Люди и чудовища. И прибудет погибель ко всем нам

Проклятие Или в царстве Кукольника V

Во сне Элеон видела лишь тьму, а, проснувшись, почувствовала боль в спине. Неудобно спать на полу. С закрытыми глазами Элеон села, прогнула спину, поморщилась. Неприятное напряжение в теле. Наконец взглянула на спящих. Пенелопа лежала, как мертвая, лицом к Маргарит. Маргарит во сне точно пыталась убежать от Пенелопы. Веки малютки не до конца закрывались, и были видны слепые глаза. Анна дремала — тревожно, но на нее Элеон и не хотела смотреть. Анджелоса и Балерины не было.

Элеон приподнялась, но от усталости снова легла на бок. Неудобно — подняла одеяло, а там дневник брата. Девочка с ненавистью отбросила его от себя. Внутри стало так тяжело, что из глаз полились слезы. Элеон протянула дневник обратно и снова убрала в карман.

— Ты плакала? — вдруг произнесла Анна и подсела к ней. — А что у тебя там за…?

— Ничего, — прошептала Элеон, хотя хотела наорать на девушку.

— Я… ты… — запинаясь, говорила Анна. — Ты злишься на меня за то, что я сказала вчера? — Она снова заламывала руки. — Я знаю, это так жалко притворяться другим человеком и из-за этого… так страдать и…

Анна всё продолжала и продолжала. Элеон казалось, что от этого нытья у нее взорвется мозг. Бешенство тяжелело в груди. Когда Анна уже заткнется? Ну неужели она не видит, что ее не хотят слушать? А ведь надо поддерживать — иначе совсем помрет от горя дуреха. Еще сложнее делать вид, что не хочешь влепить этой размазне пощечину. А как здорово было бы сейчас закричать: «Заткнись!» — и дать Анне по лицу что есть силы. Эта соплячка так удивится. Жертвенно взглянет и побоится сказать что-то. Вся задрожит, станет такой жалкой. А Элеон вскочит и даст ей с размаху ногой в живот, и…

Подошел Анджелос с Корнелией. Видимо, они что-то обсуждали. Минут через десять, когда все собрались в кружок, парень сказал:

— У меня было много идей, как бороться с Кукольником, отнять лампу и так далее. Но проще всего, мне кажется, — он сделал паузу, — взорвать эту сучку. Здесь есть заболоченный подвал, а там природный газ. На нем готовят и греют воду. И, в общем-то… мы знаем, что Кукольник пойдет смотреть выступления на ежегодном Зимнем концерте. Тот в актовом зале проходит. И можно просто пустить этот газ, и хозяйка — ды-дыщ! — взорвется. А без нее куклы не опасны. И, вероятно, дом тоже ослабеет и выпустит нас. Не уверен. Так что? Кто-нибудь против? Или, может, придумаем что-то другое?

Все одобрили план Анджелоса. Балерина предложила помощь своих друзей, чтобы передвинуть бочки. Дети пошли в гримерку. Там для подготовки к Зимнему концерту собралось большинство кукол. Гримерка оказалась огромной и составляла собой целую сеть комнат. Были в ней и потайные двери, и шкафы с нарядами, косметикой и прочее. Повсюду носились выступающие. Некоторые из них выглядели мило, другие — жутко. Вроде льва, у которого нижний зуб пробивал собственный глаз. Встретили там дети и пятиметровые фигуры без лиц, и соломенных монстров с черными крысиными лапками — чудики в уголке притворялись стогом сена.

— Обычно в гримерках актеры преображаются и становятся кем-то другим. А здесь они уже словно часть этого места, — заметила Пенелопа.

Корнелия отвела всех в комнатку, закрыла дверь на ключ. Внутри уже были ее сообщники. И не все из них, как Балерина, приветствовали идеи филантропии. Одни просто устали от жизни в этом доме и хотели свободы. Герои трагедий! Других не устраивало правление царицы, и, возможно, они сами мечтали занять ее место. Властолюбивые и корыстные. Был и третий тип — отбитых на голову. Им просто нравилось что-то взрывать. В общем, самые интересные ребята.

