Анджелос точно не помнил, как покинул дом — разум плыл в тумане. Мальчика несколько раз стошнило. Он уже не понимал, сколько бегает по снежной пустоши. Каждый раз Анджелос возвращался к злосчастному дому. Но юноша не хотел в него больше входить. Никогда.
Наконец парень выбился из сил и просто замер посреди поляны. Ледяной воздух жег легкие, пальцы отмерзали. Нужно найти убежище. С другой стороны дома находилось сооружение, что-то вроде сарая или погреба. Он зашел туда, спустился по расшатанной железной лестнице. Внутри было пусто, темно. Хилая дверь тряслась и резко вздрагивала от порывов ветра. Светило только из окна с решеткой под самым потолком. У стены слева сидел скелет, на этот раз мертвый. Руки его лежали ладонями вверх, рядом валялся нож. Анджелос взял его, очистил лезвие. Туповат, но лучше, чем ничего.
Юношу трясло. Кажется, началась лихорадка. Голова кружилась. Но молодой человек нервно ходил по комнате и просто не мог успокоиться — внутри всё горело от боли.
— Сколько раз тебе повторять? — закричал он и схватился за голову. — Я не виноват в ее смерти! Не виноват! Не виноват! Не виноват…
Голос его сорвался, едкие слезы полились из глаз. Анджелос упал на колени и зарыдал, глотая воздух так часто, что диафрагма заболела. Затем от бессилья слезы иссохли, боль приутихла. Остались только он на коленях и пустая комната. Внезапно кто-то закричал…
…Внезапно Элеон услышала грохот от железной двери. Девушка сразу поняла — это хотят выйти из дома. Кажется, Элеон уже слышала этот звук, когда Анджелос в первый раз сбегал. Тогда она находилась в брюхе паука и не соображала. А теперь ей нужно отыскать Маргарит и Пенелопу. Но их нигде нет. И все остальные запропастились. Наверное, это они сбежали. Элеон пошла к двери проверить свою теорию, но по пути встретила Пенелопу.
— Наконец я хоть кого-то нашла. А где Маргарит? Наших не видела?
— Как раз за ней шла, — улыбнулась Пенелопа. — Я ее спрятала в гримерке, когда за нами погнался кое-кто. Ну не важно… Наши все на кухне, но скоро, думаю, вернутся. Ты можешь пойти им навстречу. А я заберу Маргарит.
— Давай лучше вместе?
— Ну… а как тогда ребята узнают, где мы встречаемся? Ты им передай, что мы будем ждать в той гримерке, в которой с самого начала сидели.
— Я думаю, они и сами догадаются, что мы пойдем туда.
— А если нет? Лучше сказать. А ходить вместе за Маргарит, потом искать наших — долго. И ждать их здесь тоже долго. Я и так не должна была оставлять Маргарит одну.
— Ладно, ладно, — перебила ее Элеон. — Я поняла.
Девочки разминулись. Элеон пошла к кухне, но встретила ищеек. Они набросились на нее. Элеон побежала и закрылась в комнате. Монстры стали ломиться башками в дверь. Элеон тяжело вздохнула. И что дальше? Она обыскала комнату. Вдруг есть какой-нибудь потайной выход: перевернешь светильник — и дверь откроется. Девочка выкрутила все лампы, перевернула вверх дном кровать, отодвинула шкаф, окна пооткрывала — за ними лишь стена.
Элеон упала на постель. В дверь продолжали ломиться, замок уже не выдерживал. А, впрочем, плевать. Не убьют сейчас — убьют потом. Не убьют потом — смерть в любом случае настигнет. Элеон села и наконец обратила внимание на камин. Кто-то явно его зажигал — в комнате тепло, угольки еще не убраны. А дыму ведь куда-то нужно уходить. Элеон залезла внутрь камина и посмотрела наверх. Среди бесконечной тьмы она увидела маленькие белые капли света. А труба довольно-таки широкая. Если прижать руки близко к телу, можно протиснуться. Дверь выбили.
Элеон лезла вверх. Сажа с трубы осыпалась, а девочка всё глядела на звезды и двигалась к ним. Ищейки наконец поняли, где человек, и кинулись к камину. Но Элеон почти. Еще немного, еще чуть-чуть. Она вытаскивает руку из трубы, вторую. Кто-то хватает девушку за ногу и тянет обратно, но она раскрывает крылья и летит к звездам, к свободе и вдруг ударяется головой о землю.
