Хроники внутреннего сгорания

собирать вещей не больше, чем входит к тебе в рюкзак,

не заводить собак и детей.

не толстей, не привязывайся, не богатей,

уходи в такую ночь: серебристый зигзаг

молнии, оборванные линии электропередач,

дождь в лицо и немного град.

позади лежат восемь жизней твоих удач

и горят.

в детстве казалось: самое страшное — обрасти жирком,

врасти в свой чрезмерно уютный дом,

помнишь, как читал «Цитадель»,

как боялся, что герой так и останется капиталистом и мудаком,

и как радовался, когда он сбежал, прорвался,

не растворился в мире густом,

утек, просочился в щель.

в детстве думал: самое верное — рвать узлы,

перекусывать зубами или перерезать ножом.

дети все, как волчата, голодны, крепки, злы,

не отягощены воспоминаниями и багажом.

в детстве думал: самое страшное —

город один навсегда,

человек один навсегда,

дом один навсегда.

думал: надо менять квартиры и города,

телефонные номера,

пейзажи двора —

именно в тот момент, когда ты понял: пора.

а теперь в двадцать три считают тридцатилетним,

а теперь стоишь на камушке предпоследнем,

если дальше прыгать — то в темноту, от которой болят глаза,

из которой ни голосов, ни вестей.

и стоишь, повторяя все громче и все сильней:

«собирать вещей не больше, чем входит к тебе в рюкзак,

не заводить собак и детей».