Кто-то выслеживает. Не плачь, моя красавица

Глава 34

— Никаких вопросов, мистер Питерсон? Вы уверены, что все запомнили?

Стив и Хью стояли в прихожей. Стив держал тяжелый чемодан с деньгами для выкупа.

— По-моему, да. — Голос Стива был ровным, почти монотонным. Где-то в течение последних часов, усталость куда-то отодвинулась, внутреннее онемение приглушило боль и тревогу. Он обрел способность думать ясно, почти абстрактно. Он стоял на вершине холма, наблюдая развертывающуюся внизу драму. Был не только ее участником, но и зрителем.

— Ладно. Повторите-ка все для меня. — Хью видел, что происходит со Стивом. Эмоционально Питерсон был на пределе. И уже в шоке. Имитация голоса его покойной жены стала последней соломинкой. И бедняга стоит на том, что это ее настоящий голос! Что за неуклюжая попытка связать похищение со смертью Нины Питерсон. Хью заметил и еще кое-что. Просьбу Шэрон простить ее… Слова Нийла: «Шэрон заботится обо мне». Может, это намек, что похищение — просто спектакль.

Так или не так?

Может, Джим Оуэнс ему поможет. Его нашли, и он ждет в нью-йоркском управлении.

— Я поеду прямо на Пятьдесят девятую улицу к телефонной будке, — говорил Стив. — Если приеду раньше, буду сидеть в машине и ждать почти до двух, а тогда выйду из машины и встану рядом с телефоном. Скорее всего меня отошлют к другому телефону. Там, будем надеяться, я вступлю в прямой контакт и отдам чемодан похитителю. Затем я поеду в управление ФБР на углу Шестьдесят девятой улицы и Третьей-авеню. Вы будете ждать, чтобы снять камеры с машины и проявить пленку.

— Все верно. Мы будем следить за вами на расстоянии. Сигнальное устройство будет указывать нам, куда движется ваша машина. Агент ждет, чтобы следовать за вами по шоссе, на случай если вы где-нибудь застрянете или вас задержат. Мистер Питерсон… — Хью протянул руку: — Желаю удачи.

— Удачи? — Стив повторил это слово так, словно впервые его услышал. — Я думаю не об удаче, а о старом уэксфордском проклятии. Вы его знаете?

— По-моему, нет.

— Я помню не все, но примерно так: «Пусть лиса поселится в твоем очаге. Пусть свет покинет твои глаза, и ты никогда не увидишь то, что любишь. Пусть сладчайший напиток обернется для тебя чашей горечи…» Там еще много, но суть понятна. И очень подходит к ситуации, верно?

Не дожидаясь ответа, Стив вышел. Хью смотрел, как «меркьюри» выехал на улицу и повернул в сторону шоссе. «Пусть лиса поселится в твоем очаге». Помоги Питерсону Бог! Мотнув головой, чтобы избавиться от ощущения надвигающейся беды, Хью схватил собственное пальто. Машины ФБР перед домом не стояли. Он и остальные агенты выходили через кухонную дверь в рощу, примыкавшую к участку Стива. Их машины стояли на узкой дороге, которую проложили через рощу, когда шла укладка канализационных труб. С улицы их видно не было.

Может, Джим Оуэнс почерпнет что-нибудь из кассеты, присланной похитителем. Агент на пенсии, ослепший от глаукомы двадцать лет назад, Джим так натренировал слух, что с замечательной точностью определял, что именно означали звуки, из которых слагался шумовой фон записей. К его услугам прибегали всякий раз, когда требовалась такого рода экспертиза. Позже, конечно, они проведут лабораторные испытания кассеты, но на это требуется время.

Не объясняя, зачем ему это нужно, Хью расспросил Стива про жизнь Нины. Четвертое поколение богатой филадельфийской семьи. Нина училась в швейцарском пансионе, потом в фешенебельном колледже Брин-Мор. Ее родители теперь почти все время жили в Монте-Карло в собственной вилле. Хью вспомнил, что видел их на похоронах Нины. Они прилетели на заупокойную службу и погребение, Стиву и двух слов не сказали… Пара холодных лягушек. Но и этих сведений хватит, чтобы Оуэнс определил, действительно ли это голос Нины или его имитировали. Но в ответе Хью не сомневался.

