Люди и чудовища. И прибудет погибель ко всем нам

Игра XI

Сотни огненных звезд — белые, красные, голубые — падали с неба. Была ночь, но всё вокруг пылало. Богомир стоял на открытом холме и глядел вверх. Звезды мельтешили перед глазами, сливались в сплошное разноцветное месиво. Их свет и влек, и выворачивал душу, и в то же время вводил в ступор — Богомир вспоминал горящие леса и вкус крови. И там, среди этого света, казалось, стояла Дина… Михаил одернул друга:

— С ума сошел? Тебя же убьет! Мы не для того столько проходили этот уровень.

Богомир перевел на Михаила удивленный взгляд и тут же побежал в укрытие, спасаясь от огненного дождя.

— Мне почему-то казалось, что огни не могут меня ранить, что у меня слишком грубая кожа… Ай! — Богомира задела искорка.

Игроки спрятались в пещеру. Звездный ливень продолжался. Богомир сидел на камне и смотрел на горящий от метеоритов лес. Эта ужасающая картина напоминала ему то, что происходило с ним в мире Дины. Богомир до сих пор не мог прийти в себя. Ночью ему снились кошмары — он их не запоминал, но наутро просыпался в холодном поту, а днем видел Дину в каждой тени. Богомир боялся, что девушка придет за ним и заберет его обратно.

Он не мог забыть, но и не мог ясно вспомнить. Она — эта тварь! — что-то сделала с ним, он был не собой, все его мысли и чувства были другими. Как в кошмаре!

— Ты плохо выглядишь, — сказал Михаил. — Так что эта девчонка сотворила с тобой? — рассмеялся он. — Думаешь, на ее клетке был выход?

— Нет. Ее клетка — ад. Не знаю, как выбрался. Мне кажется, еще немного — и я бы полностью потерял себя. Нельзя туда заходить.

— А клетка Серого? — не унимался Михаил. Он изменился после того, как вновь обрел сына. Каждый день Михаил тащил Богомира исследовать новый мир. И, хотя они возвращались ни с чем, и Богомир уже отчаялся, от Михаила веяло такой энергией.

— Я прошерстил всю его клетку, — ответил Богомир. — Там нет выхода.

— Может, недостаточно обследовал, — пробормотал Михаил. — И всё же я не верю этому…

— А твоя клетка? — перебил его Богомир.

— Ты же на ней был и видел — там ничего нет.

«А кладбище кошмаров!» — осенило Богомира.

…По дороге в библиотеку Михаил всё говорил о сыне, внуке, предлагал разные варианты выхода из Игры. Богомир не мог слушать — в речах Михаила, полных слепящей надежды, было столько боли и отчаяния.

Тай из библиотеки не принимал отца. Не то чтобы с криками выгонял его и всё такое. Нет, просто персонажи не способны на настоящие чувства. Тай общался с отцом, как с любым другим мужиком из бара. Юноша не воспринимал старика всерьез, подшучивал над ним и ничем не делился.

А Михаил хотел знать о сыне всё. Король наблюдал за ним в зеркале часами, расспрашивал персонажей о нем и вообще приходил в библиотеку, когда вздумается. Богомир ненавидел такие визиты. Ему казалось, что в воздухе застыли какие-то неуловимые вибрации. Товарищ, вроде, и не мешал Богомиру, но выглядел таким разбитым, что сердце кровью обливалось, а помочь другу было невозможно. При этом Михаил просто не уходил. И выгнать его нельзя — у человека горе. И самому уйти нельзя — гость как бы в твоем доме. И кажется, что, если ты будешь хоть немного счастлив, пока он тонет в своем бездонном море отчаяния, ты станешь последней тварью. Время словно перестает идти и ты в ловушке этого безвременья.

Ариадна считала минуты до того, как вернется Богомир с другом. Она бродила возле коморки, периодически смотрела на стрелки часов. Девушка до сих пор не смирилась с тем, что является ненастоящим человеком. Эта мысль принимала в ней всё новые уродливые формы. С характером и внешностью Ариадны, она, однако, не была ей. Никогда. Она — лишь образ человека. Так Богомир увидел Ариадну. Быть может, он выразил в ней свои тайные желания, страхи или… врагов. Да, как только старик попал в Игру, Ариадна постоянно ругалась со своим создателем. А потом Богомир встретил Дину и стал ненавидеть уже ее.

