Кто-то выслеживает. Не плачь, моя красавица

Глава 1

Суббота, 29 августа 1987 года

Самолет «Пан Американ» из Рима, рейс 111, совершал последний перед посадкой круг над аэропортом Кеннеди. Элизабет прижалась лбом к стеклу. Она упивалась этим видом — ослепительно сверкающее солнце, отраженное океаном, а вдали контуры небоскребов Манхэттена. Когда-то ей нравились последние минуты полета, нравилось чувствовать, что возвращается домой. Но сегодня она страстно желала одного — не покидать самолет. Лететь куда угодно, куда глаза глядят.

— Великолепный вид, правда?

Когда Элизабет села в самолет, ее соседка, по виду типичная бабушка, приветливо ей улыбнулась и уткнулась в книгу. Элизабет вздохнула с облегчением. По крайней мере не придется семь часов кряду болтать с незнакомой женщиной. Но теперь пусть ее. Через несколько минут они приземлятся. Элизабет согласилась, что вид действительно великолепный.

— Я уже в третий раз побывала в Италии, — продолжала соседка, — но в августе я туда больше ни ногой. Все забито туристами. И такая ужасающая жара. А вы?

Самолет накренился и пошел на посадку. Тот случай, подумала Элизабет, когда можно не затрудняться поисками уклончивого ответа.

— Я киноактриса. Снималась в Венеции.

— Как интересно! Вы мне сначала напомнили Кенди Берджен. Такая же высокая, как она, такие же великолепные белокурые волосы, те же серо-голубые глаза. Наверное, ваше имя мне знакомо?

— Да нет, вряд ли.

Легкий толчок, самолет приземлился и покатил по взлетно-посадочной полосе. Чтобы избежать дальнейших расспросов, Элизабет достала из-под сиденья сумку и с озабоченным видом принялась в ней рыться. Будь здесь Лейла, подумала она, ее бы сразу узнали. Лейлу Ласаль все узнавали. Правда, Лейла летела бы не туристическим, а первым классом.

Лейла… Прошло полтора года, пора наконец осознать, что Лейлы уже нет в живых.

В киоске сразу за таможенным ограждением лежали стопки вечерних выпусков «Глоб». Элизабет бросился в глаза заголовок: «Суд начнется восьмого сентября». И ниже: «Разгневанный судья Майкл Харрис решительно отказал в дальнейшей отсрочке судебного разбирательства по делу мультимиллионера Теда Уинтерса, обвиняемого в убийстве». Увеличенная фотография Теда занимает чуть ли не всю первую страницу. Взгляд у него затравленный и вместе с тем какой-то ошеломленный. Губы строго сжаты. Снято сразу после предварительного слушания, когда он узнал, что ему предъявлено обвинение в убийстве невесты — Лейлы Ласаль.

В такси по дороге из аэропорта Элизабет читала газету, где снова излагались подробности смерти Лейлы и улики против Теда. Первые три страницы пестрели фотографиями Лейлы. Лейла на премьере со своим первым мужем; Лейла на сафари, рядом ее второй муж; Лейла с Тедом; Лейла получает «Оскара». Знакомые старые фотографии. Но одна из них приковала к себе взгляд Элизабет. Все та же знаменитая Лейлина улыбка, но только чуть мягче обычного, и за этой мягкостью угадывается ранимая душа. Но подбородок, как всегда, надменно вздернут, и во взгляде сквозит издевка. Этот взгляд старательно копировали молодые американки, так же, как и Лейлину манеру отбрасывать волосы за спину и улыбаться в четверть оборота через плечо…

— Приехали, мэм.

Элизабет вздрогнула, подняла взгляд. Автомобиль стоит у гостиницы «Гамильтон Армс», угол Пятьдесят седьмой и Парк-авеню. Газета соскользнула у нее с коленей.

— Извините. Я ошиблась адресом, — пробормотала она, стараясь не выдать своего смятения. — Мне нужен угол Одиннадцатой и Пятой.

— Я уже выключил счетчик.

— Включите заново. Я заплачу.

Дрожащими руками Элизабет нащупала бумажник. Заметив, что к машине направляется швейцар, она потупилась — не хотела, чтобы ее узнали. Она нечаянно назвала шоферу Лейлин адрес. Здесь, в этом доме, Тед ее убил. В пьяном безумии столкнул с террасы на крыше.

Элизабет пробрала дрожь — картина, которую она никак не могла забыть, снова встала у нее перед глазами. Тело Лейлы, в белой атласной пижаме, летящее с сорокового этажа… Сзади шлейфом развеваются длинные рыжие волосы. А внизу бетонное покрытие внутреннего двора.

И снова те же мучительные вопросы… Была ли она в сознании? Успела ли понять что-нибудь?

Как жутко, наверное, ей было в эти последние секунды!

Останься я с ней, думала Элизабет, этого бы не случилось…