Люди и чудовища. И прибудет погибель ко всем нам

Игра X

Упасть сквозь белый туман и промокнуть насквозь. Небо то наверху, то внизу, то сбоку. Падаешь, изрезанный ледяным ветром. Сквозь шум и боль видишь извивающуюся красную змею с желтыми глазами, которая движется к тебе.

Боли нет. И страха нет. И ты больше не падаешь, а скользишь по воздуху на гребне ветра. Наклон левой руки — и тело кренится влево. Вперед и вверх летишь сквозь облака. И они уже не жгуче-ледяные, а охлаждающие. И она рядом — вечный спутник, который всё же не часть тебя.

И в облаках — город. Ты узнаешь здания, башни, но они кажутся чем-то чужеродным, словно из другой жизни. Они полуразрушены. Добычи в них нет.

…Вы летите над холмами. Приятное тепло. Она рядом — крыло к крылу.

Стадо! Горит. Кричит. Зубы вцепляются в мясо. Зверь еще извивается, истекает кровью…

Вода. Слишком мало, чтобы напиться — какая-то лужица. Желтые глаза смотрят на тебя. Ты и без слов понимаешь, что они говорят…

Горы, реки, долины — бесконечная жизнь. Тысячи существ — убить. Кости хрустят. Истошный крик режет уши — сердце бьется быстрее от восторга.

Ее ребристая рука. Жар дыхания. Желтые разъяренные глаза…

Полет. Тишина.

Странные картинки во сне. Злость. Полет. В облаках — что-то. Вроде, камни. Приземляешься. Место оставлено. Палата с золотом. Маленькие комнаты и отверстия с ноготок — двери. Люди? Добыча! Нет… люди.

Он, сметенный, взлетает в небо, ищет. Здесь должно быть что-то, оно как бы зовет его. Маленькая дверца стоит посреди облаков. Ему в нее не протиснуться. Но там — выход. И он проходит через нее.

Богомир в ужасе выпал из облачного мира. В голове — каша, он весь дрожит и чувствует полнейший ужас — словно в его груди разорвалась бомба, все кишки и органы раскидало по комнате, и он сейчас умрет. Что это было? Что, черт возьми, это было? И где Дина? Нет… нельзя видеть Дину. Нельзя снова погрузиться в этот ужас.

Богомир кое-как добрался до дома, сел на кушетку, обхватив себя руками. Тело продолжало трястись; он был весь насквозь мокрый, но не замечал этого. Он пока ничего не понимал и знал, что не поймет в полусумасшедшем сознании. Поэтому просто положил голову на подушку и уснул, но и во сне видел те странные видения. Мозг тщательно старался переварить их, но Богомиру было до жути страшно, и он много раз просыпался, забывая свои сны.

Он проспал часов двенадцать и чувствовал себя как убитый. Встал с кушетки, потягивая затекшую голову.

— Кошмары? — спросил Хаокин. Он стоял у входа в каморку. Богомиру показалось, что у парня желтые глаза, и старик вздрогнул. — Давно вы здесь не появлялись.

— Да? — неуверенно сказал Богомир.

— Да-а, — протянул Хаокин, рассматривая его с ног до головы. Затем раскрыл занавеску — свет ударил в глаза Богомира. Хаокин сел на стул.

— Мы — живые люди, — внезапно произнес колдун.

— Что ты хотел этим сказать?

— То, о чем вы подумали. Мы — не придуманные персонажи вашей книги, мы — живые люди, точнее их образы.

— С чего ты взял?

— Вас не было много дней, верно? — Хаокин кольнул взглядом Богомира. — И всё же мы продолжали сверкать. Словно… наши изменения зависят не от вас, а от чего-то другого, от чего-то извне. Скажите, как зовут вашу родственницу — ту девочку, с которой носится Элеон?

— Ты ведь знаешь, — напряженно произнес Богомир. — Мэри.

— А фамилия, — настаивал Хаокин. — Та же, что и у вас?

— Да… она дочка племянника. Мэри Авиафина.

— А вот и не верно! — воскликнул Хаокин. — Я вспомнил Мэри Авиафину, — прошептал он. — Она, можно сказать, мой друг. И сейчас я у нее в гостях. Только Мэри давно не десять, она родила четверых, а фамилия ее теперь — Атталь. Та же фамилия у ее дочери — Элеоноры Атталь.

— Что ты такое говоришь? Я придумал Элеон и тебя…

— Нет. Вы сказали, что Мэри — прототип Элеон, но она ее мать. Авиафина — девичья фамилия Мэри, я точно знаю. Сейчас эту женщину зовут Мэри Атталь, но вы не могли бы это запомнить, потому что видели девочку всего пару раз. Вы начали книгу в бреду — на самом деле, вы подсмотрели истории из чужих жизней. Мы — живые люди сквозь призму вашего сознания. — Хаокину понравилась эта фраза, и он улыбнулся.