Это мысль поразила девушку. Богомиру нужна была женщина-враг. И он создал Ариадну для этого. Но она уже давно стремилась к чему-то иному. Нет, быть помехой не цель ее жизни. Ариадна была способна на большее.

Или не способна? Откуда в ней, такой жалкой и глупой, может быть что-то большее?

Тогда Ариадна вспомнила и про другого своего создателя. Про Серого. Он дал ей черную перчатку, которая позволила обрести свободу и жизнь. Но девушка не понимала, сколько в ней от этого мальчика. Вложил ли он в нее что-то еще?

Серый уже давно не бывал у Богомира. Ариадна ничего не знала об этом мальчишке, но стремилась к нему и чувствовала свое тайное родство с ним. Или всё это глупые фантазии? Но если Богомир, не задумываясь, дал ей что-то от себя, то почему Серый не мог?

Внезапно в библиотеку вошли мужчины. Ариадна вскочила на кровать, чтобы не быть заметной из-за стены. Михаил направился к сыну. Богомир присел на диван. «Повезло», — подумала девушка.

Сколько любви было в глазах Михаила, когда он, запинаясь, пытался общаться с Таем. Богомир глядел на друга, и вены его наполнялись ядом. Михаил так мечтает снова стать отцом своему сыну. У этого алкоголика есть причина жить, а значит, и вырваться из Игры. «В отличие от меня, — думал Богомир. — Зачем мне уходить? Вернуться в библиотеку немощным и старым? Для какой цели?»

После смерти брата Богомир чувствовал себя ужасно, но только теперь понял почему. Всю жизнь он находился под невидимым гнетом своей семьи, которая внушала ему: наша мечта — это твоя мечта. Но Богомир в тайне желал только одного — вырваться. И не мог: его словно однажды ослепила Медуза Горгона, и он проходил окаменевшим десятилетия. Но вот не осталось ни матери с отцом, ни брата и пришла свобода. Но что с ней делать ослепленному старику, прожившему столько лет без чувств и желаний?

Дина всполошила его — Богомир оттаял и впервые за долгие годы ощутил себя живым. Но его кровь за это время скисла. Богомир не был больше способен ни на любовь, ни на сочувствие. Злость и страх — всё, что теперь в нем оставалось. От ярости кровь закипала, и по венам переливался огненный яд. А порой страх, безудержный, животный, вкрадывался в душу и плыл ледяными кубиками по наполненным ядом венам. И Богомир всё боялся, что эти кубики острым концом порежут его бледную плоть — и все увидят, что на самом деле внутри он давно сгнил.

«Тот, кто живет мечтой, много сильнее того, кто лишь хочет вырваться от боли», — печально подумал Богомир, когда смотрел на Михаила. Тут Ариадна за стенкой пошевелилась, мужчина это услышал и вздрогнул. Богомир решил, что это может быть Дина. Замер, ожидая ее нападения. Ариадна не выходила. Богомир боялся проверить коморку, поэтому начал себя успокаивать: «Тебе это показалось, там нет Дины».

Дина не появлялась, и это было куда хуже, чем если бы она пришла, и они бы разругались в пух и прах. Девушка не выходила из головы Богомира. Ему уже казалось, что она повсюду. Даже в воздухе! Душит его! Если Дина — демон, это возможно. Если она демон, то всё, что его окружает — это она.

Богомиру хотелось вырваться на свежий воздух.

«Кладбище кошмаров!» — осенило старика.

Богомир подбежал к Михаилу. Тот сразу заговорил что-то о Тае, своих переживаниях. Богомир не слышал и всё твердил о кладбище кошмаров. Злость кольнула Ариадну. Даже она, ненастоящая девушка, видела, как важен Михаилу его сын. Она слышала по голосу, что Михаил сейчас не хочет уходить от Тая, и ему больно даже не от того, что сын о нем знать не знает, а от того, что лучший друг на это никак не реагирует, даже обвиняет его — мол, чем больше ты проводишь времени с иллюзиями, тем дольше не увидишь сына. Ариадна уже пару раз слышала от Богомира такие фразочки и теперь была вне себя от злости.

Богомир, не дослушав друга до конца, махнул рукой и ушел.

Ариадну одолевала буря эмоций. Она хотела выйти к Михаилу и сказать, что так… понимает его. Нет, всё же она была не Ариадной, не Богомиром и не Серым, а чем-то непонятным, невиданным и аморфным.

Девушка вдруг выскочила из-за стенки, чем немного ошарашила Михаила.

