Кто-то выслеживает. Не плачь, моя красавица

Глава 28

Возвращаясь из телефонной будки, он думал о кассете. После того как он запишет Шэрон и мальчишку, сделать это?

А почему бы и нет?

Он отправился прямо на Центральный вокзал. Лучше спуститься к ним, пока еще там многолюдно. У этих охранников прямо инстинкт на людей, которым, собственно, нечего делать на вокзале.

Шэрон и мальчишка, вероятно, вчера не ужинали. Значит, они голодны. А он не хочет, чтобы ее мучил голод. Но скорее всего она есть не станет, если он не покормит и сопляка. При мысли о мальчишке ему стало не по себе. Пару недель назад он чуть не спаниковал, когда посмотрел в дверь и увидел, как мальчишка пучится на него из машины. Ну прямо как в его снах — округлившиеся карие глаза, только почти черные — так расширились зрачки, и обвиняют, вечно обвиняют.

Ну, завтра все будет позади. Придется купить Шэрон билет на самолет. Сейчас у него на это не хватит денег, но к завтрашнему дню они у него будут. Можно заказать. Но на какую фамилию? Надо придумать ей фамилию.

Вчера в «Сегодня» ее представили как журналистку и автора бестселлера. Она известный человек и очень популярный. Вот почему особенно чудесно, что она так сильно в него влюблена.

Она очень известна.

Она выступала в программе «Сегодня».

Ее могут узнать многие и многие. Нахмурившись, он остановился, и на него наткнулась женщина, торопливо шагавшая позади него. Он свирепо уставился на нее, а она сказала «извините» и удалилась от него по тротуару. Он смягчился. Она не нарочно. И она ему улыбнулась. Искренне улыбнулась. Ну ему начнут улыбаться многие и многие женщины, когда узнают, сколько у него денег.

Он неторопливо пошел дальше по Ленсингтон-авеню. Автобусы размазали выпавший снег в грязную слякоть. Но она замерзала повсюду, кроме непосредственно проезжей части мостовой. Жаль, что идет он не в «Билтмор»! Номер такой уютный. Среди таких удобств ему еще жить не приходилось.

Он останется с Шэрон и ребенком до середины дня. Потом поедет поездом в Карли и заглянет к себе проверить, не обращался ли к нему кто-то. Ни к чему, чтобы люди недоумевали, куда он девался. А вот где оставить кассету? Вдруг Питерсон откажется платить, если не получит ее.

А деньги необходимы. Оставаться дольше в графстве Фейрфилд теперь опасно. А у него есть благовидный предлог уехать. Все ждут, что он уедет.

«Кто-нибудь неожиданно уехал отсюда?» — будут спрашивать легавые.

«Он?.. нет… он жаловался, что теряет помещение. Просил старика продлить аренду…»

Но это было до двух последних девочек. «Убийца на ГВ» называли его газеты. Если бы они знали!..

Он даже присутствовал на заупокойной службе по Каллахен. На заупокойной службе!

И вдруг он сообразил, где оставить кассету, где ее обязательно найдут вечером и доставят по назначению.

Довольный, он вошел в закусочную и заказал кофе, молоко, булочки. Он пробудет с ними некоторое время, так что пусть сразу поедят. А часть он отложит и даст им попозже, перед уходом. Нельзя, чтобы Шэрон решила, будто он недобрый человек.

Когда он сошел с перрона на Маунт-Вернон, у него появилось странное ощущение, что за ним следят. Его инстинкт редко обманывал. Он остановился и прислушался. Ему почудились какие-то звуки, и он на цыпочках прокрался обратно. А! Просто одна из этих старух с хозяйственными сумками поднимается по пандусу в зал. Наверное, спала на перроне.

С величайшим тщанием он высвободил проводок, приклеенный пластырем к двери. Осторожно достал ключ и вставил его в замок. И начал понемножку открывать дверь, следя, чтобы не дернуть проводок. Проскользнул в щель и закрыл за собой дверь.

Включил флюоресцентный плафон и удовлетворенно крякнул. Шэрон и мальчишка лежали точно так, как он их оставил. Мальчишка, конечно, его не увидел из-за повязки, но Шэрон у стены подняла голову. Положив картонку, он подбежал к ней и сдернул повязку с ее рта.

— Она же была не очень тугой, — сказал он, потому что в ее глазах ему почудился упрек.

— Да. — Она, казалось, нервничала, и как-то по-другому, чем раньше. И глаза у нее были очень испуганными. Он не хотел, чтобы она его боялась.