После собрания Анджелос отправился с куклами за газом. Анна, конечно, не хотела этого, ей было страшно и за него, и за себя, но что поделать. Анджелос не заметил ее переживаний (а, может, и не захотел?), но увидел, что Маргарит снова блуждает сама по себе.

— Милая, будь осторожней без меня. — Он присел на корточки рядом. — Не нужно, как маленькая Ют, бегать к волшебным горам, искать там бестелесных духов. Ведь помнишь, дорога к духам и… джиннам ведет в пропасть.

— Ты не хочешь, чтобы я говорила с джинном? — спросила девочка.

— Да, и со всякими странными личностями. Просто будь бдительна. Договорились?

— Ладно, — сказала Маргарит и вдруг обняла Анджелоса. — Ты хороший, почти как моя мама.

Анджелос, не ожидая такого, рассиялся в улыбке.

— Ты тоже маленькое чудо.

Юноше было страшно оставлять девчонок, особенно странненькую Маргарит, в этом рассаднике кукол. Но здесь, по крайней мере, за ними присмотрит Гример. Если ему, конечно, можно верить. Да и вообще Анджелос переживал из-за своего плана и этих сообщников — любителей повзрывать. Но прятаться было не в характере парня. И он ушел.

Пенелопа сразу предложила всем развлечься. Вокруг же столько одежды, украшений и косметики! Она закружила Гримера в пляске. Потом набрала вещей и стала на глазок их примерять девчонкам. Пенелопа обожала наряжаться — только этим и занималась у родителей в театральной труппе.

Принц спустился в подвал — место, с которого начинал гнить дом. Каменные низкие арки напоминали лабиринты, иссохшие деревья, заросшие пруды, мхи, земляное месиво. Когда-то здесь хотели завести сады, только вот теперь они настолько одичали, что превратились в болота. Местные куклы не знали господства хозяйки и уж тем более не собирались идти на всеобщий концерт. Они жили своей развратной жизнью. Их тела — позолоченные и осеребренные — были как у взрослых людей. На шеях свисали жемчуга, а лица скрывали венецианские маски. Императоры и древние богини — они с неодобрением смотрели на заглянувших в их обитель простых кукол. Анджелос ощущал на себе недобрые взгляды. Сквозил запах плесени и краски — местные пытались замазать свои разлагающиеся от сырости тела. Тошнило.

Куклы не чуяли этих ароматов. Зато одна пристала к Анджелосу: «Что, красавец, остаешься с нами?» — и схватила юношу за воротник, но Корнелия оттолкнула нахалку.

Анджелос шел по болотам злой и замкнутый, не желая видеть эти уродства, грязь и гниль. Тут он укололся и цыкнул от боли. Дикая роза обвилась шипастыми ветвями вокруг колонны, пустила корни в чашу с водой. Жидкость образовалась от скопленных паров и вся пропиталась пролитой в нее синей краской. Потому у куста вырос лишь один слабенький бледновато-голубой бутон. Анджелос склонился над ним — кудряшка с бронзовым отливом упала на лоб. Юноша понюхал цветок.

— Он живой и пахнет. Поразительно… — Анджелос сорвал бледную розу и вложил ее в карман голубой жилетки. — Подарю Вениамине.

— Не думала, что ты такой романтик, — сказала Корнелия. Анджелос смущенно опустил глаза.

— Мне кажется, я мог бы быть художником. Мне так часто хочется изобразить что-то прекрасное, но я, право, не умею рисовать. Только каллиграфией занимался. Да и глупости это всё… — Он вдруг вспомнил: — «Я — художник, который не творит. Женщина, которая не любит. Мать, которая рождает через смерть». Каково это? — спросил Анджелос у Корнелии.

Они продолжили идти по заброшенным дорожкам.

— Что? — не поняла Балерина.

— Стать куклой. Это то же, что быть человеком?

