Богомир шел по пляжу. Море наконец успокоилось и стало цвета разведенной голубизны. Волны мягко вбивались в пену. Солнце светило фальшиво-ярко и огненными пятнами отражалось на песке.
На берегу Богомир увидел девушку в длинной оранжево-зеленой юбке. Эта девушка сидела, сложив руки на коленях, и смотрела на море. Богомир подошел к ней. Красавица лучезарно улыбнулась. В ее каштановых кудрях играли бусинки и перья, всё ее лицо было усыпано веснушками. И серые глаза, точно обведенные по окружности черным, очень выделялись на этом коричневом фоне. Богомир спрятал руки в карманы, прищурился.
— Милый, привет! Садись со мной, — предложила девушка.
— Нет, спасибо. Я постою, — ответил Богомир и затем добавил: — Привет, мам.
Лера снова лучезарно улыбнулась.
— Всё высматриваешь на горизонте паруса? — спросил Богомир.
— Я? — удивилась Лера. — Да… Конечно. Мне нравится сидеть здесь, смотреть на волны. Это нас… когда-то объединяло. Ты теперь считаешь такое занятие глупостью?
— Нет, нет, конечно. Я тоже любил глядеть на горизонт, надеялся увидеть там эти паруса. Но их не было, мам, — с грустью сказал он.
— Почему ты несчастлив, милый?
— С чего ты взяла?
— Ты сам так всегда говорил.
— Нет, я об этом только молчал. Да, наверное… но не сейчас. Здесь так прекрасно.
— Почему ты не женился? Я бы хотела познакомиться с твоей женой, взять на руки твоих детей.
— Жениться? На ком?
— Хотя бы на той девочке — Эли. Она была милой.
— Эли бы тебе не понравилась… Да, ты бы смирилась. Но разве я был бы от того счастлив? В любви с Эли я жил мгновения. Раз уже тогда она мне надоела, что стало бы через год, два, тридцать? Она бы превратилась в пустое место в этом доме и просто бы жила за мой счет. Но зачем мне это? Ты же знаешь, я никогда не любил людей.
— Но ты сожалеешь, что не завел семью. И о своей жизни.
— Не думаю. Ты сожалеешь. Не я. Мне нравилась моя жизнь, честно. Я был один, но в вдохновляющем одиночестве. Без любви, но со страстью и свободой. Без моря, но со спокойствием. Кажется, я вижу парус, ма.
Лера подскочила. Парус! Парус! Затем взглянула на сына полными слез глазами.
— Беги, папа тебя ждет. Лодка там. — Богомир похлопал мать по плечу.
— Да? — На ее лице сменялись эмоции. — Наконец-то! — Со страхом. — Ты с нами?
— Нет, здесь уж вы одни. Меня всегда тошнило в море. Не понимаю, как его можно любить. Я — домой. — Он развернулся и медленно пошел к библиотеке. Лера побежала за лодкой. — Ты знаешь, мне нравилась эта тишина, — продолжал говорить он как бы уже для себя. — Нравилось, что я посвящал жизнь искусству, что через него я сам творил. — Лера вытащила лодку в воду. — И я бы не променял ее на эти паруса, ма. — Он обернулся с улыбкой, а затем побежал задом наперед к библиотеке. — Хотя в мыслях я постоянно твердил, что моя жизнь ужасна, я ненавидел ее лишь потому, что старался ради вашей мечты. Такой неясной для меня, мнимой, точно нереальной. — Богомир замер, глядя, как мама, уже ставшая точкой, плывет к кораблю отца. — И хотя некоторые вещи я могу понять. — Он посмотрел на вывеску: «Библиотека Авиафинов», и зашел внутрь. — Но другие я считал просто абсурдными. Графиня. — Богомир поклонился жене своего брата, подмигнул Миру, а, когда они прошли мимо, неловко рассмеялся. — Но пора перестать лукавить. Мне нравится творить. — Библиотеку наполняли люди, служанка поднесла кофе Богомиру, он отхлебнул. — Нравится флиртовать и выступать. — Зрители