— Я могу рассказать вам о Тае, — выпалила она.

«Я так вас понимаю и хочу быть вашим другом, — хотела сказать на самом деле. — Но, знаю, вам важно сейчас услышать другое».

— Он мой товарищ, и я многое о нем знаю.

«Это ложь, и я никогда не видела вашего сына. Но вложенные Богомиром воспоминания о Тае — это всё, что у нас есть».

— Кто ты? — спросил Михаил.

— Никто. Так, всего лишь Аморф, — ответила она и неуклюже улыбнулась.

Снова башня на кладбище кошмаров. Богомир терпеливо ждет двенадцати. Пережить одну ночь — и кошмары уйдут, и Дина больше не будет беспокоить. Ждать, ждать… Глаза сомкнулись, голова стала тяжелой, Богомир погрузился в сон.

И снова мир чувств — страшный мир. Разорванные клочья тел… В них вонзаются острые когти. Кровь. Крик. Сердце бешено колотится… От удовольствия! Разум не разум. Мысли — картинки. Жизнь — мгновение. И дикое, звериное…

Богомир проснулся оттого, что кто-то вцепился в башню и тряс ее. Всё вокруг ходит ходуном, кирпичи крошатся, кровать дрожит мелкой дрожью. Монстр прорывается сквозь потолок, царапает его когтями.

Богомир свалился с постели и прижался к полу, видя, что кто-то сейчас вырвет крышу, набросится на него и сожрет. «Одну ночь, пережить одну ночь», — шепчет он себе и не верит — оно прорвется! Богомир снова выбежал на улицу. Не оглядываясь, он бросился к калитке, надеясь, что в тумане тварь исчезнет. Но она почуяла человека и погналась за ним. Богомир слышал, как она догоняет его, лязгает зубами и хочет впиться когтями в спину. Богомир выбежал за забор. Оглянулся — никого.

Тогда старик медленно пошел домой. Сердце бешено билось. Тут Богомир услышал, как эта тварь врезалась в верхушки деревьев. Он оглянулся и никого не увидел, но прибавил шаг. Шорох. Какой-то шорох следовал за Богомиром. В свете желтой луны его тень начала меняться, расти, пока не стала огромной, пока не превратилась в тень этой твари. Богомир бежал, и нигде не было ему покоя.

Яблочный пудинг — его любимый. Королева обожала сама подавать на стол. Сложить все приборы, приготовить еду и по блюду заносить мужу. Она знала, что если борщ — то с двумя ложками сметаны; если чай — то чуть холоднее кипятка; салфетка для ног — широкая, но легкая; стул — с высокой спинкой; свет — в приглушенных голубых тонах.

— Представляешь, он уже ходит! Мой внук и… — с жаром рассказывал Михаил.

Дина улыбалась, кивала и наблюдала за тем, как муж ест рулет. «Если ему понравится, в следующий раз приготовлю два», — думала Королева.

— В среду ты вроде собиралась заниматься садом. В четверг… Давай в пятницу? — говорил Михаил. — Ты же за день придумаешь дизайн фламинго, так что, думаю, в пятницу ты свободна, и мысли твои не будут заняты… — «Розовый цвет… Подойдет ли для столовой розовый цвет? Мне уже порядком надоели эти лебеди на стенах. Да, и Мише нравится розовый, но в сочетании…» — Ты, наконец-то, познакомишься с сыном и внуком. И, да, Максим женат. Представляешь?

— Пятница — отличный день. В два, говоришь? Надо будет красивое платье придумать.

— Им не важно, в чем ты придешь. Они же — ненастоящие люди. С моим Таем мы сможем встретиться, когда выйдем из Игры. И…

Королева встала из-за стола, в руках ее появилась кисть. Дина провела розовой краской по стене. Это выбесило Михаила.

— Ты слушаешь?

— Да, я же сказала — продумаю платье до пятницы, — отозвалась жена и пробормотала про себя: — Пожалуй, этот оттенок слишком яркий…

Дина вернулась за стол, чтобы обсудить цвет платья и стен. Возле Михаила появилась рюмка, и он усмехнулся. Королева подошла к нему и забрала коньяк, вылила в горшок с цветком. На столе снова материализовался алкоголь. Дина посмотрела на мужа и прищурилась. Михаил покусывал соленый огурчик. Рюмка стояла наполовину пустая. Она и была такой, но Королеве об этом необязательно знать.