— Ты боишься, Шэрон? — Голос у него был отвратительно ласковым.

— А… нет… вовсе нет.

— Я принес тебе поесть.

— Как хорошо! Но, пожалуйста, снимите повязку со рта Нийла, и… пожалуйста, вы нас не развяжете… хотя бы наши руки, как прежде.

Глаза у него сощурились. Какая-то она не такая, как раньше.

— Конечно, Шэрон.

Его сильные пальцы ловко развязывали узлы, и через минуту руки у нее были свободны, а он нагнулся над мальчиком.

Нийл прижался к Шэрон.

— Успокойся, Нийл, — сказала она. — Помнишь, о чем мы говорили?

— О чем вы говорили, Шэрон?

— Ну что папа Нийла даст вам деньги, которые вам нужны, и что завтра вы сообщите его папе, куда приехать за ним. Я сказала, что уеду с вами, но его папа очень скоро придет сюда. Ведь так?

В посверкивающих глазах появилось взвешивающее выражение.

— Ты уверена, что хочешь уехать, Шэрон?

— О да, очень! Я… вы мне нравитесь, Лиса.

— Я принес тебе кофе и булочек. И молока мальчишке.

— Вы так внимательны.

Она сгибала и разгибала пальцы. Он следил, как она начала растирать запястья Нийла, как ладонью отбросила его волосы со лба. Как сжимала его руки… — точно условный знак, точно тайный сговор между ними.

Он придвинул ящик из-под апельсинов и положил на него картонку.

— Где молоко для Нийла?

Он отдал ей бумажный стакан и смотрел, как она вложила его в руку Нийла.

— Держи крепче, Нийл. Пей медленными глоточками.

Хриплое дыхание мальчишки раздражало его, тревожило, будило воспоминания.

Он достал булочки. По его требованию их густо намазали маслом — как он любил. Шэрон отломила кусок от одной и дала Нийлу.

— Держи, Нийл. Это булочка.

Голос у нее был ласковым, словно она и мальчишка что-то задумали против него. Насупившись, он смотрел, как они едят, а свой кофе выпил залпом, даже не распробовав. Они съели по булочке, допили кофе и молоко.

Пальто он не снял. Тут было очень холодно, да и в любом случае незачем рисковать, что новый костюм запачкается. Он поставил картонку с оставшимися булочками на пол, сел на ящик и уставился на них.

Когда они доели, Шэрон положила Нийла себе на колени. Дыхание мальчика было громким и натужным. Оно раздражало Лису, действовало ему на нервы. А Шэрон совсем на него не смотрела! Все растирала да растирала спину мальчишке, тихо говорила, чтобы он постарался уснуть. Лиса наблюдал, как она поцеловала Нийла в лоб, а потом положила его голову себе на плечо.

«Она — любящая душа, — думал Лиса, — и, возможно, просто хочет быть ласковой с мальчишкой». Может, убрать мальчишку прямо сейчас, чтобы она могла стать ласковой с ним. Выражение его глаз изменилось, губы раздвинулись в улыбочке, когда он представил, какими способами Шэрон будет ласковой с ним. Предвкушение горячей волной разлилось по его телу. Он вдруг заметил, что Шэрон теперь смотрит на него, и увидел, как ее руки крепче обняли мальчишку. А обнимать они должны его! Он приподнялся, собираясь подойти к койке, и его нога задела кассетник.

Кассетник! Запись, которую требует Питерсон. Нет, избавляться от мальчишки еще рано. Обманутый в своих ожиданиях, сердитый, он снова сел.

— Сейчас я запишу вас для Питерсона, — сказал он Шэрон.

— Запишете? — быстро и нервно сказала Шэрон.

Она была готова поклясться, что секунду назад он собирался что-то сделать с ними. Было что-то такое в его взгляде, в выражении его лица. Она попыталась собраться с мыслями. Вдруг есть какой-то выход? С той минуты, как Нийл сказал ей, что этот человек убил его мать, она с еще большим отчаянием жаждала вырваться отсюда. Завтра будет скорее всего поздно и для Рональда Томпсона, и для Нийла. Она не знала, в каком часу Лиса собирается вернуться за ней. Если вернется! Он хитер и, конечно, понимает, что рано или поздно ее узнают. Воспоминание о кампании, которую она затеяла, чтобы спасти Рональда, жгло и язвило ее. Его мать была права! Настаивая на его виновности, она помогла вынесению смертного приговора. И теперь только одно имело значение: спасти жизнь Нийла, спасти жизнь Рональда. Она же заслуживает всего, что может с ней произойти. И она еще сказала Стиву, что он берет на себя роль Бога!