— Нет, — подумав, ответила она и замолчала. В голову ничего не приходило. — До того, как я сюда попала, у меня были темно-синие глаза когда-то, — наконец сказала Корнелия. — Как небо, которое вот-вот готовиться войти во мрак ночи. — Она снова задумалась. — Это словно пересечь черту, и после нее — назад дороги нет. Мы все здесь будто пропащие. Не могу объяснить. Ты становишься куклой, и жизнь продолжается, но словно единственный ее смысл — творить зло. И только вопрос времени, когда ты поддашься искушению.

— Разве это нельзя отнести ко всему человечеству?

— Нет, боги, нет! Никогда не понимала, почему мы, люди, так любим осуждать себя. Винить за войны, которых не устраивали, за жестокость, которую могли бы причинить, но не причиняли. Все говорят, что мир катится в тартарары, с каждым новым поколением мы становимся только хуже. Но почему хоть раз не поведать о том, как человек прекрасен, а цивилизация стремится к совершенству? Мы уже так многого достигли. Ты смеешься? — Анджелос действительно усмехнулся. — А зря. Ведь и твои слова, и мои — лишь обобщения людей. Но почему-то заявлять, что человек — чудовище, нормально, а утверждать, что он прекрасен, смешно и глупо. А может, страшно? Страшно, что тебя назовут смешным и глупым?

— Как ты можешь говорить так, живя в аду? — спросил Анджелос.

— Но где-то есть и рай: морские пляжи, дикие леса, бескрайние поля.

— Почему ты попала сюда?

— Разве это имеет значение? Ты никогда не узнаешь, Анджелос Люций, — хитрость заиграла в ее глазах, — кем я была — дочерью крестьянки или морской королевы. Но могу рассказать, как стала Балериной. Я поцеловала жабу из подвала. — Анджелос побледнел. Именно в болотах прячутся жуткие куклы, окончательно потерявшие душу. — Жаба соврала мне, что вновь превратится в человека, если я это сделаю. И я поцеловала.

— Так какой же это грех?

— Любовь.

— Называй вещи своими именами. Любовь — это не грех. А вот похоть. Но… почему? Это ведь отвратительно. К жабе? — Анджелос недоумевающее посмотрел на Корнелию.

— Куклы умеют туманить разум. В них, повторюсь, огромное зло.

— Как и в тебе, — резко сказал Анджелос. — Ты рабыня Кукольника. Ты часть адского дома.

— Ну и что?

— Внутри тебя зло, — попытался объяснить еще раз Анджелос, смущаясь, — и ты… грешна.

— Ну и что? — Корнелия таинственно взглянула на юношу.

— Когда ты так говоришь, мне кажется, я вижу твои темно-синие глаза, которые… — он пытался вспомнить, — как небо, собирающееся войти во мрак.

— Некоторые куклы умеют дурманить разум, — рассмеялась Корнелия, и Анджелос тоже.

Пенелопа с Маргарит шли по коридору, держась за руки. Взрослые девочки разрешили им сходить за париками. Пенелопа уже давно поняла, что Элеон плевать на всё, а Анну легко расстроить, и она не станет запрещать. Мимо девочек носились куклы. Выступление! Уже скоро! А где моя расческа? Их голоса сливались в один для маленькой Маргарит, путали ее и пугали. Девочка уже плохо понимала, куда идет, и просто следовала за подругой.

— Твоя мама хорошо шьет, — говорила Пенелопа, — бабушка выдумывала, дедушка играл, папа, наверняка, что-то такое умел. Вероятно, и у тебя есть талант.

— Разве? — растерянно спросила Маргарит.

— Думаю, должен быть. Ты училась музыке? Пианино? Скрипка?

— Нет, — тихо ответила девочка.

— Может, петь умеешь или в тебе живет актриса?

— Нет.

— Рисовать?

— Я же слепая.

— А я и забыла, — опомнилась Пенелопа. — Мне кажется, родись ты обычной, рисовала бы. Все дети в твоем возрасте любят это делать. Слушай, а ведь если ты станешь куклой, царица даст тебе глаза, и ты сможешь видеть.

Маргарит нахмурилась и остановилась.

— Мне не нравится, что ты говоришь.