Крик ужаса. Элеон в панике ощупывает почву, которую приняла за небо. Светящиеся белые камни крошатся в руках — они были звездами. Элеон всё еще в царстве Кукольника. Вверху здесь изъеденная червями земля, по бокам — каменные стены, что стояли за окнами. Ищейки уже заполонили всю крышу, забираются друг на друга. И откуда их так много взялось? Нужно спасаться. Попробовать назад в дом. Но за черными телами даже трубы не видно. Окна. Или дверь. Конечно, зазор между магической стеной и домом ничтожно мал, но, может, есть место, где он чуть больше. Элеон стала летать туда-сюда, отыскала самый широкий зазор — окно там было только на первом этаже. Девочка юркнула вниз, но застряла на втором. Сверху ее потянули за волосы ищейки. Элеон двигала ногами, чтобы скатиться.
Почему она не падает? Анджелос с улицы наблюдал за тем, как Элеон повисла в воздухе, прижатая к стене дома. На крыше бесновалась целая толпа ищеек. Они не видели Анджелоса, только девушку. Пару раз монстры прыгали вперед, но натыкались на незримые стены. Это было поразительно. Те преграды, что существовали для них, не существовали для Анджелоса. Но надо помочь девушке — схватить ее и перетащить на улицу, если получится. Анджелос взглянул на свою руку и замер. На ней еще виднелись синяки от пальцев Анны. Она так крепко цеплялась… Ищейки тянули Элеон вверх. А Анджелос застыл, не мог пошевелиться. Что-то внутри просто мешало ему спасти девушку. Он ведь уже пытался — не вышло. А Элеон утягивают, всё выше, выше…
Анджелос подпрыгнул, схватил девочку и вместе с ней упал на снег. Белые хлопья сыпались на них с неба. Дети встали. Ищейки на крыше неистово шипели, носились, ударялись о воображаемую стену. Подростки одновременно заметили, что держатся за руки, отдернули их и пугливо покосились друг на друга.
Актовый зал постепенно наполнялся. Пенелопа отыскала Маргарит и теперь вела ее на концерт к Кукольнику. И снова слепого ребенка оглушили сотни звуков. Рядом с мамой Маргарит чувствовала себя в безопасности. Но с Пенелопой девочке казалось, что она в центре ветряной воронки. И вдруг среди урагана — что-то отчетливое. Маргарит и сама не понимала, что это значит, но то было важно.
— Кто к нам идет? — спросила Маргарит.
— Никто, там просто куклы. Пошли скорее. — И Пенелопа начала уводить малышку от скелета. А тот вновь что-то говорил девочкам своими ритуальными знаками. Пенелопа с Маргарит скрылись в толпе.
Концерт скоро должен был начаться.
Анджелос отдал Элеон пальто, проводил ее в свое убежище, сел на нижнюю ступеньку, весь дрожа.
— Останемся здесь, — сказал он. — В тот дом я больше не вернусь. Не могу.
— Это на тебя не похоже. Что-то случи… — Элеон не договорила. — Ты ведь пошел на кухню с Ан… с Вениаминой и Корнелией.
— Вениамина мертва. Не стоило идти туда, не стоило брать ее с собой, не… — Анджелос глубоко вздохнул, чтобы успокоиться.
Элеон села рядом.
— Мне очень жаль, — сказала она.
Впрочем, девушка не почувствовала горя. Она глядела на Анджелоса безразличным взглядом мертвеца. Бледно-голубые глаза юноши тоже были опустошены.
— Если тебя это утешит, погибшая не твоя невеста, — сказала Элеон. — Вениамина осталась дома, в царство Кукольника попала Анна, ее двойник. Ты их спутал, а Анна боялась признаться. Теперь ты знаешь правду. А она мертва.
Анджелос посмотрел на Элеон.
— Почему она мне не сказала? Я бы… я бы понял. Это ведь я ошибся, а не она решила меня обмануть.
— Тебе подходит твое имя, — вдруг сказала Элеон. — Ты хороший.
Анджелос рассмеялся.
— И ты туда же? — спросил он. — Неужели я произвожу столь плохое впечатление?! На самом деле это сложно — оставаться хорошим… То есть поддерживать кого-то, а не срываться на него. Сложно видеть недостатки в людях и не ненавидеть их за это.
