Кто-то выслеживает. Не плачь, моя красавица

Глава 19

Понедельник, 31 августа

Цитата дня:

Остроумная женщина — это сокровище; остроумная красавица — это сила.

Доброе утро, дорогие гости!

Надеемся, что вы чудесно спали. Метеорологи обещают нам в «Кипарисах» еще один прекрасный погожий день.

Маленькое напоминание. Некоторые из вас забывают заполнять карточки обеденного меню. Мы не хотели бы, чтобы после всех утомительных утренних упражнений и приятных процедур вам приходилось бы дожидаться, пока вас обслужат в последнюю очередь. Так что будьте столь любезны, не пожалейте мгновения перед уходом и обведите кружком выбранные вами блюда.

Теперь мы будем рады приветствовать вас на нашей ежеутренней прогулке. Скорее присоединяйтесь!

И помните: дополнительные сутки в «Кипарисах» означают еще один день упоительных трудов над тем, чтобы преобразить вас в новое, прекрасное создание, общение с которым каждому доставляет удовольствие, в существо, к которому приятно прикасаться, которое нельзя не любить.

Барон и баронесса Хельмут фон Шрайбер

В понедельник утром Элизабет проснулась задолго до рассвета. Вчерашнее плавание, обычно такое волшебное средство, на этот раз не помогло — она все равно спала плохо, тревожно, мучили дурные сны, обрывки видений без начала и конца. Кто только не мелькал в них: мама, Лейла, Тед, Черил, Сэмми, Мин, Хельмут, даже оба мужа Лейлы, эти проходимцы, которые надолго при ней не задержались, а только воспользовались ею, чтобы самим покрасоваться в лучах ее славы, один — актер, второй — несостоявшийся режиссер и светский хлыщ!

В шесть Элизабет встала, подняла шторы на окнах и снова забралась в постель под легкое одеяло. Было свежо, но она любила смотреть, как восходит солнце. Ранние утра всегда казались ей немножко сказочными — вокруг люди спят и полное безмолвие нарушают лишь голоса чаек над прибоем.

А в 6.30 раздался вежливый стук в дверь. Побудка. Горничная Вики принесла стакан сока. Вики была крепкая шестидесятилетняя женщина, много лет прослужившая в «Кипарисах» и теперь, вдобавок к пенсии мужа, прирабатывающая тем, что сама скептически именовала «разноской утренних цветов для отцветших роз». Они с Элизабет встретились как добрые старые друзья.

— Странно мне как-то быть здесь важной гостьей, — призналась Элизабет.

— Ну, уж кто-кто, а ты это заслужила. Я видела тебя в «Вершине». Ты артистка хоть куда.

— Все-таки инструктором по водной аэробике я бы чувствовала себя увереннее.

— Да, принцесса Диана тоже могла бы вернуться на работу воспитательницей в детском саду. Ты это брось.

Элизабет нарочно выждала, пока многолюдная процессия отдыхающих двинется на прогулку. К тому времени, когда Элизабет в полном снаряжении выбежала из коттеджа, любители утренней разминки, возглавляемые Мин и бароном, ускоренным шагом уже выходили на прибрежную дорогу. Маршрут был такой: через санаторский парк и лесной заказник Крокера, с заходом на Кипарисовый мыс, потом вокруг поля для гольфа, огибая ресторан «Пляжная будка», и назад в санаторий. В общей сложности сорок пять минут быстрой ходьбы, и после этого завтрак.

Подождав, пока вся компания скроется из глаз, Элизабет пустилась трусцой в противоположную сторону. В такой ранний час движения на шоссе еще почти не было. Конечно, лучше бы пробежаться по пляжу, одновременно любуясь широким видом на океан. Но там ее могут заметить остальные.

Скорее бы уж приехала Сэмми, думала Элизабет, прибавляя ходу. Я бы с ней поговорила и сегодня же после обеда улетела. Ей не терпелось покинуть этот санаторий. Если верить Алвире Михэн, Черил вчера обозвала Лейлу опустившейся пьяницей! И все, не считая Теда, ее убийцы, весело засмеялись.

Мин, Хельмут, Сид, Черил, Крейг, Тед. Самые близкие Лейле люди. Проливавшие слезы на ее похоронах. Ах, Лейла, Лейла. Почему-то припомнились слова из песни, которую пели, когда Элизабет была маленькой:

Я, я славу тебе пропою, Лейла! Глаза защипало от слез. Элизабет на бегу достала платок. Быстрее, еще быстрее! Оторваться бы, убежать от горьких мыслей. Поднявшееся солнце разогнало утренний туман, на живых изгородях вдоль шоссе залучились росные алмазы, в вышину над океаном взлетали чайки, кружились и снова камнем падали в волны прибоя. Насколько можно доверять свидетельству Алвиры Михэн? В этой женщине есть какая-то избыточно восторженная настырность, не сводящаяся к радости от пребывания в знаменитых «Кипарисах».