— Я не хотела тебя обидеть. Просто… рассуждала. Я кажусь тебе жестокой? Прости. Вероятно, я такая после смерти сестры. Как будто… для меня больше нет ничего святого, и я всё могу опошлить. Но, пойми, теперь ты мне как сестра, и я не хочу ссориться.

Мимо пробежал говорящий конь и стал задавать глупые вопросы Пенелопе. Маргарит спряталась за ее спиной. Конь много говорил о детях и что их нужно передать царице после концерта. Пенелопа делала вид, что она с Маргарит — тоже куклы и ищут живых.

В толпе девочек не замечали, но Маргарит всё равно ощущала какую-то жуть. Малышка вдруг прошептала:

— Пенелопа, кто-то смотрит на меня.

Пенелопа оглянулась и вздрогнула. В конце коридора стоял скелет и не сводил с детей пустых глазниц. Голову его украшали разноцветные пряди, а выпирающие кости, если приглядеться, были элементами маскарадного костюма. Скелет двинулся на девочек. Пенелопа схватила Маргарит холодной рукой и быстро пошла прочь от него. Скелет побежал.

— Римми, задержи его! Я думаю, это человек, — закричала Пенелопа говорящему коню. И тот бросился в бой.

Но скелет быстро разобрался с куклой. Пенелопа юркнула в одну комнату, затем через нее — в другую, тянула за собой Маргарит. Но преследователь не отставал. Тогда девочка решилась на отчаянный шаг. Она залезла с Маргарит в шкаф, открыла внизу потайной кладовой отсек. Дети притаились.

…Тьма и мягкая одежда под головой. Где-то шуршит скелет. Пенелопа крепко держит Маргарит за руку. Маргарит не по себе. Она готова заплакать. Скелет открыл шкаф — пусто, проверил стенку — за ней дверь. Преследователь что-то прошипел или, вернее сказать, прошептал — словно голос с трудом выходил из горла. Скелет прошел в соседнюю комнату и в другую. Сердце Маргарит вздрогнуло. Эти шаги… такие знакомые.

Анджелос и Корнелия долго не возвращались. Маргарит с Пенелопой тоже. Джудо познакомился с куклами-игрушками и ушел за ними. Элеон и Анна остались наедине с Гримером. А он им рассказал многие интересные вещи. Например, что в доме не всегда царствовала эта Кукольник. До нее существовали и другие. Их Гример лично не видел, но знал старинных кукол, которые застали правление предыдущего хозяина. И жили при нем иначе. Да, некая сила, что клонила всех ко злу и самозабвению, куклы и проклятия там тоже существовали. Но без всех этих ужасов: каннибализма, похищения детей. Дом олицетворял собой зло, но мог творить его только с помощью человека — хозяина. Без него магия поместья не работает. Правда, и куклы перестают быть живыми. Но Гример всё равно хотел смерти царицы. После этого разговора он ушел, и Анна с Элеон остались одни.

Они молчали. Анна чувствовала напряженность в воздухе и пыталась заговорить с девушкой. Элеон отвечала сухо и односложно. Она не горела желанием вновь выслушивать Анну и уж тем более рассказывать что-то о себе. Элеон с безразличием стала мерить украшения, красить глаза. Когда Пенелопа самовлюбленно крутилась перед зеркалом, Анна даже побоялась, как бы куклы не почуяли ее гордыню. Но на лице Элеон и улыбки не скользнуло. Анна снова заговорила с девушкой. Элеон ушла в соседнюю гримерку.

Вернулся Анджелос. Вообще он это сделал давно, но долго разгружал бочки с газом на складе. Юноша поцеловал руку Анны — красавица вздрогнула, и ноги подкосились. Анджелос закрепил ей в волосы живую розу.

Элеон слышала их голоса за стеной. В тусклом, темно-оранжевом свету она глядела на себя в зеркало. Какой же это всё мрак. Элеон взяла серьгу с большим голубым камнем и продела ее в здоровое ухо, рукой собрала рыжие кудри наверх и, держа их там, стала выбирать наилучшую асимметрию в прическе. Разодранная мочка уже зажила; на ней красовался шрам. Небольшое напоминание того, что случается, когда любишь кого-то. Внезапно Элеон заметила в отражении Анджелоса. Он стоял у двери, скрестив руки, и смотрел. Это разозлило девушку. Она заколола волосы, повернулась к нему и резко спросила:

— Что, я красива?