В последнее время Михаил ощущал, что все окружающие его нереальны, или между ним и ими стоит невидимая стена. Королева была такой всегда. Сын его — подделка. Внук тоже. Богомир живой. Богомир заставлял двигаться вперед. Богомир… всё боялся свою Динку. Она чудилась ему в каждой тени. Особенно после кладбища кошмаров. Ну такой он, дурачина.

С этой Аморф всё было иначе. Она — молода и влюбчива. Она смотрела на Михаила так, как глядит пес на хозяина. Мужчине льстило это; он смущался; он не хотел пользоваться ее наивностью; он знал, что она — дымка, нереальна, красивая мечта об идеальной девушке.

Внутри Аморф всё искрилось и загоралось. Впервые в жизни она говорила с живым человеком, и он слушал ее. Ему не было плевать на ее слова. Он ждал разговоров с ней. Всё то, что он рассказывал о людях и о мире, находило отражение в ее душе. Он был с разбитым сердцем. А она оживала рядом с ним. Она обрела свое имя рядом с ним. Она и не просила о большем.

Богомир ее впервые заметил. Он иногда стоял за углом и смотрел за тем, как они общаются. И взгляд у него был отрешенный. Иногда при этом вздрагивали брови и появлялась морщинка отвращения у носа.

Он был нервный, злой, плохо спал.

Он крал Михаила у Аморф, уводил его в непроходимые для нее миры.

Аморф ждала каждую встречу с Михаилом. Персонажи были скудны на эмоции. Но обыкновенный человек эмоционировал множество раз в минуту. Это поражало девушку.

Аморф постепенно отходила от Ариадны. Аморф была молчалива и предпочитала слушать. Она переживала, что не нужна Михаилу и он не видит в ней человека. А Михаил стал для нее больше, чем очередной персонаж игры. Аморф считала его своим другом. Не другом Ариадны, Богомира или Серого, а ее личным.

Богомир становился всё безумнее в своем страхе. Иногда мужчина до конца не понимал, где его переживания, а где реальность. Ему снились кошмары, во рту он ощущал вкус крови. Сердце бешено колотилось, волосы взмокали. Все внутренние струны души были напряжены. Дина не появлялась, и Дина его убивала.

Михаил находил утешение в разговорах с «воображаемой девчонкой». Он чувствовал себя слабым и неспособным вырваться из Игры. Он считал, что сын никогда не примет его.

Аморф ощущала себя уже другой личностью и не хотела больше походить на Ариадну. Она убрала волосы в пучок, надела объемную рубашку и черные брюки, но и этого оказалось недостаточно. Ее лицо по-прежнему было лицом Ариадны, сквозь одежду проскальзывали очертания фигуры. Глаза, рот, волосы, грудь — Аморф продолжала выглядеть снаружи той, кем уже не являлась внутри.

Богомир и Михаил большую часть времени отсутствовали дома. И Аморф не могла даже представить, что находится за пределами библиотеки. Девушка пыталась сбежать, но за порогом дома рассыпалась желтым светом и снова появлялась в здании. Богомир каким-то образом никого не выпускал. Только изредка позволял любимчикам прогуливаться по пляжу. Например, Элеоноре. Среди персонажей Богомир выделял еще Хаокина — но только когда ему нужен был совет колдуна. Богомир считал его умным парнем, и Аморф понимала это. Но почему тогда Хаокин не испытывал того же, что и Аморф? Она говорила со многими персонажами и ни в ком не видела подобных своим перемен. Ее это пугало, с одной стороны. С другой, она ощущала себя особенной. И всё же — неужели она одна такая?!

Снова тень. Она не отстает. Сверху. Снизу. Где ты, демон? Во сне и в реальности. Повсюду. Везде. Она. И ее нигде нет. Богомир ожидал Дину всегда, но всё же не был готов ко встрече с ней, когда она явилась.

— Любимый! — Дина подбежала к Богомиру и поцеловала его в губы.

Он отскочил от нее как ошпаренный. В гигантской пещере с одним узким проходом он замуровал себя от тени. Но пришла Дина.

— Ты настоящая?

— Этот вопрос ты мне, кажется, уже задавал, — рассмеялась девушка. — И я ответила тебе: «Да!» Помнишь?

Богомир кивнул.

— Почему ты ушел от меня? Я скучала. — Дина хотела подойти к нему.

— Не приближайся, демон! — вскричал Богомир. — Ты мучила меня столько дней и теперь приходишь, чтобы снова…

— Нет. Зачем мне было тебя мучить? Я поняла, что ты ушел всего пару дней назад.

