А еще, знаешь, ходят такие: в глазах огонь, а в груди дыра,
и еще такая улыбка: ну, подходи, ты.
Вот они идут и не знают, как это, страх,
и если других сжигали тогда на кострах,
то этих не трогали ни бог, ни черт, ни иезуиты.
А они не пьют ни крови, ни молока,
а походочка пружиниста и легка,
ветер шелестит, и слышно, как он
перелистывает их шаги.
Вот идет такая по осени, а город рыж и в нее влюблен,
плавен улицы темный изгиб.
А ты не трогай, ты близко не подходи,
ты же видишь дыру в груди,
в никуда улыбающиеся глаза.
Ты же видишь, как ступает, не глядя, что впереди,
не оглядываясь назад.
Если лунный свет — то высветит пустоту,
не увидишь их на свету.
Вот идет такая по осени, и желтый лист сквозь дыру парит,
город церквушками щетинится, словно еж.
А ты не подходи, ты за руку не бери.
Ты молодой, еще поживешь.