Кто-то выслеживает. Не плачь, моя красавица

Глава 49

Ну, и что это доказывает? — спрашивала себя Элизабет, идя по дорожке от главного корпуса к клинике. Если автор пьесы — Хельмут, ему сейчас ой как несладко. Ведь автор вложил в постановку миллион долларов. Вот почему Мин бросилась звонить в Швейцарию! Среди друзей ходила дежурная шутка насчет Минниного «яичка про черный день» на срочном вкладе в швейцарском банке. Она похвалялась, что банкротство ей ни при каких условиях не угрожает.

Мин хотела, чтобы Теда оправдали, так как надеялась, что во всех своих новых отелях он будет устанавливать ее оздоровительные комплексы и это даст ей какой-то доход. А Хельмут и подавно. Если Клинтон Андерсон — это он, значит, ему известно, что Миннино швейцарское яичко безвозвратно укатилось.

Надо заставить Хельмута признаться, решила Элизабет.

В фойе клиники стояла безмятежная тишина. Но регистраторши за столом не оказалось. Из глубины коридора слышались голоса, беготня. Элизабет пошла на эти звуки. По всей длине коридора приоткрывались двери кабинетов, выглядывали взволнованные пациенты, принимающие разные процедуры. Шум доносился из распахнутой двери в самом конце коридора. Кабинет «С». Боже мой, это кабинет, где должны были сегодня делать коллагеновые инъекции Михэн! Об этом она прожужжала уши всему санаторию. Что-то случилось? В Дверях Элизабет столкнулась с медсестрой.

— Сюда нельзя! — проговорила сестра, вся дрожа.

Элизабет оттолкнула ее.

Над операционным столом склонился Хельмут, он нажимал на грудь Алвиры Михэн. Нижнюю часть ее лица закрывала кислородная маска. Гудение респиратора наполняло комнату. Одеяло было отброшено, из-под смятого халата неуместно блестела на груди брошь в виде солнышка. Элизабет остановилась, онемев от ужаса. Подошла другая сестра и протянула Хельмуту иглу. Он присоединил ее к резиновой трубке и установил капельницу. Массаж грудной клетки продолжал мужчина-санитар. А издалека уже слышалась сирена «скорой помощи», въезжавшей в ворота санатория.

В 4.15 Скотт получил сообщение, что Алвира Михэн, та самая, что выиграла в лотерею сорок миллионов, находится в монтерейской больнице и что, по-видимому, ее пытались убить. Сообщение это передал его помощник, который лично принял вызов из «Кипарисов» и отправился туда вместе с машиной «скорой помощи». Санитары сразу заподозрили, что дело нечисто, и дежурный врач в больнице с этим согласился. Доктор фон Шрайбер, по его собственным словам, к инъекциям приступить не успел, но на лице пострадавшей была замечена выступившая капля крови — след только что произведенного укола.

Алвира Михэн! Шериф прикрыл ладонью уставшие глаза. Толковая женщина. Он припомнил ее реплики за ужином. Вроде того мальчика из сказки «Новое платье короля», который крикнул: «А король-то голый!»

Кому могла помешать Алвира Михэн? Скотт, правда, опасался, как бы она не попала в сети шарлатанов, специалистов по выгодному вложению денег. Но чтобы кто-то сознательно попытался отправить ее на тот свет? Немыслимо.

— Сейчас приеду, — сказал он и шлепнул трубку.

Помещение для посетителей в монтерейской муниципальной больнице было светлое, солнечное, с растениями в кадках и фонтанчиком посредине, как в фойе третьеразрядной гостиницы. Сколько часов он просидел здесь когда-то, когда в этой больнице лежала его Джини…

Скотту сообщили, что врачи борются за жизнь миссис Михэн, но доктор Форрест скоро сможет с ним поговорить. Он приготовился ждать.

Неожиданно вошла Элизабет:

— Как она?

— Не знаю.

— Нельзя ей было делать эти инъекции. Она ужасно боялась. У нее инфаркт?

— Еще неизвестно. Как вы сюда приехали?

— В машине с Мин. Она там паркуется. А Хельмут приехал в «скорой помощи» с миссис Михэн. Это просто кошмар какой-то!

Голос Элизабет зазвенел. Посетители в соседних креслах стали на нее озираться.