У Лисы есть пистолет. В кармане пальто. Если обнять его, то, возможно, она сумеет вытащить пистолет.

А если случай представится, способна она убить его?

Она посмотрела на Нийла, вспомнила мальчика в камере смертника. Да, она способна убить этого человека.

Она смотрела, как он привычно вставляет кассету в магнитофон. Кассета TWX, самая распространенная. Проследить ее невозможно.

— Вот, Шэрон, прочти.

Он написал: «Стив, уплати выкуп, если ты хочешь, чтобы мы вернулись к тебе. Деньги должны быть десяти-, двадцати- и пятидесятидолларовыми купюрами. Обязательно собери эту сумму — восемьдесят две тысячи долларов и не позволяй пометить купюры. Поезжай в своей машине к телефонной будке на углу Пятьдесят девятой и Лексингтон в два ночи. Будь один. Не вызывай полицию».

Шэрон взглянула на него.

— Можно мне что-то добавить? Мы ведь поссорились. Порвали наши отношения. А что… что, если он не захочет платить за меня. Понимаете, он… если я не извинюсь. Понимаете, он очень упрям. Может, он заплатит… только половину суммы… за Нийла… потому что знает: Я ЕГО НЕ ЛЮБЛЮ. Но ведь вам же нужны все деньги, правда?

— Что ты хочешь сказать, Шэрон? — Играет он с ней? Поверил ей?

— Извиниться, и все. — Она попыталась улыбнуться, сдвинула Нийла с колен и погладила Лису по руке.

— Без обмана, Шэрон!

— Зачем мне вас обманывать? А что надо сказать Нийлу?

— Просто что он хочет вернуться домой. Больше ничего. — Его палец застыл над кнопкой записи. — Когда я нажму ее, начинай говорить. Микрофон встроен.

Она сглотнула, выждала, чтобы пленка в кассете начала проматываться.

— «Стив… — читала она медленно, стараясь оттянуть время, стараясь придумать, что сказать потом. Она дочитала написанное им: —…не вызывай полицию». — И умолкла.

Он сверлил ее взглядом.

— Стив… — Она не могла начать иначе. — Стив, сейчас с тобой поговорит Нийл. Но сперва… Я была не права… Надеюсь, ты простишь меня… — Щелчок, пленка в кассете остановилась. А она хотела добавить: «Я допустила ужасную ошибку»…

— Этого хватит, Шэрон. Вполне достаточное извинение. — Он кивнул на Нийла, и она обняла мальчика одной рукой.

— Все хорошо, Нийл. Теперь поговори с папой.

Хрип стал отчетливее из-за усилий, с которыми он произносил слова.

— Пап, со мной ничего не случилось. Шэрон… заботится обо мне. Но мамочка бы не хотела, чтобы я был тут, папа.

Кассетник перестал записывать. Нийл попытался предупредить Стива, попытался связать их похищение со смертью своей матери.

Лиса перемотал кассету, проиграл ее и улыбнулся Шэрон.

— Очень хорошо. На месте Питерсона я бы заплатил, чтобы мне вернули вас обоих.

— Вот и отлично. Я рада, если вы довольны.

Он ее нарочно дразнит?

— Шэрон. — Нийл нащупал ее рукав, подергал за него. — Мне надо…

— Тебе в уборную надо, малыш? — голос Лисы был деловитым. — Понятно.

Он нагнулся над Нийлом, подхватил его на руки и унес в закуток, закрыв за собой дверь. Шэрон замерла в испуганном ожидании, но он почти сразу же вышел, держа Нийла под мышкой. Она заметила, что держал он мальчика затылком к себе, так, словно опасался, что Нийл способен видеть сквозь повязку. Бросил его на койку. Нийла била дрожь.

— Шэрон…

— Я здесь. — Она погладила его по спине.

— Шэрон, ты хочешь? — Похититель кивнул на дверь в уборную.

— Да.

Он подхватил ее под мышки и практически отнес в душный чуланчик. Бечевка впивалась ей в икры и лодыжки так, что она морщилась от боли.

— Тут есть задвижка, Шэрон, — сказал он. — Я даже позволю тебе, если хочешь, задвинуть ее, пока ты там, а то дверь будет открываться. Но потом открой. — Он потрепал ее по щеке. — Не то я разозлюсь, и мальчишка тут же получит свое.

