительно ли И. В. Сталин являлся выдающимся военным мыслителем в области строительства вооруженных сил и знатоком оперативно-стратегических вопросов?

Как военного деятеля И. В. Сталина я изучил досконально, так как вместе с ним прошел всю войну. И. В. Сталин владел вопросами организации фронтовых операций и операций групп фронтов и руководил ими с полным знанием дела, хорошо разбираясь и в больших стратегических вопросах. В руководстве вооруженной борьбой в целом И. В. Сталину помогали его природный ум, богатая интуиция. Он умел найти главное звено в стратегической обстановке и, ухватившись за него, оказать противодействие врагу, провести ту или иную крупную наступательную операцию. Несомненно, он был достойным Верховным Главнокомандующим».

Однако сначала Сталин был богом, потом оказался исчадием ада, а потом наступил период, когда Сталин стал чем-то вроде Волан-де Морта, фигурой умолчания. Все знают, что он есть, но вслух никто о нём не говорит. Дальше всё смешалось в кашу, но ясно, что в то время, когда каждое появление Сталина, особенно в мемуаристике, было санкционированным и редактированным, все эти долгие пассажи о Верховном Главнокомандующем ни в какие ворота не лезли.

Голованов сам испытал угрозу ареста, расстреляли зятя-чекиста, но он был предан вождю, о чём честно и пишет, говоря не только о принятии решений, но и о частной жизни. Сталин посоветовал Голованову лечится от странного нервного заболевания водкой (и тот вылечился — и жизнь его из пальцев не стала больше течь. Егор трусы стирает, он койку застелил, И тает, тает, тает в крови холестерин…». Или там после пьянки Черчилля выводят, поддерживая под руки, «а я стоял как завороженный и смотрел на Сталина. Конечно, он видел, что я все время наблюдал за ним. Подошел ко мне и добрым хорошим голосом сказал: «Не бойся, России я не пропью. А вот Черчилль будет завтра метаться, когда ему скажут, что он тут наболтал…» Немного подумав, Сталин продолжил: «Когда делаются большие государственные дела, любой напиток должен казаться тебе водой, и ты всегда будешь на высоте. Всего хорошего». — И он твердой, неторопливой походкой вышел из комнаты».

В начале семидесятых, когда воспоминания Голованова только печатались в журнале, лётчик-испытатель Марк Галлай написал Голованову письмо. Авторитет Голованова у лётчиков высок — и, кстати, когда над оккупированной территорией сбили самого Галлая, он, как и многие другие лётчики дальней бомбардировочной авиации, никакие фильтрационные лагеря не проходил, а сразу продолжил летать — именно потому что Голованов выбил такое условие для своих пилотов.

Галлай упрекал своего бывшего командующего в реабилитации Сталина — в начале семидесятых многих беспокоила эта тема (правда, он апеллировал к решениям Съездов и Пленумов — ну, а на каком языке вести диалог с преданным вождю маршалом?): «произвол, направленный в добрую сторону, вроде помилования Екатериной Второй Гринева в “Капитанской дочке”, но тем не менее произвол. А ведь нынешний читатель не представляет себе, какой процент составляли такие “монаршей милостью” помилованные люди по отношению ко всем невинно пострадавшим. Вы же рассказываете только о помилованных, причем так, будто миловал Сталин, а сажал — неизвестно кто, на манер этакого стихийного бедствия». Тональность, в которой Вы рассказываете о том, как Сталин “подводил теоретическую базу” под такие вопросы, как “организация артиллерийского наступления или создание мощных резервов…”, как он учил артиллеристов ведению артиллерийской подготовки (“…и разъяснял, почему”), как “имел твердую точку зрения относительно того, как должны организовываться войсками подготовка и прорыв обороны противника”, — вызывает в памяти в свое время не раз слышанное и читанное: “величайший полководец всех времен и народов”, “корифей всех наук” и т. п. Я хотел бы, чтобы Вы поняли меня правильно. В отличие от некоторых шибко активных “борцов с последствиями культа личности”, я ни в коем случае не призываю Вас вообще не рассказывать читателю о личности Сталина. Наоборот! Хорошо это было для нас или плохо, но Сталин был, и выкинуть его из истории невозможно, да и не нужно. И объективный рассказ об этой фигуре представляет большой интерес. Но именно — объективный! Почему вопрос об объективном показе личности Сталина представляется мне и, конечно, не одному мне, но многим, многим нашим современникам таким жизненно важным?

Казалось бы, не все ли равно? История знает так много несправедливых посмертных репутаций — путь будет еще одна, ничего страшного?.. К сожалению, так рассуждать в данном случае не приходится! Мне кажется, что — сколь это ни парадоксально — сторонники “посмертной реабилитации” Сталина, время от времени подающие голос, и люди, которые считают такой поворот дел крайне опасным для нашего общества, исходят из…одного и того же соображения. И те и другие понимают, что “реабилитация” Сталина — это одновременно и реабилитация тех методов, нравов, той общественной атмосферы, которые он насаждал».