— Как я мог «подсмотреть» ваши истории? Это же нелепо!

— Вспомните, где вы пишете. — Хаокин медленно показал пальцем на зеркало, стоящее на столе. — Говорят, зеркала — проход сквозь другой мир. Покажи мне Элеонору Атталь! — внезапно приказал Хаокин и коснулся холодной поверхности стекла. В зеркале теперь отражалась Элеон в постели. Самодовольная улыбка появилась на лице юноши. Богомир, не веря глазам, подошел ближе. — А теперь Ариадну. — Зеркало показало и ее. — А теперь Х-хаокина.

Колдун запнулся на своем имени. Перед ним в зеркале появился он настоящий, в ванной комнате, без рубашки. Его худое тело было покрыто ужасающими шрамами, которые тоже были реальными. Богомир увидел, как изменилось лицо собеседника — Хаокин не мог смотреть на себя такого. В зеркале отражался почти сумасшедший, гадкий оборвыш, он кромсал себе волосы ножом. Богомиру казалось, что парень в коморке и реальный Хаокин — два разных человека. Но на деле тот, что из зеркала, просто снял рубашку. Хаокин почувствовал, что его охватывает вспышка. Он успел только взглянуть на Богомира, сказав: «Нет, пожалу…», и она захватила его. Теперь уже и персонаж кромсал волосы перед зеркалом, дрожа от злости.

— Хаокин, — прошептал Богомир, пятясь, но юноша его не слышал.

Внезапно позади кто-то завизжал. Богомир отскочил в сторону.

— Хаокин! Ты ведь в курсе, что приличные люди закрываются в ванной? — сказала рыжеволосая женщина лет тридцати пяти.

— Да, Мэри, — ответил Хаокин, замешкавшись.

Богомир выбежал из коморки. Это и есть Мэри Авиафина? Та бойкая малютка? Богомир не разглядывал женщину, но она показалась ему старой и какой-то убитой. «Нужно рассказать обо всем Мише, а не то я сойду с ума». Они встретились. Михаил сразу спросил, где друг пропадал, Богомир пообещал ответить позже и повел его к себе.

— Мои персонажи — отражения реальных людей. Я, видимо, когда был в безумном состоянии первые дни в Игре, увидел их в зеркале. Оно почему-то показывает реальный мир.

— Это потрясающая новость! — воскликнул Король. — У нас теперь есть хоть какая-то связь с реальностью. Если б я раньше знал, что так можно. А ведь точно… я и тогда это зеркало заметил. Мы только привели тебя сюда, а повсюду воссоздавалась библиотека. Но ты всё орал: «Хочу видеть дом! Хочу видеть дом!» И я заметил, что в зеркале отражалась мебель и книги, но не мы все, словно мы вампиры. Теперь я понял, что оно показывало библиотеку из реальности.

— Подожди, ты тоже тогда провожал меня? Значит, видел мой истинный облик. А чего тогда мальцом называл?

Король усмехнулся.

— Ну тебе же двадцать восемь — почти ровесник Дины.

Богомир, как услышал это имя, позеленел.

— А эти люди, которые в библиотеке, кто они? — спросил Михаил. — Ведь не твои знакомые?

— Нет. Думаю, что, когда я подглядывал за людьми из своего круга, мне могло казаться, что они просто навещают меня. Но, когда я увидел незнакомцев в зеркале, наверное, решил, что они выдуманные персонажи, чтобы голова не взорвалась. А потом я от скуки создал их образы в библиотеке. Эта рыженькая девочка — Элеон — внучка моего племянника. Наверное, самая молодая из Авиафинов. Но я раньше не видел ее, даже не знал о существовании. Юджин — ее жених.

— А остальные?

— Не знаю, может, тоже родственники дальние или знакомые…

— Подожди, а тот парень? — Михаил изменился в лице.

— Хаокин — друг Мэри, дочки моего племя…

— Не он! — воскликнул Михаил. — Тот… который…

Михаил сорвался с места и начал искать кого-то. Потом увидел Тая, хотел его окликнуть, но не знал имени и закричал: «Максим!» Тай обернулся.

— Ты Максим? — Король подбежал к нему и обнял. Тай с Богомиром удивленно переглянулись. — Как ты выжил тогда? А Рая? Рая… и ее дети…

— Зоя и Рая не спаслись, — сказал Тай, отстраняя от себя Короля. — Но откуда вы знаете о них и обо мне?

— Я твой папа.