— Что ты такое? — прошипел Богомир. — Что ты со мной сделала? Я ничего не помню. То было похоже…

— Не помнишь? — рассмеялась Дина. — С какой стати? Я-то всё помню. Ты врешь сейчас или мне, или себе.

— Что ты такое? — повторил он.

Дина рассмеялась.

— Ты видел, что я такое, на моей клетке. Ты знаешь, что я такое. Я — твоя свобода. Я — твоя душа, которую ты искал всю жизнь. И я не понимаю, почему ты сейчас отвергаешь меня. Мы должны быть вместе.

— Переключатель на руке! Поставь его на первую позицию — на свой истинный облик.

— Ладно.

Дина усмехнулась. Она отошла от возлюбленного на один, два, десять, двадцать шагов назад. Богомир с тревогой следил за ней. Дина остановилась и стала крутить переключатель. Один наряд, второй, платье, Михаил, Королева, рыцарь, Серый, другое платье, с бельем, без, в костюме умершей, в костюме вампира… Между складок одежды горят кусочки лавы. Волосы — пламя огня. Глаза — сплошная мгла. Это предпоследний облик. Дина чуть наклонила голову вперед. На губах застыла еле заметная усмешка, демонические глаза уставились на Богомира. Поворот.

Дина разрослась мгновенно, как взрыв, как неудержимая сила природы — ураган, цунами. Богомир думал — она сметет его. Но черные когти остановились в двух шагах от человечка, просверлив метровые бразды в бетонном полу. Поглощенный мраком ее тени, Богомир перекувырнулся на спину, попытался встать. Глаза его стали живыми от ужаса. Мужчина истерично кричал, но сам того не понимал.

Девушка — та, с которой он обнимался на пляже; та, которая с такой искренностью учила, что есть любовь, справедливость и счастье; та, от одного имени которой (Дина!) у него мурашки по коже — оказалась драконом. Красная чешуя из железа. Желтые бездушные глаза. Длинные зубы несколько слоями уложены в пасти. Драконша глядела на человека, как на букашку. Рот ее открылся, в темном тоннеле горла зажегся ослепительный свет адского пламени. Богомир почувствовал жар, проносящийся над его головой, и упал на живот от взрывной волны, которая прозвучала где-то позади. Встал, ноги сами, скользя и спотыкаясь, побежали к узкому выходу из пещеры. Но снова огонь — Богомир чуть не залетел в него по инерции, но вовремя упал.

Дина завернула Богомира в огненное кольцо. Он уже не видел ни дракона, ни выхода и мысленно попрощался с жизнью. Тут Дина в своем демоническом обличии схватила его за руку и затащила в пламя. Оно не обжигало. Девушка смеялась.

— Глупый, в Игре нельзя погибнуть.

Богомир почувствовал свою силу, вырвал руку и направился к выходу.

— Ну и как я тебе такая? — кричала Дина. — Ты ведь меня такую любил. Ты ведь был так счастлив со мной, сжигал леса, зверей, людей. Тебе ведь нравились вкус крови и тоненькие косточки на зубах. И летать в небе. И крушить всё, что захочешь.

— Ты чертов ДРАКООН!!! Дракон! Господи! — Богомир истерично ругался, так что лицо краснело, так что дышать тяжело и сердце выпрыгивает из груди.

Дина дождалась, когда он успокоится. Богомир сидел на коленях, пытаясь отдышаться. Она тоже присела, подняла его подбородок. Ярко-голубые глаза за мокрой челкой встретились со змеино-желтыми глазками. Дина улыбнулась.

— Тебе же это во мне и нравилось. Ведь мы же с тобой похожи. Холоднокровные твари.

Богомир отшатнулся от нее.

— Похожи с тобой? Я — человек! А ты… чертов… дракон, — сказал он, упав голосом.

— И что? В Игре сегодня я — девушка: бедра, волосы, мышление. Завтра — дракон: летаю в небе, убиваю людей. И ты так же. И совесть твоя, кстати, чиста: людей-то нет, как и деревьев, как и неба. Почему ты так боишься? Тебе же нравилось.

— Господи, — прошептал Богомир и снова посмотрел на нее ясно-голубыми глазами. — Никогда не приближайся ко мне.

Он встал с бетонного пола и медленно понес свою тушу к узкому выходу из пещеры.