Элизабет бежала через поле для гольфа. Любители этой игры с утра пораньше уже вышли на позиции. Элизабет в колледже тоже играла в гольф. А Лейла не умела. Она говорила Теду, что как-нибудь выберет время и научится. Нипочем бы ей не научиться, подумала Элизабет и еле заметно улыбнулась. С ее нетерпеливым нравом разве можно пять часов кряду гонять по полю мячик?

Она запыхалась и сбавила темп. Я совсем не в форме, подумала Элизабет. После завтрака отправлюсь в женский корпус и пройду все занятия и процедуры по полной программе. По крайней мере с пользой проведу время. Она свернула на боковую дорогу, ведущую в «Кипарисы». И налетела прямо на Теда.

Он удержал ее за плечи, иначе бы она упала. Тяжело дыша от бега и волнения, Элизабет попыталась оттолкнуть его.

— Пусти! Слышишь? Отпусти меня! Тебе сказано!

На дороге, кроме них, никого не было. Футболка на Теде промокла от пота. Дорогие часы, подарок Лейлы, искрились на запястье.

Он отпустил Элизабет. Испуганная, запыхавшаяся, она стояла перед ним. А он смотрел на нее, но что выражал его взгляд, понять было невозможно.

— Элизабет, мне надо с тобой поговорить.

Он даже не притворялся, что их встреча произошла случайно.

— Что тебе надо будет сказать, скажешь на суде.

Она хотела пройти, но Тед загородил ей дорогу. Она непроизвольно сделала шаг назад. Вот так и Лейла, должно быть, в последнюю минуту чувствовала, что попала в ловушку и некуда деться.

— А я говорю: послушай меня. — Он, видно, угадал ее страх и разозлился. — Элизабет, ты меня не пожелала выслушать. Я понимаю, как это все представляется со стороны. Может быть, — я этого просто не знаю — может быть, ты права и я действительно поднялся туда снова. Я был сильно пьян и взбешен, но я очень беспокоился за Лейлу. Подумай сама, Элизабет, если ты права, если я в самом деле возвратился, если и та женщина из дома напротив права, когда говорит, что видела, как я боролся с Лейлой, неужели ты не хочешь хотя бы допустить, что я, может быть, пытался удержать, спасти ее? Ты ведь знаешь, в каком состоянии была в тот вечер Лейла. Она же была совершенно вне себя.

— Если? Если я права? Ты что же, теперь согласен все-таки признать, что поднялся обратно?

Элизабет чувствовала, что задыхается. Воздух стал вдруг сырым и плотным, пропитанным запахами кипарисов в росе и влажной земли. Тед был шести футов ростом, но три дюйма разницы в росте между ним и Элизабет словно бы исчезли, и они смотрели друг на друга глаза в глаза. Элизабет отчетливо видела новые глубокие складки вокруг его глаз и рта.

— Элизабет, я понимаю, что ты должна испытывать ко мне сейчас. Но кое-что и ты должна постараться понять. Я не помню, чем кончился тот вечер. Я был чересчур пьян и очень расстроен. За эти месяцы ко мне вроде бы возвратилось смутное воспоминание о том, как я стою у двери в Лейлину квартиру, как распахиваю ее. Так что, может быть, ты права, может быть, ты действительно слышала, как я что-то ей кричу. Но я абсолютно ничего этого не помню. Вот тебе вся правда, как она мне известна. И следующий вопрос: неужели ты считаешь меня, в трезвом виде или в пьяном, способным на убийство? — Его синие глаза затуманились болью. Он прикусил губу и протянул к ней руки. — Ответь, Элизабет.

Но она нырнула ему под руку и побежала к воротам санатория. Окружной прокурор так и предсказал. Если Тед не сможет убедительно отрицать, что был в ту минуту на террасе с Лейлой, тогда он заявит, что просто пытался ее удержать.

Оглянулась она только уже в воротах. Тед не стал ее догонять. Он стоял, где она его оставила, и, опустив руки, смотрел ей вслед.

У нее еще горела кожа на плечах там, где ее держали пальцы Теда.

Она вспомнила еще одну фразу окружного прокурора: без ее показаний убийца Лейлы останется на свободе.