Есть и второй круг обстоятельств, вызывавших изъятие из мемуаристики: отношение с товарищами по оружию. Известна судьба Валентины Гризодубовой, Героя Советского Союза ещё с 1938 года, женщины по воспоминаниям современников, бесстрашной. В войну она была не избалованна нарадами, а потом и вовсе снята с командования полком.

Голованов это объясняет высокой аварийностью части, плохим командованием, и рассказывает, что Гризодубова написала на неё жалобу, но в результате дело кончилось для Гризодубовой дурно. Маленков, разбиравший дело, объявил, что она идёт под трибунал, а вопрос о партийной принадлежности решат сразу: «здесь, что последовало за объявлением этого решения. На коленях, в слезах молила Гризодубова о прощении, почему-то больше обращаясь ко мне, чем к секретарю ЦК…».

Впрочем, версии Гризодубовой мы не знаем.

В любом случае эта история могла быть напечатана только когда нарушился монолитный блок народных героев.


Наконец, третье: политические акценты. Судя по воспоминаниям Феликса Чуева, верный сталинский сокол то и дело высказывался по поводу разных политических событий — от массовых репрессий до национального вопроса. И его высказывания (правда, в пересказе) выглядят несколько дураковато. Оттого политические ремарки, которые делает мемуарист, всегда были точкой приложения усилий советского редактора.

Вот 1942 год — в Великобритании при подготовке советской миссии в Америку разбился самолёт с советской группой. Голованов пишет: «Стало очевидно, что некоторые высокопоставленные лица в Великобритании знали о готовившейся встрече руководителей нашего государства с президентом Соединенных Штатов Америки и явно не желали ее. Поскольку пресечь или отдалить эту встречу обычными дипломатическими путями (а этих путей в дипломатии всегда имеется великое множество) уже оказалось невозможным, эти лица пошли на крайние меры, надеясь если не сорвать, то во всяком случае поелику возможно оттянуть ее. Ведь эта встреча должна была решить вопрос об открытии второго фронта в Европе в 1942 году, к чему склонялся президент США Рузвельт и против чего категорически возражал премьер Великобритании Уинстон Черчиль. Все было сделано по всем правилам искусства: погиб экипаж английского самолета, погибли два представителя английского государственного ведомства. Для расследования происшествия назначена специальная комиссия, в которой предложено принять участие и нам. Простые люди в Англии могли искренне поверить в происшедшее несчастье. У нас такой веры не было… Было достаточно обоснованное мнение, что свидания руководителей Советского государства с президентом США наши английские коллеги не хотят и пытаются всячески отдалить встречу Сталина с Рузвельтом. В истории Англии, как мы знаем, подобные «случаи» бывали не один раз. Уверенность в безопасности нахождения наших советских людей на территории союзного государства оказалась преждевременной. Самолет без своего командира, казалось, был обречен на длительную стоянку на аэродроме Тилинг, так как доставка туда другого летчика, которого теперь не хватало в составе экипажа, потребовала бы немало времени… Известие о гибели Асямова произвело сильное впечатление на Сталина. Он долго молчал, а потом, покачав головой, сказал:

— Да, хорошие у нас союзники, ничего не скажешь! Гляди в оба и во все стороны. — Вновь помолчал и спросил: — Ну что же нам теперь делать? Встреча с Рузвельтом должна обязательно состояться»! Для обвинения военного союзника в диверсии и предательстве нужно либо употреблять дипломатический яд, либо уж показывать доказательства. Или поговорит-поговорит Главный маршал о войне, да как завернёт о том, что за окном у него было: «На примере многострадального народа Чили видим мы всю сущность империализма, который, не останавливаясь ни перед чем, восстанавливает свои утраченные права и в прямом смысле истребляет не только всех ему сопротивляющихся, но и тех, кто просто с ним не согласен. Вот к чему может привести и приводит вера людей, стоящих у руководства своей страной, в то, что можно мирно и беззаботно жить бок о бок с капиталистом, если тебя поддерживает большинство населения, хотя взгляды твои на то, как должно жить это общество, — некапиталистические и ты их проводишь в жизнь демократическим путем. Такая вера потянет в пропасть не только руководство страны, но и весь народ. Мы видим это сейчас на горьком примере народа Чили. Мирное сосуществование некапиталистического общества с капиталистическим, безусловно, возможно, но при наличии надлежащей мощи, гарантирующей от всяких возможных неожиданностей».

В общем, дай генералам поговорить — они такого понараскажут, что последние штаны на репарации придётся отдать.

А так книга полезная — для неангажированных интересующихся вопросом людей.


Извините, если кого обидел.


14 августа 2007

Загрузка...