В десять утра лирик А. на скамейке парка весеннего
допивает вчерашнюю бутылку полусухого,
щурится непроспанно и очково.
В лирике А. есть что-то от С. Есенина,
но больше — от Н. Рубцова.
Лирик А. не ночует дома: попробуй, день-ка
дома себя: не любят двери, не любит стол его,
не любит каждый шкаф его несчастную голову.
Лирик А. метафизически размышляет, откуда берутся деньги,
и хватит ли их сегодня на пачку ментоловых.
Ему достаточно такого почти веселого
существования полунищего.
И в этот момент лирика А. накрывает,
он моргает и щурится, не узнавая,
в двух шагах стоит (и улыбка такая живая)
его двойник,
и смеется все, и кивает,
только лирик А. потерял очки,
а этот в них еще.
Лирик А. думает: к черту такие приходы.
Светит солнышко, дворники весело шаркают метлами.
Двойнику нет дела до лирика А. с его мотлохом
нерешенных проблем: у него природа, погода,
он такой молодой, распатланный,
словно над ним совсем не проходят годы.
Вот теперь непременно что-то должно случиться.
В парке оглушительно чисто.
Солнце лирика в щеку тепло и щекотно лижет,
в окнах напротив лучится.
Лирик А. встает и подходит ближе,
и видит: не он.
В голове постепенно стихает тяжелый звон.
Лирик А. садится обратно,
думает: вот сумело же приключиться.
И молчит.
И солнце со всех сторон.