Скотт усадил Элизабет на диван рядом с собой.

— Элизабет, возьми себя в руки. Ты знакома с миссис Михэн всего несколько дней. Нельзя все принимать так близко к сердцу.

— Где Хельмут? — раздался у них за спиной голос Минны, ровный и невыразительный, как будто она растратила все эмоции. Кажется, она тоже вне себя от потрясения и недоумения. Обойдя диван, она села в кресло против Скотта и Элизабет. — Он, наверное, безумно расстроен… Вот он.

Лицо у барона было такое, словно он только что видел призрак. Как был, одетый в свой изящный голубой хирургический халат, он подошел к ним, опустился в соседнее кресло и взял Минну за руку.

— Она в коме. Врачи говорят, ей был сделан какой-то укол. Мин, этого не может быть, клянусь тебе.

— Подождите меня здесь, — вскочив, сказал Скотт, адресуясь и к фон Шрайберам, и к Элизабет. В конце коридора, ведущего в реанимационное отделение, он увидел главного врача, и тот сделал ему знак подойти.

Разговор состоялся у главврача в кабинете.

— Ей был впрыснут какой-то препарат, приведший к остановке сердца, — уверенно сказал доктор Уайтли, высокий и худощавый шестидесятитрехлетний мужчина. Обычно доброжелательный и мягкий, сейчас он говорил твердо, в его голосе звучали стальные нотки. Недаром, подумалось его давнему другу шерифу, он был летчиком-истребителем во второй мировой войне.

— Удастся ли ее спасти?

— Пока нельзя сказать. Она находится в коматозном состоянии, и это может стать необратимым. Она пыталась что-то произнести, перед тем как полностью потерять сознание.

— Что именно?

— Звучало как «оса». Больше ничего не успела.

— Да, от этого нам мало проку. Что говорит барон? Имеет он какое-то представление о том, как это могло произойти?

— Честно сказать, Скотт, мы его к ней не допустили.

— Похоже, ты о докторе фон Шрайбере не слишком высокого мнения?

— У меня нет оснований сомневаться в его врачебной квалификации. Но я чувствую на расстоянии, как от него разит фальшью. Если не он сделал укол миссис Михэн, то кто, черт подери?

Скотт решительно встал:

— Вот это я и намерен выяснить.

Он направился к двери. Уайтли окликнул его:

— Скотт, твои ребята могли бы нам помочь в одном деле. Надо пошарить в номере миссис Михэн и все лекарства, которые она принимала, переправить сюда. А то, пока мы свяжемся с ее мужем и получим медицинскую карту, невозможно составить даже приблизительную картину того, с чем мы имеем дело.

— Я сам этим займусь.

Элизабет поехала обратно в санаторий вместе с шерифом. По пути он рассказал ей про обгорелый обрывок бумаги, найденный в коттедже у Черил.

— Значит, это все-таки она писала те письма! — воскликнула Элизабет.

Скотт покачал головой:

— Я знаю, то, что я скажу, может показаться совершенным вздором, ведь Черил лжет как дышит, ей это ничего не стоит, но я думал целый день и нутром чувствую, что тут она сказала правду.

— Насчет Сида? Вы с ним разговаривали?

— Нет еще. Все равно он уже знает от нее, что она призналась в краже и уничтожении письма. Я решил дать ему повариться на медленном огне, это иногда помогает. Но говорю тебе, тут я склонен ей поверить.

— Но если не она, кто же тогда писал эти письма?

Скотт скосил на нее глаза:

— Не знаю. — Потом, помолчав, уточнил: — Вернее, пока еще не знаю.

Минна с бароном ехали следом за шерифом в ее «корветте». За рулем сидела она.

— Помочь тебе я смогу, только если буду знать правду, — сказала Мин мужу. — Ты что-то сделал этой женщине?

Барон закурил сигарету, затянулся. Его небесно-голубые глаза заслезились, золотистые волосы в лучах вечернего солнца отливали рыжиной. Верх машины был опущен. Прохладный ветер развеял дневное тепло. В воздухе чувствовалось присутствие осени.

— Минна, что за безумный разговор? Я вошел в кабинет. Она уже не дышала. Я спас ей жизнь. Зачем мне было что-то ей делать?

— Хельмут, кто на самом деле Клинтон Андерсон?