Он вышел и притворил за собой дверь.

Шэрон быстро задвинула задвижку и огляделась. В темноте она провела ладонью по трубе… что-нибудь острое… Пошарила по полу.

— Поторопись, Шэрон.

— Сейчас.

Когда она начала открывать дверь, то почувствовала, что ручка болтается и тут же попыталась ее оторвать. Может, ее удастся спрятать в глубоком кармане юбки, и если она где-нибудь острая… Но ручка не поддалась ее усилиям.

— Выходи! — Его голос стал резким.

Она быстро открыла дверь, заковыляла, споткнулась и уцепилась за металлическую дверную раму. Он шагнул к ней, и она обняла его за шею. Подавляя отвращение, поцеловала его щеку, губы. Он крепко ее обнял, она ощутила его колотящееся сердце. О Господи, помоги мне…

Ее руки скользнули вниз по его плечам, по спине. Пальцы ласково поглаживали шею. Правая рука сдвинулась наискось, забралась в карман его пальто, ощутила холод стали.

Он отшвырнул ее от себя. Она ударилась о бетонный пол, ноги подвернулись, слепящая, обжигающая боль пронизала правую лодыжку.

— Ты такая же, как они все, Шэрон, — пронзительно крикнул он, стоя над ней.

Она смотрела на него с пола сквозь волны боли, от которой в горле поднялся тошнотный комок. Его наклонившееся над ней лицо словно отделилось от туловища. Под глазом быстро пульсировала жилка. Красные пятна подчеркивали скулы. Глаза были черными узкими провалами, кипящими яростью.

— Сука, — сказал он. — Сука!

Он рывком поднял ее, швырнул на койку и завел руки ей за спину. Ее сознание окутал черный туман боли.

— Моя нога… — Неужели это ее голос?

— Шэрон… Шэрон… Что случилось? — в голосе Нийла был панический ужас.

Страшным усилием она подавила стон.

— Я упала…

— Как все они… притворялась… только хуже… старалась обмануть меня… Я знал, что ты хитришь… врешь… Я знал…

Она почувствовала, что на ее шее смыкаются руки. О Господи… Сильные пальцы впивались все глубже… Господи… помогите…

— Нет!

Давление исчезло. Ее голова откинулась.

— Шэрон, Шэрон! — кричал Нийл испуганно, захлебываясь.

Судорожно глотая воздух, она повернула лицо к нему. Веки у нее налились свинцом. Она принудила их открыться. Лиса у ржавой мойки плескал воду на лицо. Вода, наверное, ледяная. Шэрон со страхом следила за ним. Старается успокоиться. Он чуть не убил ее. Что его остановило? Может, он боится, что она еще ему понадобится.

Она закусила губу от боли. Ничего нельзя сделать. Ничего! Завтра он, когда получит деньги, убьет ее и Нийла. А Рональд Томпсон будет казнен за преступление, которого не совершал. Только она и Нийл могут доказать его невиновность. Лодыжка у нее опухала, кожаный сапожок давил все сильнее. Бечевка врезалась в нее. О Господи, прошу тебя… От боли ее бил озноб, хотя лицо покрылось испариной.

Она смотрела, как он утирает лицо носовым платком. Потом он подошел к койке, старательно снова связал руки Нийла и крепко затянул повязки на ртах их обоих. Приклеил проводок, уходящий в чемодан, к двери.

— Я ухожу, Шэрон, — сказал он. — Вернусь завтра. В последний раз.

Он не собирался уходить так рано, но знал, что убьет ее, если задержится. А она еще может ему понадобиться. Вдруг они потребуют новых доказательств, что она и мальчишка живы. Деньги ему необходимы, и пока убить ее — слишком большой риск.

В одиннадцать прибывал поезд из Маунт-Вернона. Ему просто надо подождать несколько минут до его прибытия. И он остановился у входа в туннель. Там было темно.

Шаги. Он прижался к стене, осторожно поглядывая наружу. Охранник! Тот внимательно посматривал по сторонам, прошелся взад-вперед с любопытством озирая трубы и клапаны, взглянул на лестницу, ведущую к комнате, и медленно вернулся на перрон.

Он ощущал ледяные капли пота на всем своем теле. Его удаче подходил конец. Он ощущал это. Надо кончать с этим и убраться подальше. Послышался рокот, визг тормозов. Он осторожно прошмыгнул между вентиляционными шахтами и канализационными наносами к пандусу, с облегчением присоединившись к толпе пассажиров, покидающих поезд.

