Силы Земные

LXXXI

Мифсуд не явился собственной персоной. Он прислал Аццопарди. Мистера, а не брата. Наверное, не родственника, просто однофамильца. Когда он вошел, я сидел в своем кожаном хромированном самоходном кресле-каталке. Мария Фенек, моя восемнадцатилетняя сиделка, открыла ему дверь. Я беседовал с Аццопарди, смуглым молодым человеком с пустыми черными глазами и большими бакенбардами, в своем кабинете с книжными полками, свидетельствующими о моем давнем роде занятий. Аццопарди сразу же разъяснил мне, что сделал мне исключительное одолжение вообще придя ко мне: согласно правилам это мне полагалось явиться к нему, кротко позвякивая металлическими символами моего подчинения экспроприации. Я ему деликатно заметил, в каком состоянии я нахожусь. И что мое вынужденное отсутствие на Мальте было следствием неспровоцированного насилия, которому подверглась моя личность, необходимого и, добавлю, весьма дорогостоящего лечения, включая и налоги, полной обездвиженности, которая, как он может сам убедиться, сохраняется по сей день, и что вряд ли пристало человеку в моем положении и при моей репутации ехать в кресле-каталке по полным движения улицам несколько миль от Лиджи до Флорианы. Он это понимал, потому и отлучился из своего очень загруженного работой оффиса и пришел ко мне. Могу ли я теперь вручить ему ключи?

А где же мне жить по совершении акта экспроприации? Его это не касалось. На острове есть несколько гостиниц. Есть еще больницы и дома призрения. А если бы я вам сейчас сказал, что уже продал свою собственность англичанину, желающему по глупости поселиться на Мальте?

Это было бы вопреки законам, о которых я, очевидно, не осведомлен. Иностранцам запрещено теперь продавать собственность другим иностранцам.

— Я — очень старый человек, — сказал я. — Я тяжело работал всю свою жизнь и думал, что наконец-то, приплыл в свою гавань, нашел себе пристанище. Если я богат и по этой причине считаюсь законной добычей грабительских едва народившихся правительств, то все мои богатства нажиты законно. Я за все платил, мистер Аццопарди, и ни в чей карман не залезал. Более того, меня самого много раз грабили, и с меня довольно. Я не вижу почти никакой разницы между насилием, которому я подвергся лично в святом Риме, и насилием, которое ваше правительство собирается совершить в отношении моего естественного права распоряжаться своею собственностью по своему усмотрению.

Нет никакого естественного права. Права даруются правительствами, а не природой.

— Мои книги, мои бумаги, моя мебель — это все также подлежит конфискации? Ваше правительство не позволит мне ничего считать принадлежащим лично мне?

Если движимое имущество останется на месте на тот момент, когда правительство Мальты именем мальтийского народа вступит во владение недвижимостью, оно также подлежит конфискации. Тем не менее, правительство не есть чудовище. Вам дается три дня, начиная с сегодняшнего, для того, чтобы увезти то, что можно увезти.

— У меня нет телефона. Не могли бы вы быть настолько любезны и позвонить от моего имени господам Кассару и Куперу в Валетте и попросить их организовать перевозку моего движимого имущества в Соединенное Королевство и там сдать на хранение в городское хранилище по их собственному выбору?

Я требую слишком многого, но видя мои затруднения он из личной симпатии ко мне готов выполнить мою просьбу.

— Вы окажете мне еще одну услугу, — сказал я, — а если не окажете, я ославлю ваше правительство в мировой прессе как истинное чудовище, каковым, как вы говорите, оно не является. Не стоит недооценивать силу всемирно признанного и уважаемого пера, мистер Аццопарди. Я соберу здесь фотокорреспондентов, которые запечатлеют зверское изгнание из собственного дома заслуженного старого искалеченного больного и несчастного человека. Так и передайте мистеру Мифсуду. И вашему премьер-министру также. И вашему архиепископу. Ей-богу, было время, когда британские крейсера стерли бы с лица земли всю вашу столицу от реки до гавани при малейшем намеке на то, что с гражданином Британии обошлись так, как вы обошлись со мной.

Времена изменились. Это больше не колония. У Британии нет больше никакой силы в мире. Мальта не является могущественной державой, но у нее есть могущественные друзья. Мои заявления непристойны. Берегитесь клеветать на мальтийский народ и его избранного главу государства. Чего еще я требую?

— Вы повесите на фасаде этого дома большую круглую мемориальную доску. На этой доске должны на веки вечные быть выгравированы слова. Запишите их к себе в записную книжку. Давайте, давайте, сэр, записывайте. КЕННЕТ МАРШАЛ ТУМИ, БРИТАНСКИЙ ПИСАТЕЛЬ И ДРАМАТУРГ ЖИЛ ЗДЕСЬ ДО СВОЕГО ИЗГНАНИЯ ПРАВИТЕЛЬСТВОМ МАЛЬТЫ В СЕНТЯБРЕ 1971 ГОДА. Записали? — Этого сделать нельзя. Это не входит в обязанности его департамента или какого-либо иного департамента правительства. Это могу сделать лишь я сам или какая-то заинтересованная частная организация, если, конечно, правительство позволит установку такой мемориальной доски, представляющей ничтожный интерес для мальтийского народа на его собственности.

— Это, черт меня побери, будет сделано, — в дикой ярости закричал я. — А теперь избавьте меня от присутствия вашей мерзкой и ничтожной бюрократической особы, пока я не довел себя до смертельного сердечного приступа и не проклял вас в последний момент своей жизни. Я, сэр, свою жизнь прожил и вполне готов к этому. Убирайтесь. Убирайся вон, мерзкий вонючий червяк, гложущий смердящий сыр, в который превратился нынешний мир.

Совсем не таким мне хотелось бы видеть свое возвращение домой.