— Конечно, — спокойно сказал он.

— И-и-и… ты бы мог в меня влюбиться?

— Я же сказал: конечно, — ответил он, затем добавил, поняв, что Элеон бесится: — Только это ничего не значит. Влюбленность — лишь еще одно название похоти, которую романтики возвели в культ. Нам нравится то, что красиво. Будь я уродом, ты бы тоже на меня не посмотрела.

— Любят не за внешность.

— Да, она сама по себе, без харизмы, ума или таланта, не значит ничего, — согласился Анджелос. — А влюбленность… Мы все давно знаем ее правила. Шаг вперед, два назад. Я бы еще мог влюбиться, но любить — сомневаюсь. Да и то не хочу.

— Считаешь, любовь можно контролировать? — Глаза Элеон потускнели.

— Конечно. Почему нет? Она проста. Сердцами людей завладевают их противоположности или те, кто похож на них, на их родителей, первых возлюбленных.

— Тогда всё не просто, а, наоборот, запутанно. Не находишь? — ухмыльнулась Элеон, но затем снова опечалилась. — Говорят, мы притягиваем тех, кого заслужили.

— Ну. Скорее, тех, кто нам нужен конкретно сейчас. Мы либо ищем людей, которые укладываются в наше мировоззрение, либо находим тех, кто неизбежно меняет его.

Тут прогремел взрыв. Элеон побежала искать малышек. Анджелос и Анна — выяснять, что произошло, но первыми наткнулись на Пенелопу. Она стояла перед горящим складом и глядела, как куклы пытаются его потушить.

— Бочки с газом взорвались, — сказала Пенелопа. — Видимо, была протечка.

— А ты здесь что делаешь? — закричал на нее Анджелос. — Лучше всех знаешь, что за протечка, а? Столько сил напрасно… А скоро этот концерт. Наверняка куклы и подорвали…

— Корнелия хочет достать новые, — добавила Пенелопа.

— И где же? И как же? Нас в подвал точно не пустят после того, что там было!

— А что там было? — испугалась Анна.

— Не важно, Вень.

— На кухне, — ответила Пенелопа. — Корнелия уже туда отправилась. Сказала, если тебя встречу, позвать.

— Ладно, — согласился Анджелос. — Веня, пошли к ней.

— Вениамина? А как же я без нее? — удивилась Пенелопа.

Анджелос не остановился.

— Элеон тебя отыщет, — сказал он.

Пенелопа смотрела вслед Анджелосу и Анне.

— Жаль, очень жаль, — произнесла она, затем вздохнула. — Ну ничего. Так тоже сойдет.

Пенелопа присела. Через минут пять к складу прибежала и Корнелия.

— А что ты здесь делаешь? — удивилась Пенелопа.

— То же самое хотела у тебя спросить, — сказала Балерина. — Неужели все бочки взорвались? Анджелос уже видел?

— Да. И ты тоже видела. Вы же собрались с Анджелосом за новыми идти.

— Когда?

— Как же? Ты сама подошла ко мне, сказала, если встречу, попросить Анджелоса пойти на кухню за новыми. Он тебя там ждет.

— Пенелопа, что за чушь ты несешь? Я тебе ничего подобного не говорила. И… где Анджелос меня ждет?

— На кухне. С Вениаминой. Ты их туда послала.

— На кухне?! Их же там убьют! — Корнелия тут же побежала.

— Но ты сама мне так сказала! — прокричала ей вслед Пенелопа. Затем вздохнула. Ладно. Элеон придется ждать.