Было ровно одиннадцать. Сидеть в номере отеля ему не хотелось. Слишком сильно было снедавшее его беспокойное нетерпение. Пройдя на запад по Сорок второй улице, он зашел в кино. Четыре с половиной часа он завороженно смотрел порнофильмы — три друг за другом щекотали ему нервы, дарили удовлетворение его потребностям. В 4.05 он сидел в поезде на Карли.

Стива Питерсона он увидел, когда уже сидел в вагоне. Случайно поднял голову, когда Питерсон шагал по проходу. К счастью, он уже укрылся за газетой, чтобы его не узнали — а то еще какой-нибудь знакомый захочет сесть рядом.

Стив нес тяжелый чемодан.

Деньги! Ну конечно! А ночью он их получит. Ощущение надвигающейся катастрофы исчезло. И, убедившись, что Стив уехал со стоянки, он покинул платформу Карли в самом благодушном настроении. Энергично прошагал по снегу восемь кварталов до своей мастерской — старого гаража в конце тупика. Вывеска гласила: «А.Р. ТАГГЕРТ. РЕМОНТ АВТОМОБИЛЕЙ».

Он отпер дверь и быстро вошел внутрь. Никто не просунул записки под дверь. Ну да, в любом случае его отсутствие никого не удивило бы. Он часто чинил машины клиентов прямо у них перед домом.

Гараж был холодным и грязным, немногим лучше комнаты под Центральным вокзалом. Да уж, ему всегда приходилось работать в вонючих дырах.

Его машина была полностью готова к отъезду. Он налил бензина из колонки в углу под завязку. Такая блестящая мысль — установить здесь колонку! Чуть ли не лучшая в его жизни! Удобно для клиентов. До чего им нравится уезжать с полным баком! Удобно и для него. Так легко разъезжать по шоссе ночью. «У вас кончился бензин, мэм. А у меня канистра в багажнике. Вообще-то машины — моя работа…»

На его машину он уже навинтил старые номера, которые заменил на машине клиента пару лет назад. На случай, если какие-нибудь непрошеные глаза заметят ночью его номера.

Радио ГЧ он снял, и оно лежало в картонке на переднем сиденье.

Он уже избавился от всех номеров, которые набрал за последние шесть лет, и от набора автомобильных ключей, которые изготовил сам. Валяются теперь на свалке под Пукипси.

На полках лежали кое-какие инструменты и запасные части, а в углу — пирамида покрышек. Пускай старик Монтгомери сам их выбрасывает. Он так и так намеревается гараж снести, и ему хватит мусора, чтобы вывозить.

И сейчас он тут в самый последний раз. И к лучшему. Последнюю пару месяцев ему не работалось. Слишком разнервничался. Хорошо, что еще подвернулась машина Воглеров. Работа дорогая. Хватило, чтобы свести концы с концами. Вот так.

Он прошел в комнатушку в глубине, вытащил потрепанный чемодан из-под узкой кровати. Из колченогого кленового комода извлек свой скудный запас нижнего белья и носков и уложил все в чемодан.

Туда же последовала снятая с крючка на двери красная спортивная куртка скверного покроя и заметно поношенная. Заскорузлый от масел комбинезон он бросил на кровать. Пусть валяется тут. С его деньгами он ему больше не понадобится.

Он вытащил кассетник из кармана пальто и еще раз прослушал запись Шэрон и Нийла. Другой его кассетник, «Сони», лежал на комоде. Он перенес его на кровать, порылся в кассетах, выбрал одну и вставил в «Сони». Ему требовалось только самое начало.

Он опять прокрутил кассету с Шэрон и Нийлом, отключив там, где голос Нийла замер, затем нажал кнопку «запись». А на «Сони» включил проигрывание.

Потребовалась всего минута. Кончив переписывать, он еще раз проиграл пополненную кассету, которая предназначалась для Питерсона. Идеально. Идеально. Он завернул ее в оберточную бумагу и заклеил липкой лентой. Красным фломастером он надписал пакет.

Остальные кассеты и два кассетника он положил в чемодан среди одежды. Закрыл чемодан, запер и отнес в машину. В самолет с собой он сможет взять только чемодан с деньгами, а этот и его ГЧ отправятся в багажное отделение.

Он открыл дверь гаража, сел в машину и включил мотор. Под его урчание он улыбнулся задумчивой, скрытной улыбкой.

— Ну а теперь заглянуть в церковь и хлебнуть пивка.