Мерритское шоссе было посыпано песком, и хотя снег продолжал падать, ехать было легче, чем ожидал Стив. Он боялся, что похититель отложит встречу с ним, если дороги окажутся непроезжими. А теперь он не сомневался, что так или иначе они сконтактируют.

Но почему Хью расспрашивал его о прошлом Нины? Ему были нужны только главные факты. «В каком колледже училась ваша жена, мистер Питерсон? Где она росла?»

«Она училась в Брин-Море». Они познакомились, когда оба были старшекурсниками. Он учился в Принстоне. Это была любовь с первого взгляда. Избитое клише. Но правда.

«Ее семья — четвертое поколение филадельфийской аристократии». Его появление на сцене их возмутило. Они хотели, чтобы Нина вышла замуж за человека «своего круга», как они выразились. За кого-нибудь из хорошей семьи, с деньгами и предсказуемой карьерой. А не за бедняка студента, который подрабатывал официантом в «Нассау-Инн», чтобы пополнять стипендию, который окончил среднюю школу имени Христофора Колумба в Бронксе.

Черт! Они нависали, будто черная туча, все время, пока они были с Ниной вместе. Он как-то сказал Нине: «Каким образом тебя угораздило родиться их дочерью?» Она ведь была такой веселой, светлой, искренней.

Они поженились сразу после окончания университета. Потом его мобилизовали, сделали офицером, отправили во Вьетнам. Они не виделись два года. Наконец он получил отпуск, и она прилетела к нему на Гавайи. Какой красивой она была, когда сбежала по ступенькам самолета и кинулась в его объятия!

Когда его демобилизовали, он получил степень магистра по журналистике в Колумбийском университете. А потом — работа в «Тайм», они переехали в Коннектикут, и она забеременела.

Он купил ей «карман-гийю», когда родился Нийл, и можно было подумать, что это был «роллс-ройс». Естественно, ее отец ездил на «ройсе».

Через неделю после похорон он продал машину Нины — невыносимо было смотреть на нее в гараже рядом с его «меркьюри». В тот вечер, когда он вернулся домой и нашел ее мертвой, он пошел к машине, надеясь вопреки всему. «Твое легкомыслие тебя убьет!» Но на переднем колесе была новая покрышка, лысая запаска покоилась в багажнике. Если бы она не позаботилась сменить покрышку в тот же день, это значило бы, что она не приняла его вспышку к сердцу.

Нина, Нина, прости меня!

Шэрон. Она вернула его к жизни. Из-за нее душевное онемение и боль мало-помалу растаяли, точно лед под весенним солнцем. Эти полгода были такими прекрасными! Он совсем поверил, что счастье улыбнулось ему во второй раз.

При первой встрече не влюбляются. Ему тридцать четыре, не двадцать два.

Или влюбляются.

Их знакомство в программе «Сегодня». Когда передача окончилась, они вместе вышли из студии и остановились на тротуаре, разговаривая. После смерти Нины он ни разу не испытал хоть какого-то интереса к женщине, и вдруг теперь обнаружил, что не хочет расставаться с Шэрон. У него было утреннее совещание, и он не мог пригласить ее позавтракать вместе. Наконец он выпалил: «Послушайте, мне надо бежать. Поужинаем вместе?»

И Шэрон ответила «да» так быстро, словно надеялась, что он ее пригласит. День тянулся нескончаемо долго, пока наконец он не позвонил в дверь ее квартиры. В то время их спор по поводу высшей меры наказания носил скорее идейный характер, чем личный. Только когда Шэрон почувствовала, что ей не удастся отстоять Рональда Томпсона, она начала сердиться на него.

Он свернул на шоссе Кросс-Каунти. Его руки делали все, что требовалось, помимо его сознания, сами выбирая, куда ехать.

Шэрон. Как хорошо было вновь разговаривать с кем-то за ужином, а потом выпить последнюю рюмку на дорожку у нее дома. Она понимала трудности, сопряженные с созданием нового журнала, борьбу за рекламодателей, за читателей. Почти супружеская беседа в постели, пошутил он.

Он ушел из «Тайм», чтобы посвятить себя «Событиям», за несколько месяцев до смерти Нины. Риск был огромным. В «Тайм» он хорошо зарабатывал. Свою роль тут сыграла гордость: он поможет создать лучший журнал в стране. Он станет богатым, знаменитым редактором и покажет отцу Нины! Заставит его подавиться тем, что он когда-то пророчествовал.