Он выронил изо рта сигарету. Она упала на кожаную обивку. Мин протянула руку и подобрала тлеющий окурок.

— Советую тебе бережнее обращаться с машиной, новой не будет. Повторяю: кто на самом деле Клинтон Андерсон?

— О чем ты? Я не понимаю, — прошептал он еле слышно.

— А по-моему, прекрасно понимаешь. Ко мне пришла Элизабет. Она прочитала пьесу. Из-за этого ты и разнервничался сегодня утром, верно? Тебя испугала рукопись пьесы, а не ежедневник. С пометками на полях, сделанными Лейлой. Она обратила внимание на эту твою противную фразу насчет бабочки на облачке, которую ты так обожаешь пихать в рекламу. И Элизабет тоже ее заметила. И миссис Михэн тоже. Она была на закрытом прогоне. Поэтому ты и решил ее убить, так, что ли? Все еще надеялся скрыть, что пьесу написал ты.

— Минна, говорю тебе, ты сошла с ума! Да откуда мы знаем, может быть, эта женщина сама себе что-то вколола.

— Глупости. Она всем рассказывала, что боится уколов.

— Возможно, просто для отвода глаз.

— Автор вложил в постановку больше миллиона долларов. Если это ты — автор, интересно, где ты взял деньги?

Уже подъехали к воротам санатория. Мин притормозила и без тени улыбки искоса посмотрела на мужа.

— Я сделала попытку позвонить в Швейцарию и проверить, лежат ли по-прежнему деньги у меня на счете. Естественно, там уже никого в это время не было. Буду звонить завтра. И очень надеюсь, Хельмут, ради тебя, что деньги на месте.

Лицо барона оставалось невозмутимо, но в глазах застыло выражение приговоренного к повешению.

Они сошлись на крыльце Алвириного коттеджа. Барон отпер дверь. Все вошли. Минна воспользовалась неопытностью Алвиры и поселила ее в самом дорогом номере. Скотт знал, что здесь располагается сама «первая леди», когда ей случается приехать в «Кипарисы» для отдыха и поправки здоровья. Гостиная, столовая, библиотека, просторная супружеская спальня, две ванные на втором этаже. Ну и здорово же ты выставила ее, подумал Скотт.

Осмотр помещения был осуществлен Скоттом в кратчайший срок. Медицинский шкафчик в ванной содержал только самые обычные лекарства, которые можно купить без рецепта в любой аптеке: бафферин усиленного действия, аллерест, капли от насморка, скляночка с мазью для растирания груди, бенгэй. Здоровая женщина, у которой только закладывает нос по ночам да иногда побаливают суставы.

Скотту показалось, что барон как будто бы разочарован. Под надзором Скотта он раскупоривал каждый пузырек, высыпал содержимое, смотрел, не подмешано ли к патентованным таблеткам еще какое-нибудь снадобье. Или это игра? Неужели Игрушечный солдатик — такой хороший актер?

В стенном шкафу висели поношенные фланелевые халаты и рядом — дорогие платья и пиджаки с ярлыками «Марта на Парк-авеню» и «Бутик санатория «Кипарисы».

Со всем этим странно не вязался дорогой японский магнитофон в сумке из шикарного дорожного гарнитура «Луис Виттон». Скотт удивленно вздернул брови. Такая сложная, профессиональная аппаратура! Откуда это у Алвиры Михэн?

Он перебрал кассеты. Три были последовательно пронумерованы. Остальные чистые. Пожав плечами, Скотт запихал все хозяйство обратно в сумку и защелкнул замочек. Вскоре после этого он ушел. Элизабет вышла вместе с ним и проводила его до машины. Она до сих пор не поделилась с ним своими подозрениями насчет того, что автором пьесы, в которой играла Лейла, был Хельмут. Хотела сначала удостовериться, потребовать объяснения у самого Хельмута. Может быть, настоящий Клинтон Андерсон все-таки существует? Было ровно шесть часов вечера, когда машина шерифа выехала из ворот санатория. Похолодало. Элизабет спрятала руки в карманы и нащупала булавку-солнышко, которую потихоньку отколола с Алвириного халата в процедурном кабинете после того, как Алвиру увезла «скорая помощь». Видимо, Алвира этой булавкой дорожила.

Завтра приезжает ее муж, вот ему Элизабет и отдаст эту вещицу.