окружили Богомира, он кое-как от них отбился. — Нравится приводить книги в порядок. — Провел рукой по корешку. — Денег мне хватало, от людей я уставал. Даже одиночество меня не пугало, но затем… — Богомир зашел в тупик, начал медленно отступать. — …Я состарился, и вокруг меня никого не осталось, а сил, чтобы всё изменить, уже не было. И… — Он вздрогнул, заметив, как красные пряди промелькнули между книжными рядами, побежал в коридор за Диной, заметил ее в другом проходе. — …И только в самой жестокой лжи я твердил, что мне не нравится Дина в ее… — Девушка подкралась к Богомиру со спины. Он обернулся. Снова подперла его к стенке. — …Разрушительной… — Волосы Дины загорелись, она попыталась поцеловать Богомира. — …Демонической… — Желтые глаза стали змеиными, а сама Дина начала обращаться в дракона. — …И противоестественной страсти. — Богомир выскользнул из объятий чудовища. — И сейчас я бы хотел… — Он остановился. Мир вокруг плыл волнами. Богомир начал вспоминать, что всё это нереально, это лишь сон и нужно…
Богомир открыл глаза и увидел, что находится в большой стеклянной коробке. Жидкости в ней уже не было. Он нервно достал камень из кармана и ударил по стеклу над своими ногами. Один раз, второй, на третий оно дало трещину, с шестого раза раскололось.
Богомир дрожа вылез из коробки. Он находился уже не в Красном замке, а в пещере. Вокруг него рядами лежало много-много таких же бутылок с людьми. Богомир поднял осколок и положил его себе за пояс, затем стал искать друзей. Нашел.
— Миша!
Богомир камнем разбил бутылку друга, затем начал его трясти. Михаил всё не мог проснуться: он бредил в кошмаре, хмурился, и, чуть не рыдая, бубнил:
— Мы не любили друг друга. Это была ошибка, мы должны расстаться.
— Эй, эй, эй!
Михаил наконец пробудился, но только спустя пол минуты начал соображать. Мужчины пошли за Королевой. Проходили ряд за рядом, зал за залом, но ее нигде не было, как вдруг…
Ансельм. Юноша стоял в своем белом костюме и глядел на Принцессу в стеклянном гробу. Михаил и Богомир тихо начали красться к злодею. По дороге заметили и Королеву в бутылке.
— Ансельм! — вдруг позвал принца Богомир. Мальчик обернулся. В темном свете еще сильнее стал заметен неестественный отблеск от его глаза. — Ансельм, здравствуй.
— Добрый вечер, — сказал юноша и снова взглянул на Принцессу. — Правда, она красивая? Самое прекрасное создание, что я видел в жизни.
— Да, да… Ансельм. Ансельм, мы знаем, что ты похищал людей и хочешь устроить конец света, — сказал Богомир.
— Да, я это понял, — ответил мальчик.
— А как ты Мертвым-то Грифом был?
— Иллюзия. Я ведь с планеты иллюзий.
— Точно. Я и забыл. А зачем это тебе, Ансельм? Зачем хочешь всех убить?
— Я хочу убить, но не всех. Их я спасу. — Он взглядом окинул людей в бутылках.
— Спасешь от чего, Ансельм? От апокалипсиса, который сам и устроил?
— Я его не устраивал. Он должен был случиться давным-давно, и три расы поглотили бы друг друга. Но Принцесса оттягивала этот процесс тысячелетиями, хотела показать людям, что есть мир, любовь и счастье. Но войны продолжались и будут, пока есть разница между людьми. Я понимаю, что устраиваю геноцид для миллионов, но я спасаю будущее миллиардов.
— Значит, ты спаситель, Ансельм? Значит, тебя станут прославлять?
— Нет. Меня убьют, когда все проснутся и поймут, кто виновен в смерти их близких. Я готов.
— Хорошо, — сказал Богомир и выхватил кусок стекла.
