— Извините, Тед, но мы просто не можем позволить себе тратить время впустую, — проговорил Генри Бартлет, развалясь в мягком кресле у стола в кабинете Теда Уинтерса.
Тед чувствовал, как у него свербит левый висок и боль огненными шарами вспыхивает где-то внутри над левым глазом. Очень осторожно он постарался повернуть голову так, чтобы уклониться от раскаленных солнечных лучей, падающих из окна.
Они расположились в кабинете у Теда, в одном из двух самых дорогих коттеджей в «Кипарисах». Крейг сидел наискосок от Теда. Вид у него был мрачный, карие глаза глядели тревожно.
Генри настоял на том, чтобы поговорить до ужина.
— Время уходит, но мы не можем двигаться вперед, пока не выработаем стратегии, — сказал он.
Двадцать лет тюрьмы, недоуменно думал Тед, вот что мне грозит. Когда освободится, ему будет пятьдесят четыре. Перед его мысленным взором проносились кадры старых нелепых гангстерских фильмов, которые он видел когда-то. Стальные решетки, грубые тюремщики, Джимми Кейни в роли убийцы-маньяка.
— У нас есть два пути, — продолжал Генри Бартлет. — Можно придерживаться вашей первоначальной версии…
— Моей первоначальной версии?!
— Пожалуйста, выслушайте меня! Вы ушли от Лейлы около десяти минут десятого. Пошли к себе. Пытались дозвониться Крейгу. — Генри обратился к Крейгу. — Чертовски досадно, что вы не взяли трубку.
— Хотелось досмотреть программу. У меня был включен автоответчик. Я подумал, что позже отзвоню, если кто-то оставит сообщение. Могу под присягой подтвердить, что телефон звонил в девять двадцать, именно так, как говорит Тед.
— Почему вы не оставили сообщения, Тед?
— Ненавижу автоответчики, особенно у Крейга. — Тед поморщился. Крейг обычно наговаривал текст на свой автоответчик на редкость противным голосом, искусно имитируя слугу японца, которого у него на самом деле не было. Это ужасно раздражало Теда.
— Что вы хотели сказать Крейгу?
— Я и сам толком не знаю. Был пьян. Кажется, хотел сообщить, что уезжаю на время.
— Это нам ничего не дает. Даже если бы вы ему дозвонились, едва ли это что-нибудь нам дало. Только если бы Крейг мог сказать, что в девять часов тридцать одну минуту вы с ним разговаривали…
Крейг хлопнул рукой по столу:
— И скажу! Я не сторонник дачи под присягой ложных показаний, но и допустить, чтобы Теда упрятали за решетку по ложному обвинению, я тоже не могу.
— К сожалению, поздно. Вы ведь уже дали показания. Если вы их измените, будет еще хуже. — Бартлет вытащил из портфеля бумаги и принялся их просматривать.
Тед поднялся и подошел к окну. Он собирался позаниматься в гимнастическом зале, но Бартлет настоял на этом разговоре. На мою свободу уже посягают, думал Тед.
Сколько раз они с Лейлой приезжали в «Кипарисы» за те три года, что длились их отношения? Наверное, раз восемь или десять. Лейле здесь нравилось. Ее забавляли командирские замашки Мин, смешила претенциозность барона. Нравились долгие прогулки среди прибрежных скал. «Ладно уж, Орел, не хочешь идти гулять со мной — не надо, играй в свой дурацкий гольф, встретимся в моей берлоге». Она лукаво подмигивает, бросает на него томный взгляд из-под ресниц… Ее длинные точеные пальцы у него на плечах. «Боже мой, Орел, как мне с тобой хорошо». Поздняя ночь, они лежат на тахте обнявшись, смотрят фильм. Она шепчет: «Мин нам нарочно подсовывает эту узкую старинную лежанку. Знает, что я люблю спать с дружком в обнимку». Здесь, в «Кипарисах», он обретал ту Лейлу, которую любил, ту Лейлу, какой она сама хотела бы быть всегда.
Что там вещает Бартлет?
— Мы должны или решительно опровергнуть показания Элизабет Лэнг и Салли Росс, или обратить их себе на пользу.
— Как это сделать?
О Господи, я ненавижу этого человека, думал Тед. Расселся тут, такой невозмутимый, вальяжный. И рассуждает, будто речь идет о шахматной партии, а не о моей жизни. Неподвластный рассудку гнев душил Теда. Надо научиться владеть собой, думал он. Всего один несимпатичный ему человек вызывает у него приступ клаустрофобии, что же будет, если двадцать, а то и тридцать лет придется делить камеру с другим заключенным? Нет, это не для него. Он этого ни за что не вынесет.