— Да, понимаю…
— Ты? — Анджелос нахмурился. — Ты обычно, наверное, другая. А сейчас выглядишь разбитой. Что?.. Что случилось у тебя?
— А ты выглядишь нехорошо. Кажется, лихорадка начинается. Давай, я верну пальто.
Анджелос не принял его. Тогда Элеон предложила развести хотя бы костер. Она нашла мусор, приоткрыла дверь, но не знала, как добыть огонь. Девушка попробовала извлечь молнию. Но у нее это получилось лишь раз в жизни и то не сегодня. Тогда костер разжег Анджелос. Он щелкнул, и на конце его пальца загорелось пламя.
— Так ты тоже колдун?
— Нет… всё это ерунда. Мы с мальчишками развлекались… так же, как плюют или свистят… Для настоящей магии нужно много учиться.
Костер разгорелся. Анджелос молчал. Элеон тоже. Что с тобой случилось? Что случилось? Многое. С чего бы начать? С Юджина, с дневников или того, что сделали родители… Всё это такие глупости! Глупости… А ее раздирало на части, и она даже до конца не осознавала, почему умирает внутри. Понять бы…
Нет! Слишком больно. Невыносимо. Хочется расплакаться в чью-нибудь жилетку.
Нет, нет! Молчи. Анджелос не сможет это слушать. У него умерла Анна. Это эгоистично.
Но… Тревога охватила Элеон с головой. Девушка вскочила с места, стала ходить, пыталась успокоить дыхание, но не выходило. А плевать! Элеон вытащила из кармана дневник и, не глядя, дала его Анджелосу. Он удивленно взглянул на девушку.
— Это писал мой брат… Там то, кто я есть, — сказала Элеон и отвернулась от юноши. — Надеюсь, ты по-билийскому умеешь читать?
— Ну, мы с… Анной ведь как-то говорили со всеми вами. Причем, по-моему, у меня даже нет акцента, — Анджелос попытался пошутить. — И я читал книги в библиотеке.
— Точно. Но вообще всё равно заметно, что ты иностранец. Несколько гласных по-другому произносишь.
— Ну вот.
Анджелос мягко улыбнулся девушке и открыл дневники. Элеон вздрогнула, снова отвернулась, а затем, чтобы не оставаться один на один со своими мыслями, заговорила:
— Я ведь думала, что я уродец какой, — Анджелос посмотрел на девушку, затем снова в дневник, — когда брат оставил меня среди людей, а потом я влюбилась в такого же, как я. Юджина. Он был моим женихом. И он причинил мне так много боли, но я продолжала его любить… очень много лет. Ах, точно. Всего лишь год. Но он длился как четыре или пять. — Она вздохнула. — Я отдавала ему всю себя, чтобы… чтобы… Я забыла зачем. Наверное, не знаю… Просто это одиночество… невыносимо. Это как словно… ты тонешь в океане и потому цепляешься за любое спасение.
— Да, понимаю. — Элеон обернулась. — Но я бы предпочел потонуть, — добавил Анджелос.
— А я и потонула. — Девушка снова отвернулась, обхватила свои плечи руками. — Смотрю и не узнаю себя. Я потерялась и не знаю, как найтись. В том сне… когда я была внутри паука, я видела сон.
— Да, Корнелия говорила, что куклы умеют дурманить разум.
— Да, но в том сне, — продолжала Элеон, — я, кажется, была собой. Во мне кипела жизнь, и я хотела назвать свое имя, но всё обрушилось, и мне…
— Какое имя?
— Мне страшно его сказать. — Она посмотрела на Анджелоса, а он — ей в глаза. — Но это не тот страх, который нужно перебороть. Нет, если бы всё было так просто. Я боюсь, потому что не знаю, что будет. Не понимаю, кем я должна быть и что делать. Я ведь считала, что, жертвуя собой ради Юджина, поступаю хорошо. А сейчас… я ни в чем не уверена. Когда черное — это белое, а белое — черное, а все промежутки непонятных цветов. Вот стоит ли раскрыться родителям или станет только хуже? Я пытаюсь найти ответы, но не выходит!
Элеон молящим взглядом посмотрела в глаза Анджелоса, но не увидела там ничего. Что-то внутри оборвалось. Девушка снова заходила по темной комнате, заламывая пальцы.
