Ивонет не становилось лучше. Она всё реже вставала с кровати, голова ее почти не проходила. Раймунд всё свободное время ухаживал за возлюбленной, кормил ее, подушку взбивал. А когда мужчины не было рядом, об Ивонет заботилась одна тетка, которую никто не любил из поселения. И ни она, ни Раймунд не подпускали Ют к матери, говорили, что девочка снова расстроит Ивонет своими выходками. Макки больше не общался с Ют. Когда она гуляла у колодца, лешик делал вид, что ее нет. Ют не совсем понимала, в чем виновата: в том, что согласилась, когда он назвал ее нимфой, или в том, что она человек. Еще Раймунд растрепал всем, как плохо себя ведет Ют, и подростки стали ее травить. Разве что старушка Эрна не давала девочке совсем зачахнуть. А маме становилось только хуже, и Ют не знала, как помочь. Она думала, что, возможно, это от плохого питания, и тайком таскала в дом всякие орешки, ягоды из гор. Раймунд это вскоре заметил и сделал совершенно логичные, как ему казалось, выводы. Он подошел к девочке и спросил: «Ты воруешь?» Ют нахмурилась. Снизу вверх она посмотрела на Раймунда нагло и уверенно — худенькая, маленькая, раза в три его меньше. Раймунд почувствовал себя рядом с этим ребенком ничтожеством. «Как же так, — думал он, — почему такое крошечное существо доставляет столько проблем? Как же так, Анико умер, но продолжает через свою дочку — такую же напористую — вставлять мне палки в колеса и мешает быть с любимой». «Я не ворую, — спокойно ответила Ют. — А вот вы на самом деле любите маму или притворяетесь? Если на самом деле, то сделайте милость, убейте себя и принесите в жертву, чтобы ей стало лучше». И девочка, пока страшный дядька не опомнился, выскочила из дома.
Как-то раз утром Ют с недовольством жевала завтрак. Другие за обе щеки уплетали эти гадости и на девочку ворчали: «Не хочет есть она. Вот что за негодяйка!» Тут Ивонет вышла из спальни ни жива ни мертва: лицо ее было серым, с впалыми внутрь глазами, кончики вымокших волос топорщились в стороны. Она еле передвигала ноги, а в глазах читалась… Раймунд подскочил к возлюбленной, помог ей дойти до стула.
— Мне приснилась, — сказала Ивонет, потирая потный лоб, — беременная женщина без головы. У нее волосы доходили до плеч, но ни к чему не крепились. Головы не было… Женщина сказала мне: «Ты будешь участвовать в родах». И я почему-то не могла отказаться. И-и-и… я спросила: «Кто у вас там: мальчик или девочка?» А она ответила: «Это неважно. Ребенок родится мертвым». И на меня нашел такой ужас. «И, что, ничего нельзя сделать? Он уже мертв?» — спросила я. «Там одна гниль, — ответила женщина. — Прости, милая, но уже слишком поздно. Срок подходит к концу».
Весь день Ют проходила словно во сне: ничего вокруг не видела, ни с кем не говорила. Ноги сами привели девочку к дому над обрывом. Ют снова зашла в вечное лето, только больше ее здесь никто не ждал. Она думала о том, как помочь маме. Может, обратиться к нимфам за помощью? Они принесут Раймунда в жертву, и мама поправится. Было бы здорово. Но на самом деле жутко. Макки говорил, что с нимфами лучше не связываться, они ненормальные. Кто знает, что сделали бы эти амазонки, приди к ним Ют опять. Папа… папа бы знал. Но… Ют охватил ужас. Она бросилась к яблоне, сорвала там один фрукт для мамы, второй, скидывала их в подол юбки.
Затем Ют побежала домой. В дверях она столкнулась с Раймундом. Он увидел яблоки и с яростью схватил девочку за плечи, затряс ее. Фрукты раскатились по полу.
— Где ты достала это, дрянь? — закричал он.
— В горах, там всегда лето и растут фрукты. Я же говорила.
— Так, значит, мы здесь голодаем, а ты от нас место с едой прячешь? Покажи его!
— Нет, — выдавила Ют и заметила, как свирепеет Раймунд. — Я не могу. Там живет мой друг и другие… А вы считаете их монстрами. Вдруг вы им что-то сделаете.
— Ну ты и дрянь! — взорвался Раймунд и отбросил девочку в сторону. — Твои соплеменники подыхают от голода, а тебя волнует судьба чудовищ? Что ты за отродье такое?
Мужчина кричал. Даже Ивонет вышла из комнаты, чтобы его успокоить. Ют плакала, она боялась Раймунда. Голова с длинным клювом и потекшим глазом будто ожила и управляла мужчиной, как марионеткой. Ют чувствовала, что Раймунд ее прибьет, но узнает, где вход в пещеру. Девочка, когда этот тиран отвлекся, побежала в лес. Там она на всякий случай долго запутывала следы, а затем прокралась в пещеру. Нужно привести отца. Сегодня или никогда.
Девочка уверенно подошла к колодцу. Ей повезло. Макки был там, но продолжал не замечать Ют.