Родители Нины винили его в ее смерти. «Если бы она жила в доме с прислугой, с надежной охраной, этого бы не случилось», — сказали они. И хотели забрать Нийла с собой в Европу. Нийл — с этими двумя!

Нийл. Бедный малыш. Как отец, так и сын. Мать Стива умерла, когда ему было три года. Он ее вообще не помнил. Его отец больше не женился. Это было ошибкой. Стив рос, нуждаясь в матери. Ему вспомнилось, как в школе, когда ему было семь, их учительница заболела, а та, что ее заменяла, занялась с ними рисованием открыток ко Дню Матери. К концу урока она заметила, что он не убрал свою открытку в портфель. «Ты ведь не хочешь оставить ее здесь, правда? — сказала она. — Твоей маме будет приятно получить ее в воскресенье».

Он разорвал открытку и выбежал из класса.

Он не хотел того же для Нийла. Он хотел, чтобы Нийл рос в счастливом доме… в доме с братьями и сестрами. Он не хотел жить, как жил его отец — один, превратив Стива в смысл своей жизни, хвастая всем на почте, что его сын учится в Принстоне. Одинокий человек в пустой квартире. Как-то раз он не проснулся. Когда он не пришел на работу, сослуживцы пришли узнать, в чем дело. И Стива вызвали из университета.

Быть может, поэтому в последние годы он и стал сторонником смертной казни. Ведь он знал, какую жизнь ведут пожилые бедные люди, как мало они имеют. И его возмущала мысль, что любой из них может стать жертвой озверелых преступников.

Чемодан лежал на переднем сиденье рядом с ним. Хью заверил его, что электронный приборчик нельзя обнаружить. Теперь он был рад, что позволил им установить его.

В 1.30 Стив свернул с Уэст-Сайд-Драйв на съезд Пятьдесят восьмой улицы. Без двадцати два он припарковался перед телефонной будкой у «Блумингдейла». Без десяти два он вылез из машины и, не замечая сырого леденящего ветра, вошел в будку.

Ровно в два часа ночи телефон зазвонил. Тот же приглушенный шепчущий голос отправил его к телефону на углу Девяносто шестой улицы и Лексингтон-авеню.

В 2.15 зазвонил этот телефон. Стиву было сказано проехать через мост Триборо и по Гранд-Сентрал до съезда на Бруклин-Куинс-Эксперессуэй, доехать по нему до Рузвельт-авеню, повернуть налево в конце первого квартала и сразу остановиться. Выключить фары и ждать. «Чтоб при тебе были деньги. И будь один».

Стив отчаянно записывал инструкции, повторил их, и похититель повесил трубку.

В 2.35 он свернул на Рузвельт-авеню. На полпути до следующего перекрестка на противоположной стороне улицы стоял большой седан. Проезжая мимо, он чуть повернул машину, надеясь, что скрытые камеры запечатлеют марку машину и ее номер, потом подъехал к тротуару и остановился.

Темная улица. Двери и витрины жалких магазинчиков были защищены решетками и замками. Опоры надземки загораживали уличные фонари, падающий снег еще ухудшал видимость.

Сумели агенты ФБР проследить его путь по сигналу электронного приборчика? А что, если он перестал работать? Он не заметил за собой ни одной машины. Впрочем, Хью же сказал, что они будут держаться на расстоянии.

В дверцу водителя громко стукнули. Стив молниеносно повернул голову, почувствовал, как пересохло у него во рту. Рука в перчатке жестом показала, чтобы он опустил стекло. Он включил зажигание, нажал на кнопку.

— Не смотри на меня, Питерсон.

Но он уже увидел коричневатое пальто, маску из чулка. Что-то упало к нему на колени. Большой мешок. Брезентовый. У него защемило сердце. Похититель не возьмет чемодан с приборчиком. Так он и знал…

— Открой чемодан и переложи деньги в мешок. Быстрее!

Он попытался оттянуть время.

— Откуда я знаю, что вы вернете моего сына и Шэрон живыми?

— Клади деньги в мешок! — В голосе послышалась визгливость. Похититель нервничал. Если он спаникует и убежит без денег, то может убить Шэрон и Нийла… Дрожащими руками Стив перекладывал пачку за пачкой в брезентовый мешок.

— Затяни его!

Он затянул шнурки потуже, завязал их.

— Давай сюда. Не смотри на меня.

Глядя прямо перед собой, Стив сказал:

— А мой сын и Шэрон?