— И вы совсем не помните, как окликнули такси, как ехали в Коннектикут?
— Совсем.
— Ваше последнее сознательное воспоминание о том вечере? Расскажите еще раз.
— Провел несколько часов с Лейлой. Она была в истерике. Все время твердила, что я ее обманываю.
— Вы действительно ее обманывали?
— Нет.
— Почему она вас обвиняла в этом?
— Лейла была страшно ранима, не уверена в себе. Такой ее сделал горький опыт, выпавший ей на долю. Она убедила себя, что никому нельзя доверять. Мне казалось, я сумел завоевать ее доверие, но время от времени ею овладевала безумная ревность.
Ужасная сцена у нее в квартире… Лейла набросилась на него, исцарапала ему лицо… Ее абсурдные обвинения… Он схватил ее за руки. Что он чувствовал? Гнев… Ярость… Отвращение…
— Вы пытались заставить ее снова взять кольцо?
— Да, но она отказалась.
— Что было потом?
— Позвонила Элизабет. Лейла начала рыдать в телефонную трубку, кричать, чтобы я убирался вон. Я сказал ей, чтобы она положила трубку. Я хотел понять, что с ней творится. Но увидел, что это бесполезно, и ушел. Потом был в своей квартире. Кажется, сменил рубашку. Пытался дозвониться Крейгу. Помню, как ушел из дома. Потом провал. Очнулся только на следующий день в Коннектикуте.
— Тед, неужели вы не понимаете, как прокурор воспримет вашу версию? Знаете, сколько известно таких случаев, когда человек убивает в состоянии аффекта, потом у него наступает шок и он ничего не помнит? Как ваш адвокат, я обязан заявить, что эта версия никуда не годится! Защиты на ней не построишь. Конечно, если бы не показания Элизабет Лэнг, не было бы никаких проблем, не было бы, черт возьми, вообще никакого судебного дела. Из Салли Росс я бы сделал котлету. Она же сумасшедшая. Но если Элизабет под присягой показывает, что в девять тридцать вы дрались с Лейлой, то и Салли Росс начинают верить, когда она говорит, что в девять часов тридцать одну минуту вы столкнули Лейлу с террасы.
— Что же мы будем делать? — спросил Крейг.
— Рискнем, — сказал Бартлет. — Тед соглашается с версией Элизабет. Он вспоминает, что снова поднялся к Лейле. Она все еще в истерике. Она швыряет телефонную трубку и бежит на террасу. Все, кто был «У Элейн» в тот вечер, могут засвидетельствовать, что Лейла была не в себе. Элизабет не отрицает, что она начала пить. Она подавлена провалом пьесы, сомневается в себе. Затем она решает разорвать ваши отношения. Чувствует, что жизнь кончена. Удивительно ли, что она сиганула с террасы? Не она первая, не она последняя.
Теда передернуло. Господи, неужели все адвокаты такие толстокожие? Снова у него перед глазами возникло страшное видение — Лейлино искалеченное тело на жутких полицейских фотографиях. Он почувствовал, как покрывается испариной.
Однако Крейг, кажется, воодушевился:
— А что, может быть, это сработает. В соответствии с этой версией Салли Росс, наоборот, видела, как Тед пытается удержать Лейлу. А когда она бросилась вниз, он на время вырубился. Психологический шок. Этим и объясняется его невменяемое состояние, о котором говорит шофер такси.
Тед смотрел в окно. Океан был удивительно спокоен. Но это покой перед бурей, думал Тед. Скоро взревет прибой… Через десять дней я предстану перед судом. Штат Нью-Йорк против Эндрю Эдварда Уинтерса III.
— В ваших построениях есть один большой просчет, — ровным голосом сказал он. — Сказать, что я вернулся и вышел с Лейлой на террасу, значит самому накинуть на себя петлю. Присяжные могут меня обвинить в преднамеренном убийстве, если сочтут, что я не держал ее, а толкал.
— Да, такую возможность исключать не следует.
Тед подошел к столу и начал, свирепо ухмыляясь, запихивать открытые папки в портфель к Бартлету.
— Вряд ли я пойду на это, — сказал Тед. — Должно существовать другое решение, и я любой ценой намерен его найти. В тюрьму я не сяду!