— Пойдем сегодня на гору предков? — осторожно спросила она.
— Сама иди туда, — ответил Макки, даже не посмотрев на бывшую подругу.
— Ты на меня обиделся? — спросила Ют и подошла к Макки с другой стороны. Он отвернулся.
— Зачем ты пришла? Нам нельзя видеться. Ты мне соврала, ты — человек.
— Во-первых, не врала. Это ты сказал, что я нимфа. А, во-вторых… тебе Лаура запретила? Не слушай ты ее! Мне тоже говорили, чтобы я не общалась с монстрами. Но это всё бред. Мы — друзья, и мне плевать, кто там что говорит.
— Твои соплеменники считают всех, кто не похож на них, чудищами, недолюдьми, — сухо проговорил Макки. — При этом люди сжигали целые наши поселения, пытали нас, убивали: и женщин, и детей. Они еще называли себя спасителями, борцами со злом. Так как же мне с тобой дружить после этого?
— Но ведь я плохого не делала! Я не считаю себя лучше вас. Я твой друг.
— Знаю, и ты не виновата в том, что родилась человеком. Но ты — человек! Тебя растили те, кто убивает нас. Я знаю, надо быть добрым и прощать, но… я не могу простить их. Это предательство по отношению к умершим. И не могу простить тебя.
Ют стояла молча. Макки тоже и слегка пошатывался.
— Моей маме всё хуже, — наконец произнесла девочка, не поднимая глаз. Лешик встревожено посмотрел на нее. — Мама… постоянно лежит, у нее раскалывается голова. Мне страшно, — с надрывом произнесла Ют. — Я не знаю, что делать. Еще этот ужасный Раймунд. — Слезы полились из ее глаз. — Он на меня орет и не дает общаться с мамой. Она не хочет быть с ним. Раймунд ей противен! Но мама с этим человеком ради меня, хотя из-за него ей только хуже. Папа бы всё исправил. Он всегда знал, что делать. А я не знаю! Но мне страшно одной идти за ним. Я такая маленькая, а мир такой огромный… и если бы не ты, в прошлые разы я бы уме… — Ют не смогла выговорить запретное слово, — я бы здесь сейчас не стояла. Пожалуйста, если ты всё еще мой друг, помоги. Пожалуйста.
Дети третий раз пошли вдоль рельсов. Давно превратились в пыль те, кто когда-то катался здесь на поездах, железные балки зарастали мхом и постепенно исчезали под слоем земли. Эта дорога вела на гору предков…Там Ют надеялась встретить отца. Девочка и лешик снова говорили друг с другом, шутили. Ют даже в какой-то момент показалось, что всё по-прежнему. Но, когда смех затихал, оставалась эта тишина.
Дети добрались до вершины. Было холодно и как-то странно дышалось. Вот она — гора предков. Ют представляла ее совсем иной. Где прекрасные сады и дома? Повсюду стояло множество гигантских камней — все черные и исписаны сверху донизу. Изредка виднелись посаженные цветы.
— И где же предки? Как с ними общаться? — удивилась Ют.
— Э-э-э… Наверное, в начале надо найти имя родственника на скале, — предположил Макки, подошел к ближайшему камню и прочел пару слов. — Здесь то, кем был предок и кто его дети, мама с папой.
Ребята начали искать имена. Ют казалось это скучным. Но затем она вдруг заметила у обрыва женщину.
— Смотри, — почему-то шепотом сказала девочка, — там кто-то стоит.
Макки никого не видел. Но незнакомка была там, она возвышалась на краю скалы и словно манила Ют. Девочка пошла к ней. Ветер развивал темные волосы женщины и черную полупрозрачную ткань на ее бледном теле. Лица не было видно, потому что незнакомка его не имела, как и головы. При этом Ют чувствовала на себе взгляд этой мистической особы.
Затем девочка заметила, что у женщины появился на руках младенец — весь белый, лысый и бездвижный. Дама сорвала с себя один из лоскутов ткани и начала оборачивать в него ребенка — вместе с головой малыша и вокруг шеи. Мурашки прошлись по всему телу Ют, и она побежала, чтобы остановить негодяйку, но та уже развернулась к обрыву и вытянула вперед руки. Ют рванула что было мочи. Незнакомка отпустила дитя. Оно, падая, исчезло, оставив только полупрозрачную пеленку. Ветер гнал ее то вниз, то вверх. Ют поднялась на скалу, но там уже никого не было. Девочка обессилено свалилась на колени, ей хотелось рыдать и кричать одновременно. Что-то внутри будто оборвалось, и она не знала, как без этого дальше быть.
Ют спустилась к Макки. Друг был в ярости. Он нашел имена своих родителей и других леших. Их всех убили — сожгли вместе с дровами, закололи, распилили. Люди. Люди это сделали. Потому что они все убийцы и предатели и такое омерзительное существо, как человек, не должно жить в этом мире.
Обратно дети возвращались молча. Они не замечали друг друга.