— Мне кажется, — проговорил Анджелос. Элеон тут же взглянула на него и замерла. — Мне кажется, — повторился он, не глядя на девушку, — то, чего мы больше всего боимся, мы и должны сделать. То есть я, конечно, многого не понимаю в вашей ситуации… И, по-моему, твой брат любит преувеличивать… Но, если ты ищешь ответы в себе и не находишь, ты их и не найдешь в себе. — Он посмотрел на девушку. — И если тебя это мучает, то и не перестанет.
Элеон так и глядела на Анджелоса, замерев. Затем проговорила:
— Спасибо. Я не уверена, что ты прав, но… спасибо.
Внутри у Анджелоса всё похолодело, он снова опустил взгляд и еле выговорил:
— За что же?
— Ты выслушал. И тебе всё это не показалось глупым и жалким.
— А могло? — резко ответил он. — Ненавижу, когда чужие беды высмеивают и даже начинают обвинять. — В глазах его сверкнула злость. — При этом в чем угодно. Слишком эмоциональный! Слишком замкнут! Слишком наглый! А теперь недостаточно смелый… И это место. — Он обвел взглядом комнату. — Здесь всё так же. Джудо забрали за обжорство. Тебя за отчаяние. Вроде как наказание за грехи… «грехи» — какое отвратительное слово! Уверен, каждый, кто сюда попадал, втайне знал, за что его мучают, за что ему это проклятие. И да, в этом есть доля правда. Все мы в этом аду из-за себя же: из-за того, что напились в хлам, из-за дурацкой любви или наивности… Но это не значит, что мы заслуживаем, чтобы нас убивали и делали с нами эти ужасные вещи!
Анджелос злился. Элеон хотела ему что-то сказать, но не находила слов. Она подсела к юноше. Надо то ли обнять его, то ли погладить по голове. Глупо, глупо! Девушка вдохнула и осторожно спросила:
— Ты сказал: каждый знал, почему проклят. Ты себя имел в виду?
Анджелос весь напрягся и устремил взгляд в пол.
— Проклятий не существует. Это выдумка.
— А если бы было правдой?
Юноша посмотрел на Элеон, затем снова вниз.
— Хорошо, — проговорил он. — Это не совсем проклятие. Это… Не знаю, как назвать. Был случай из детства. Мы издевались над одной отвратительной старухой. Вдруг всё начало трястись, ветер забушевал. Даже дышать тяжело стало. А старуха с особым бешенством осыпала меня ругательствами, какими-то проклятьями — уже не помню их. Она с чего-то решила, будто я издевался над ней потому, что она уродлива. Помню, ведьма сказала мне: «Будь ты некрасив, тебя бы тоже никто не любил». Но я смеялся над ней не поэтому. Она была отвратительной внутри: всегда злая, желала другим плохое. Когда люди что-то ненавидят в себе, они уверены, что и окружающие в них это не терпят. И чаще всего таких, как эта ведьма, не переубедить. Она меня тогда жутко испугала. Я ведь чуть не погиб. И не меня одного. Отец казнил старуху тогда. А через полгода умерла моя мама. Она заболела, потому что считала — проклятье сбудется, и из-за меня переживала. Но проклятия — всего лишь слова. Они действуют, только если в них веришь.
— Тогда, следуя твоей логики, ты бы попал сюда, только если бы… — Элеон запнулась и начала говорить тише: — верил в проклятие.
— Да, получается так. — Анджелос посмотрел на девушку.
Подростки услышали музыку. Концерт начался. Элеон некоторое время молчала, затем собралась с силами и произнесла:
— Если мы останемся здесь — умрем, и девочки тоже. Надо вернуться и прикончить тварь.
— Туда? Нет, уж лучше подыхать в этой беспросветной… дыре.
Анджелос опустил голову и старался не слышать музыку. Тошнило. Температура, кажется, чуть спала. Но голова кружилась и болела. Слишком сильно его бросил Повар об стену.
Элеон грустно поглядела на Анджелоса, потом на скелета, темные стены. А затем под самым потолком заметила маленькое окошечко с решетками. На улице шел снег.
— Хоть ты и не видишь, а хлопья там летят, кружатся на ветру, — сказала Элеон. — Идем. Пора назад, в царство Кукольника.