— Я знаю ту тайну, которую ты скрывал от меня и себя в дневнике! — крикнула вслед ему Дина. Богомир вздрогнул, обнял себя руками. — Я показала тебе абсолютную свободу и силу. Но ты сбегаешь! Я знаю твою тайну! Ты — трус и ты боишься жить.

Богомир замер и после обернулся.

— Ну а ты-то что? Могущественный дракон. Убийца. Скрываешься под видом слабенькой девчонки. Притворяешься человеком — существом, которое истребило твою расу. Ты-то что?

Дина улыбнулась одной половиной лица. Желтые ее глаза были мертвы и словно порезаны пополам лезвием. Богомир вздрогнул.

— Я лучше буду слабенькой девчонкой. Бессмертной. Окруженной людьми. Любимой. В месте, где сбываются мечты. Я не хочу быть последним драконом.

— Любимой? А кто тебя любит?

— А я не знаю, что такое любовь. Для меня это любовь. И для тебя это любовь. Я — твоя душа. И ты знаешь об этом. И мы были вместе. Мы будем вместе. И мы есть вместе.

— Иди ты к черту…

— Мы уже в гостях у него, — рассмеялась Дина. — Пока, любимый! Возвращайся скорее.

В библиотеке Михаил ждал супругу уже несколько часов. Она обещала прийти, и ее не было. Слышит — какой-то шум. Подошел — там за диваном Аморф.

— Ты плачешь? — агрессивно сказал он.

Аморф испуганно подняла глаза и вытерла слезы.

— Я… я читала книгу.

— Какую? — настаивал Михаил.

— О юноше, в которого все влюблялись из-за красоты, но душа его была черней ночи. И о девушке, которая влюбилась в этого юношу, но он ее предал, и она нашла себе другого, не такого красивого, но с чистой душой.

— Начиталась мелодраматичной ерунды? — сказал Михаил. — Ведь это всё не по-настоящему.

Глаза Аморф на мгновение осветила злость.

— Я плачу не потому, что история грустная, — возразила девушка. А потом вздохнула, и слезы потекли из ее глаз. — А потому, что любят не за красоту, а за душу. И книга лжет, когда утверждает, что можно влюбиться в бессердечного красавца. У меня нет души, только красота и молодость. Так почему не полюбить меня хотя бы за это? Но меня никто не любит…

— Но ведь ты… ты ведь нена…

Аморф подняла на него глаза, словно говоря: «Договаривай уже».

— Ты ведь ненастоящая.

— Да, — произнесла Аморф. — Ты прав. Я… кажется, я пойду.

Она бросила книгу и ушла в другой конец библиотеки.

Безупречный белый костюм, блестящая кожа кофейного оттенка, золотые пакеты — Королева ворвалась в библиотеку запыхавшаяся, обошла ее пару раз и уже направилась к выходу. На пороге ее встретила Аморф.

— Я думала Миша здесь, но как видно… Мы договаривались провести ужин с его семьей, но я там, платье… потом решила, что лучше костюм. Я пойду.

— Подождите, — строго сказала Аморф. — Вы ведь Дина, Королева, да? Михаил мне говорил о вас. Вы умеете переводить персонажей с одной клетки на другую.

— Да-а, — протянула Королева.

— Выпусти меня отсюда, прошу.

— Но зачем это тебе? Никто раньше не просил… так странно. Да и Богомир…

— Я ему не нужна. Знаю, это странно. — Аморф опустила глаза. — Но я всё больше ощущаю себя человеком. И уже не могу сидеть взаперти. Я хочу видеть мир. И хочу понять, такая ли я необыкновенная или есть еще персонажи, как я.

— Но ты не игрок. Я не знаю, как будут действовать на тебя правила на других клетках и…

— Прошу… Так нужно.

— Хорошо, — неуверенно произнесла Королева. Она заметила на руке девушки черную перчатку, поэтому создала такую же на другую руку.

В глазах Аморф засияли слезы. Она надела перчатку, вдруг поцеловала запястье Королевы и рванула к входной двери, открыла ее. Вздохнула и перешагнула порог.

На пересечении двух клеток, в дверях, Аморф столкнулась с Богомиром. Они пересеклись взглядами и боком прошли мимо друг друга. Он, голубоглазый и взлохмаченный, впервые ощущающий себя молодым — назад, в библиотеку. Она, неженственная, странная, восторженная — вперед, к новым мирам.

А на море без изменений. Волны ласкают берег. Солнце брезжит в закате.