Была глубокая ночь. Ют потеряла дорогу. Она не видела дальше рельсов. Ей стало страшно. Она оставила сапожки на земле и забралась на дерево, надеясь, что там ее никто не найдет. Как только солнце встало, снова пошла в путь. Вечерело. Ют хотела есть, пить. Она обрадовалась бы даже чертову Раймунду.
И вот девочка дома. Зашла на порог.
— Ют! — окрикнула ее Эрна. Малышка вздрогнула. — Прежде чем ты зайдешь в эту комнату, я должна с тобой поговорить.
Ют повернулась к старушке. Та мирно сидела в кресле позади горящего камина, вязала что-то красное. В комнате было темно, скрывшееся солнце окрасило мир в серые краски.
— Зачем? — спросила Ют, но подошла к Эрне.
— Так надо, — сказала старушка спокойным голосом. — Садись напротив меня.
Ют, исполненная чувством непонятной тревоги, послушалась ее.
— Ты знаешь, что такое смерть? — внезапно спросила Эрна. — Ты понимаешь, что случилось с твоим отцом?
— Да, — ответила Ют неуверенно. — Он попал на небо…
— Милая. Смерть — это не сказочное путешествие в волшебную страну. Это конец жизни. Рождение — это когда тебя не существовало и вдруг ты появился. А смерть — ему обратное явление. Люди уходят и не возвращаются. И твой отец не вернется.
— Я… — Ют хлипнула носом. — Я хотела найти его… я даже забралась на гору предков!
— Милая моя. Живым нет дороги в мир мертвых. Крепись — ты его не найдешь.
Ют печально глядела вниз — на шерстяные колготки. Краем глаз она замечала, как тени от огня волнами блуждают по полу.
— Милая, — сказала Эрна. — Ты должна простить нас кое за что. Тебя не было два дня… И в это время…Милая, твоя мама умерла.
— Что? — вырвалось у Ют. Она подняла голову на Эрну, в глазах девочки блестели слезы. — Неправда! — вскричала Ют, спрыгнула с кресла и побежала в комнату. — Мама! Мама! — Она ворвалась в спальню, но та была пуста. У стены стояла заправленная постель. Рядом тазик с водой — на том же месте, как и когда Ют уходила. — Мама! — вскричала девочка и заглянула под кровать, шкаф. Ют выбежала из комнаты и остановилась посреди зала, глядя на Эрну. — Где она?
— Ее похоронили. Прости, но ты не возвращалась несколько дней.
— Нет, — тихо пропищала Ют и заплакала. Она подбежала к Эрне и уткнулась в ее плечо.
— Тише, тише, милая. Я с тобой. Я рядом.
Внезапно скрипнула дверь. С мимолетной надеждой Ют обернулась… На пороге стоял Раймунд. В черном костюме, босой, воротник весь измятый, а под ногтями на ногах виднелся толстый слой грязи. Мужчина пошатывался, глаза его окутал дурман. Раймунд был так пьян, что казался покойником. Зато ожила черепушка с жутким клювом на его голове: черные перья встали дыбом, как у озлобленного зверя, а мертвые серые глаза во всю уставились на Ют, зрачок их расширился.
Раймунд не двигался. Ют стало не по себе, и она отошла от Эрны. Тогда мужчина заметил девочку. Он пошел на нее, покрывая всю комнату своей огромной тенью, и влепил тяжелую пощечину.
— Вернулась-таки, тварь.
От удара Ют потеряла равновесия. Пару мучительных мгновений она стояла, понимая, что сейчас упадет. Взгляд ее остановился на хищных глазах с кровоподтеком. Какая жуткая птица. Ют свалилась на пол.
Эрна заорала на сына, разбила вазу и пригрозила убить его, если он поколотит ребенка. Раймунд клялся, что не сделает этого, но уже через минуту неистово кричал на Ют. Своими огромными руками он охватил плечи девочки и ее спину. Его большая красная рожа находилась так близко к лицу Ют, что закрученный кончик клюва впивался ей в затылок, словно желая его вскрыть.
— Это ты виновата в ее смерти, гадюка! — говорил Раймунд, брызжа слюной. — Ты каждый день доводила свою больную мать. Даже до припадков! Чтобы потом выслушивать ее извинения. Напоминала об отце… Дрянь! Нашла себе укромное местечко и обжиралась там, пока твоя исхудавшая мать подыхала от голода. Притом не только Ивонет, но и твои соседи и такие же дети, как ты, голодали. Но Ют плевать. Тебе приятней было в компании разной дьявольщины — лишь бы фруктиками кормили и по головке гладили. И на них ты променяла нас, Иуда?
Ют стояла ни мертва ни жива. Она вся сжалась в комочек из страха и боли. Слова Раймунда словно придавливали ее к земле, превращая в непонятное месиво — безликое, лишенное малейшего проблеска любви к себе (это было бы святотатством!) и готовое к искуплению. Ют рассказала, где и как найти вход к горе вечного лета.
Раймунд сразу отпустил девочку. Только тогда она опомнилась и увидела его взгляд — Раймунд идет уничтожать. Ют кинулась на него, стала кусаться и царапаться, но мужчина схватил ребенка за шиворот, выбросил в комнату, в которой умерла ее мать, и закрыл на ключ дверь.