А Анджелос с Анной уже спустились на первый этаж. Там за лестницей располагалась кухня. Собака у входной двери залилась нескончаемым лаем. Анджелос аж за голову схватился, но потом видит: пес совсем маленький, рвется из будки, да поводок не пускает. Забавное страшилище. Зверь не походил на живого и был скорее чем-то вроде подстилки для домашних питомцев: безглазый, с висячими тканевыми ушами, весь из белого материала, как от половой тряпки. Улыбка скользнула на лице Анджелоса. Парень присел к псу. Тот дико завизжал и стал кидаться на человека.

— А я ведь тебя знаю. Ты набросился на меня здесь, у двери. Как там представлялся?.. Флинч? Финч? Ну что? Вот она — любовь твоей царицы?

— Анджелос, идем…

— Нет, дай мне его еще немного подразнить, — ответил юноша, и взгляд его стал хищным.

Финч рычал, заливался лаем, прыгал на Анджелоса, но цепь тянула назад. Голова куклы чуть ли не отрывалась, нитки на шее скрипели, но вырваться пес не мог, не мог даже дотронуться до человека — лишь ушами касался. Анджелоса это смешило. Финч визжал от злости и боли. Под этот же шум дети вошли на кухню. Им надоело ждать Корнелию.

Это была огромная кухня, оснащенная для великана. Большой стол, как двухэтажный дом, гигантский бурлящий котел, в котором и лошадь поместится. Стоял там и шкаф до самой крыши с клетками. В них сидели разные звери. Все шипели, злились, рычали. Балерины на кухне не было. Зато Анджелос увидел на столе бочки.

По резным ножкам парень залез наверх. Там валялись бечевки после готовки — Анджелос прикреплял к ним бочки и осторожно спускал Анне. Управился с тремя штуками. Тут кухня содрогнулась. Анджелос у края стола чуть не упал. Парень в недоумении уставился на кладовку. Тряхнуло еще раз и еще. Нет, это не землетрясение. Великан. Анджелос продолжил опускать бочку, но вдруг услышал:

— Вы принесли мне людей? Пахнет человечинкой.

Анджелоса прошибло на холодный пот. Эта кукла, видимо, опасна. Юноша полез по бечевке вниз. А шаги гиганта звучали всё ближе. Веревка от каждого такого толчка раскачивалась, и Анджелоса закрутило. Всё мельтешило перед глазами: размывчатая стена, дверь к кладовке, ножка стула, кладовка, кто-то огромный. Сердце сжалось от страха.

Анджелос медленно продолжал сползать, и тут Анна закричала. Что она делает? Анджелос расцепил руки, шлепнулся, подскочил к девушке и зажал ей рот за ножкой стола. По глазам Анны Анджелос понял, насколько жуткий этот Повар. Девушка вся дрожала, еле стояла на ногах и взвывала от каждого нового — Бум, Бум… Анджелос молил ее взглядом помолчать, но у Анны началась истерика. А Повар искал их. Дверь совсем рядом.

— Нужно бежать, — прошептал Анджелос.

— Нет, нет, — мычала Анна и мотала головой.

— Да, бежать. Это недалеко. Он не заметит. Давай, пока не поздно.

Анджелос разжал ее рот, схватил за руку и рванул к двери. Но Анна, обессилев, упала. Сквозь слезы она увидела полуразмытый гигантский силуэт и закричала. Повар повернул к детям голову, его глаза заблестели, и на клыкастом рте засияла улыбка. Анджелос на мгновение впал в ступор от выходки подруги и почувствовал, как земля содрогается чаще — великан бежит к ним. А Анна не двигается с места и просто плачет.

Как странно. Юноша смотрит на дверной проем в шагах пятнадцати от себя. Тянет за руку Анну — а она не встает. Боковым зрением замечает приближающийся громадный силуэт. Сердце стучит бешено. Отпускает руку. Взваливает на себя Анну и бежит. Тут его тело сзади сжимают. Анджелос вскрикивает. Бросает Анну. Она падает на пол в пяти шагах от двери. Юношу обездвиживает сжимающая боль, он резко открывается от земли и летит вверх, беспомощно барахтая ногами в воздухе. Анна не двигается, она схватилась за голову и рыдает. Пожалуйста, беги! Повар хватает и ее. Подносит обоих к роже. Запах протухшего жира и тухлой капусты. Анджелос наконец видит лицо великана. Как у свиньи, обезьяны и человека. Слишком близко. Острые зубы размером с половину сабли. Есть сабля. Можно воспользоваться. Руки сжаты. Анджелос оказывается вплотную у носа чудовища. Воздухом поднимается его одежда и кончики волос.