Эту фразу было странно слышать от Короля, аватар которого выглядел как шестнадцатилетка. Тай смотрел на него недоверчиво. Тогда Михаил переключил устройство по смене обликов до исходного. Как разительно отличался Король от Михаила Кремнёва. Игрок был стройным юношей в шикарной одежде, красивый, уверенный. Михаилу было за пятьдесят, одет как бездомный, лицо обрюзглое, красное, глаза туманные, ни осанки, ни фигуры. Богомир не подал бы такому мелочь — всё пропьет.

Михаил снова обнял сына, но Тай его от себя отстранил.

— Папа умер. Рая сказала, его нашли мертвым в канаве.

— Она не могла так сказать!

Богомир понял, что ему пора их оставить, и отошел в сторону.

А в каморке перед зеркалом стояла Ариадна, услышавшая слова колдуна, и наблюдала за жизнью себя реальной. Теплые слезы покрывали лицо пленкой. Боль из сердца опускалась в желудок. Это было ужасно! Ничто в мире не изменилось, Ариадна как была персонажем, так им и осталась, но теперь знала о своей поддельности. У нее был прототип — настоящая девушка, которая имела всё: и родителей, и друзей, и прошлое, а не те обрывки, которые дал своему персонажу Богомир. Настоящая Ариадна проживала каждый день, каждую минуту, каждый миг своей жизни. А подделка даже не помнила имя матери. Персонаж был лишь тенью живого человека, жалкой копией. И вот теперь она глядела через зеркало на реального человека и не могла стерпеть боли. Ариадна была неотличима от своего персонажа внешне, имела тот же голос и те же повадки, но была живой.

Богомир не замечал девушку в каморке. Он сидел на диване задумчивый. К Богомиру подошел этот грязный старик. Богомир интуитивно отшатнулся от него, но потом вспомнил, что это его друг.

— Мой сын, оказывается, жив и считает себя сиротой… У него есть жена и… я видел внука. Только вот они там, в настоящем мире. Я должен отсюда выбраться! — чуть не рыдая, говорил Михаил. — Должен сказать им, что я жив!

А голос у него был тот же, что и у Короля, только не звонкий, а с хрипотцой. Богомир даже угадывал друга в этом старике. Но как время может так менять людей?

Слишком тяжело. Богомир вышел на пляж. Море избивало песчаный берег, пенясь от злости. Золотое солнце пылало на горизонте. На этой клетке никогда не наступает ночь. Богомир вспомнил про Элеон и захотел, чтобы она появилась рядом. И она пришла.

— Оказывается, мы родственники, — сказал он.

— Да. Мне уже рассказали, — улыбнулась девочка.

Оба молчали.

— Я ведь видел твоих родителей, — снова сказал Богомир. — Обоих. Один раз. Только это было так давно. Они заехали на день погостить.

— Какие они были?

— Я… не помню. Совсем дети. Мэри была беременна тогда. Не знаю, кто у них родился.

— Ты можешь мне их показать?

— Нужно вернуться к зеркалу.

— Нет. Покажи их сейчас. Какими помнишь, покажи.

В лучах золотого солнца засияли два силуэта. Богомир пытался разглядеть их лица, но свет слепил глаза и размывал очертания. То на пляже стояли рыжеволосая девушка с черноволосым юношей, то они старели, становились совсем взрослыми и не похожими на себя — это появлялись родители Богомира. И последние образы были настолько четкими, что сердце сжималось. Только одна деталь оставалась неизменной — мужчина и женщина всегда держались за руки.

— Прости, не могу… Я постоянно вижу вместо них своих родителей. Знаешь, а забавная мы парочка. Ребенок, который никогда не видел своих маму и папу. И старик, который никогда их уже не увидит.

— Но они там, — возразила Элеон, — пылают на горизонте.

— Это не они…

— Это не так важно. Не грустите, — сказала Элеон и улыбнулась так, как умела только она.

Она бежала к пылающим на пляже силуэтам. А на глазах Богомира наворачивались слезы. Что-то давно похороненное в омуте обрюзгшей души вновь возвратилось и запылало. Элеон отбежала уже далеко — она и сама превратилась в силуэт. Но Богомир видел — девочка добралась до родителей, они взяли ее за руки и теперь вместе шли к заходящему солнцу.

И глядя на них, Богомир вдруг впервые ясно осознал, что никогда не любил свою семью. Они были как эти сверкающие силуэты — солнечные люди, что ранят светом сетчатку, если долго на них смотреть. И на самом деле Богомир был даже рад их смерти и жалел только о том, что избавление не случилось раньше.

…Солнце, отраженное в слезах, готово было погаснуть. Оно окутывало солнечных людей серой тенью. Вот-вот. Еще немного. Но закат всё не наступал. И три обжигающих силуэта трепетали в лучах света.