Удар, второй, третий, шестой… Мертвый Ансельм упал на пол. Богомир подбежал к Принцессе и разбил ее гроб. Стекла рассыпались по розовым лепесткам платья. Михаил глядел, как кровь растекается на белом пиджаке Ансельма. Принцесса открыла глаза, и Богомир вытащил ее из осколков. Девочка взглянула на людей в бутылках, на мертвого принца, на игроков.
Михаил вытащил жену из ящика, неловко обнял.
Этот гул. Сначала звучал почти незаметно, как звон в ушах. Но с каждой секундой нарастал. На фоне него ритмично застучало — словно капелька — тыньк, тыньк, тыньк… Звук стал невыносимым. Сверлящий гул уже отдавался в барабанных перепонках. От него болели уши, казалось, сердце не выдержит, хотелось кричать, и руки тряслись. Резкое — ба-бах! Прямо над головой. И земля дрожит. И тело передергивается в страхе, и падаешь на пол, закрывая голову руками. А громыхать продолжает.
— Скорее! — закричала Принцесса и под звуки рухнувшего мира побежала куда-то.
Послы рванули за ней, еле держась на ногах. Долгая взрывная волна свистела. Игроки за Принцессой вошли в комнату. Там звучал оркестр. Уставились вверх — пред ними на потолке расплескался иллюзорный космос. Сотни белых бликов сверкали в иссиня-черной палитре. Они растворялись в фиолетовых разводах Млечного пути, а после сгорали в оранжевой звездной вспышке. Игроки не замечали пустых кресел вокруг и круглого аппарата в середине комнаты, в тени которого стояла Принцесса.
Гул усилился, и центр потолка прорвало метеоритом. Камень понесся на девочку. Принцесса развела руки в стороны, запрокинула голову к небу — из нее вверх ударил красный свет, и метеорит рассыпался в белый порошок, а тот разлетелся по комнате.
Богомира кольнуло холодом. Он протянул руку — снежные хлопья упали на ладонь и растаяли. Михаил молча ткнул друга в плечо и указал вверх. Через дыру в потолке теперь виднелось голубое небо, а на нем — две столкнувшиеся планеты. Третья медленно приближалась к их обломкам. Огненные камни звездопадом летели на землю, дырявили потолок. Гул снова нарастал и ба-бах! — Арий врезался в соседние планеты.
Богомир заставил себя посмотреть на Принцессу. Она стояла посреди зала под светом сгорающих планет, как под прожектором. Аппарат, что рисовал на потолке звезды, был уничтожен. Принцесса глядела на своих гостей и танцевала под зажеванную медитативную музыку. Плавно перебирала руками, точно в трансе, покачивала головой, а то делала резкие движения, от которых Богомир вздрагивал. Он заметил надпись у двери — «Планетарий». Точно такой же, как на картине Леопольда Де Винче. Затем Богомир увидел, что и Михаил повторял за Принцессой, и из страха толкнул друга.
— Я… просто… это танец последнего дня. Я его учил… помнишь?
Богомир спустился по лестнице и рухнул в кресло. Михаил одернул жену, и вместе они сели рядом с Богомиром. Теперь все смотрели на Принцессу. Задняя стена комнаты уже разрушилась. Было видно белое поле, в котором журчали талые воды. Крыша и метеориты распадались на снег. И даже разрушенные планеты отступали куда-то в космос, сливались с грязным весенним небом.
— Как нам выйти из Игры? — закричал Богомир.
Принцесса взглянула на него.
— Выход из Игры — это вход в нее. Вы уйдете с той клетки, с которой вошли. Со своей клетки, — ответила Принцесса, а затем щелкнула пальцами, прыгнула вправо и раздвоилась. И теперь две одинаковые принцессы танцевали на белом поле.
— Что ты делаешь? — спросил Богомир.
— Рассказываю историю, — ответила Принцесса и посмотрела на своего клона.
Вторая принцесса словно увяла: стала старше, усталой, в дряхлой одежде, волосы укоротились. Сама Принцесса уменьшилась. Волосы ее порыжели, а на ногах появились темно-синие резиновые сапожки. Взрослая и девочка — мать и дочь — взялись за руки.
— Историю чего?
— Проклятия, — ответила малышка. — Проклятия Ют Майерс.