Он брал Берлин!
Он, правда, брал Берлин.
…Тут я начну повторяться: новые жизнеописания Гумилёва и пересказы его идей соответствующие: «Находясь в горной местности, предки монгольского народа вполне могли столкнуться с природным явлением, вызвавшим мощное электромагнитное излучение и породившим пассионарный толчок. И именно с того самого момента монголы из тихого, забитого и отовсюду гонимого племени превратились в пассионарный этнос, который вскоре стал вершителем мировых судеб». Тут же автор сообщает, что железо тут не случайно. Оказывается «сакральные особенности острова Валаам на Ладожском озере во многом объясняются наличием большого количества железной руды на том самом месте, где воздвигнут знаменитый русский монастырь. Железный субстрат и обеспечивает тот благоприятный энергетический ток, который чувствуют все, кто посещает это священное место». ННу, понятно, субстрат. Без железа не уверуешь.
А то ведь, как почитаю адептов русского космизма и оной теории (не путать её с вполне конкретными статьями Гумилёва по конкретным поводам), так прихожу в расстройство. Потому как понимаю, что, несмотря на некоторую начитанность, я, как классифицировал один из биографов Гумилёва «один из безликой массы людишек, что не имеет ничего общего ни с высокой поэзией, ни с подлинной наукой».
Причём это не собственно даже Православие — это особый конструкт — там насыпано космизма, там в углу стоит Штайнер, посредине комнаты машет хоботом Ганеша, какие-то отеческие гробы повсюду расставлены, а теперь ещё Русская Государственность довольно странного извода.
Да и хуй бы с ним, с этим делом, но мне это всё время не за поэзию отеческих гробов вкупе с индийскими слонами выдают, а за науку. К поэзии отношусь с пониманием, а к этой странной ереси ноосферного космизма — нет.
Поэтому, как я услышу над ухом «ноосфера», так, думаю, упыри пришли. Впрочем, нет, иногда оказывается, что это пришли пьяницы-фантасты, и я иногда добрею. Беру водки там, груздей и иду в лесок со скатёркой.
Фантастам можно писать всякое — они ведь не претворяются учёными.
Но в чём, собственно, сама «теория Гумилёва»? Потому как получается, если обрывать с неё лепестки метафор, то выходит, что а) на этнос влияет его окружение, и б) всяки этнос проходит фазы подъёма, пассионарного перегрева, надлома, инерционную фазу, фазу обскурации, гомеостаз, мемориальную фазу и вырождение.
Никакого возмущения эти утверждения не вызывают, но по мне, так ничем не отличаются от известного романа в стихах:
Увы! на жизненных браздах
Мгновенной жатвой поколенья,
По тайной воле провиденья,
Восходят, зреют и падут;
Другие им вослед идут…
Но дальше-то что? В чём суть, кроме нехитрой мысли, что всё имеет свой конец и своё начало? Введение новой терминологии? Противостояние вульгарному социологизму? При этом сейчас «учение Гумилёва», по крайней мере у многих его последователей, превращается в аналог учения Карла Маркса — совокупность очень интересных данных, довольно рисковые обобщения в смеси с очевидными обобщениями — и дальше шаманические взмахи руками.
«Шаманические» — это отнюдь не обидное слово, а именно тот элемент веры, о котором говорилось выше. Или элемент поэзии.
Показательна история с Тимофеевым-Ресовским: они довольно плотно общались в 1967–1968 годах, когда собирались писать вместе статью, говорят, Гумилёв всё время, когда летом жил в Москве, ездил в Обнинск к Тимофееву-Ресовскому — на субботу-воскресенье. Видимо теория уже была сформулирована, а у Тимофеева Гумилёв искал как бы научного объяснения пассионарности как мутации, проходящей "весьма быстро и необратимо под воздействием неизвестного пока излучения в оптической части спектра". Когда ему таких подпорок не дали, общение быстро развалилось. (Тут ведь вот в чём дело — при подобных обобщениях можно придумать класс, включающий в себя малахит, ёлку и крокодила, и выводить некоторые закономерности его жизни. И правда, и конкретный кусок малахита когда-то создан и когда-то разрушится, и крокодил был рождён, а потом сдохнет, да и у ёлки есть свой цикл. Но я бы не назвал такое объединение продуктивным). А Причём новое сектантство "космических гумилёвцев" это не собственно даже Православие, не язычество — это особый конструкт — там насыпано космизма, там в углу стоит Штайнер, посредине комнаты машет хоботом Ганеша, какие-то отеческие гробы повсюду расставлены, а теперь ещё Русская Государственность довольно странного извода.
Да и хуй бы с ним, с этим делом, но мне это всё время не за поэзию отеческих гробов вкупе с индийскими слонами выдают, а за науку. К поэзии отношусь с пониманием, а к этой странной ереси ноосферного космизма — нет. Поэтому, как я услышу над ухом «ноосфера», так, думаю, упыри пришли. Впрочем, нет, иногда оказывается, что это пришли пьяницы-фантасты, и я иногда добрею. Беру водки там, груздей и иду в лесок со скатёркой.
Фантастам можно писать всякое — они ведь не притворяются учёными.
Если подытожить, то с Гумилёвым всё куда интереснее — он идеальный повод к обсуждению сразу нескольких проблем, и не только практически-исторических. Например:
— Где грань лихости и остроумия в разговоре на какую-нибудь гуманитарную тему? Вот у писателя нет этих ограничений — знай себе, придумывай метафоры. А к Гумилёву претензии в основном, что он — раззудись плечо, размахнись рука — начал сыпать историями и датами. Он был человек чрезвычайно, чрезвычайно эрудированный, но при таком подходе обречённый на глупости. А всякие упрёки он избывал остроумием, что к науке прямого отношения не имеет.
— Что нам, бедным крестьянам делать? Куда нам бедным неспециалистам податься? Не беседовать с профессионалами, а если беседовать, то поддакивать? Потому как реальной особенностью современной науки (в том числе и истории) стало то, что она специализирована. И ответ профессионала: "Прежде чем беседовать о (к примеру) хазарах — прочтите академика В., академика Р. И ещё монографию Клюгге… Она, правда, у нас не переводилась, но была депонирована во ВНИИТИ в 1978 году" — так вот, этот ответ означает либо: "Я недостаточно компетентен, отстаньте от меня и не позорьте", либо "Я не могу сформулировать ответ понятным для кого-то, кроме узкого круга единомышленников образом". Что хорошо для академической дискуссии, вовсе не работает в частном обмере мнениями.[21]
И мы, честные обыватели, прекрасно понимаем, что никакого мифического Клюгге мы читать не будем — потому что у нас много дел, да и жизни ползать по всем архивам не хватит. И что тогда делать? Забыть проблему или поверить кому-то из спорщиков на слово?
— Ответственны ли мы (они) за последователей? Понятно, что нам не дано предугадать, как наше слово отзовётся, с другой стороны — Великий Инквизитор, Вагнер-Гитлер и прочая безумная каша.
Всё это вопросы трудные, но полезные. А в случае с Гумилёвым, можно сказать одно — это поэт и учёный, и уж что-что, а наличие большую поэтической метафоры вовсе не оскорбительно.
Извините, если кого обидел.
29 августа 2007