— Действительно, люди.

Повар посадил детей в клетку.

Анна лила слезы. Звери лаяли и шипели. Темно. Свет только от кипящего котла. Анджелос ходил взад-вперед и думал, как выбраться, пытался открыть замок, ломать прутья. В голову не приходили идеи.

Бум, бум, бум — оно приближается. Бум, бум, скрипнула дверца. Огромная рука тянется за Анджелосом, он вонзает в нее саблю. Повар не реагирует. Он кукла. Он не чувствует боли и тянется за юношей. Анджелос убегает в другой конец клетки. Тогда гигантская лапа ловит Анну. Девушка кричит как резанная.

Анджелос в ужасе подскакивает к ней и хватает за руку, ноги скользят по полу, пока не упираются в решетку. Дети крепко впиваются пальцами в предплечья друг друга. Анна орет от боли и рыдает: «Не отпускай меня!» А пальцы всё скользят вниз по коже, оставляя красные следы. Тело Анджелоса уже впечаталось в решетку и чуть ли не продавливается через нее, как овощерезку. Рука Анны чуть ли не рвется, а девочка всё орет: «Не отпускай меня!»

Тут Повар с силой швырнул Анджелоса об стену клетки.

Темнота…

Анджелос открыл глаза. Жуткая боль пронизывала череп. Парень не совсем помнил, где… Кровь. На затылке кровь. Юноша медленно встал, мир словно закружился, ноги почти не держали. Анджелос пошел к свету — в сторону прутьев. Там спиной к нему стоял гигантский Повар. Анджелос сразу всё вспомнил. Парень стал учащенно глотать воздух, отошел от прутьев, схватился за голову.

Бум, бум, бум — шаги приближаются. Бум, бум — громче и громче. Волна страха сейчас накроет. Клетки трясутся, звенят друг об друга. Анджелос еле стоит. Делает шаг, еще один. Ноги дрожат и подгибаются от каждого — бум, бум. Еще шаг, еще. Лег головой на место своего падения. На стене отпечаталась кровь. Потерся лбом и головой о кровь на полу. Закрыл глаза. Бум, бум ближе и ближе. Не дрожать! Не дрожать!

Огромная тень закрыла свет, дверь клетки скрипнула, и большая рука подняла Анджелоса. Не двигаться. Даже не дышать. Глаза закрыты. Повар слегка встряхнул юношу. Голова мальчика мертвенно упала подбородком на большой палец великана. Даже не дышать.

Холод по всему телу. Монстр бросил Анджелоса на разделочную доску. Сердце лихорадочно колотится. Голова идет кругом. Не терять сознание. Юноша открыл глаза. Рядом с ним на окровавленной доске лежали белые волосы, а в них — помятая бледно-голубая роза. Анджелос пальцем дотронулся до локонов. К глазам проступили слезы. Рядом со скальпом валялись и разорванное платье, ботиночки. Повар отвернулся за ножом. Анджелос резко вскочил, в глазах потемнело, но там его веревка, ухватился и — вниз, руки жжет, упал. Повар оглушил криком. Внезапно появилась Корнелия.

Она вбежала на середину комнаты и заорала: «Меня ищешь, ублюдок!» Великан повернулся к ней. Анджелос вскочил на ноги и рванул из кухни. Повар поймал Балерину, взбешенный, он опустил ее голову в бурлящий суп — чтобы заткнулась.

А Анджелос ничего не замечал. Он несся к входной двери, там начал дрожащими руками надевать пальто. Всё тело взмокло от пота. Финч заливался лаем. Анджелос постучал в дверь тарелкой Джудо. Безмолвный джинн открыл ворота, и Анджелос выбежал из дома навстречу вечной холодной ночи. Финч не прекращал истошный лай.