Руки в перчатках просунулись в окно, выхватили у него мешок. Перчатки! Он попытался запомнить их. Жесткие на вид, из дешевого кожзаменителя, темно-серые… или коричневые, большие. Рукав пальто был потерт, из него торчали обрывки ниток.

— За тобой следят, Питерсон. — Похититель говорил торопливо, его голос подрагивал. — Сиди тут пятнадцать минут. Помни: пятнадцать минут! Если за мной не будет слежки, а все деньги здесь, тебе сообщат, где ты сможешь забрать сына и Шэрон в одиннадцать тридцать сегодня утром.

11.30! Точное время казни Рональда Томпсона.

— Ты имеешь отношение к смерти моей жены? — не выдержал Стив.

Ответа не было. Он выждал, потом осторожно повернул голову. Похитителя рядом не было. По ту сторону улицы раздался звук автомобильного мотора.

На его часах было 2.38. Встреча заняла меньше трех минут. За ним следят? На крыше одного из домов притаился наблюдатель, который тут же сообщит, если он уедет. Агенты ФБР по-прежнему получают сигналы от чемодана тут. Они не знают, что он уже отдал деньги. Рискнуть и уехать раньше?

Нет.

В 2.53 Стив развернул машину и направился назад к Манхэттену. В 3.10 он был в управлении ФБР на углу Шестьдесят девятой улицы и Третьей-авеню. Мрачные агенты ринулись к его машине и начали отвинчивать фары. Хью угрюмо слушал его объяснения, пока они поднимались в лифте на двенадцатый этаж. Там его познакомили с седовласым человеком — черные очки не прятали умного, терпеливого выражения его лица.

— Джим прослушивал кассету, — объяснил Хью. — По звучанию их голосов и легкому эхо он сделал вывод, что Шэрон и Нийла держат в почти пустой, холодной комнате, площадью примерно в двадцать три фута на одиннадцать. Возможно, в подвале товарной станции — слабо слышны звуки прибывающего и отъезжающего поезда где-то поблизости.

Стив уставился на слепого агента.

— Позже я смогу многое уточнить, — сказал тот. — Тут нет никакого колдовства. Просто надо слушать с такой же сосредоточенностью, с какой вы изучали бы предметное стеклышко под микроскопом.

Холодная, почти пустая комната. Товарная станция. Стив уничтожающе посмотрел на Хью.

— Ну и что это оставляет от вашей теории, будто все подстроила Шэрон?

— Не знаю, — ответил Хью просто.

— Мистер Питерсон, теперь о последнем голосе, записанном на кассете. — Джим Оуэнс говорил словно бы нерешительно. — Может быть так, что первым языком вашей покойной жены был французский, а не английский?

— Нет… никак не может. Она жила в Филадельфии, пока в десять лет ее не отправили в пансион. Почему вы об этом спросили?

— В этом голосе есть интонации, которые показывают специалисту, что английский не был первым языком…

— Погодите! Нина мне рассказывала, что у нее была французская бонна… что в детстве она думала по-французски даже чаще, чем по-английски.

— Именно это я и имел в виду. Следовательно, это не самозванка, не имитаторша. Вы были правы, узнав голос своей жены.

— Ладно, тут я ошибся, — сказал Хью. — Но Джим считает, что последний голос был записан добавочно. После того как записали Нийла и Шэрон. Подумайте, мистер Питерсон! Спланировал это человек, который очень много знает о вашей личной жизни. Не приходилось ли вам бывать на вечеринках, которые кто-нибудь снимал для домашнего фильма… где кто-то мог записать на звуковую дорожку голос вашей жены, а теперь выбрать из ее слов эти несколько?

Так трудно вспоминать… Стив нахмурил брови.

— Клуб! Когда четыре года назад его перестроили и обставили по-новому, то сняли фильм для какого-то благотворительного мероприятия. Нина была рассказчицей — переходила из комнаты в комнату, объясняла, что было сделано.

— Уже что-то! — сказал Хью. — А в этом фильме она могла сказать эти слова?

— Возможно.

Зазвонил телефон. Хью схватил трубку, назвался и начал слушать.

— Боже великий! Немедленно этим займитесь! — Он хлопнул трубку на рычаг. Лицо его было лицом охотника, напавшего на свежий след.

— Дело сдвинулось с места, мистер Питерсон, — сказал он. — Вы получили четкий снимок машины и номера. Ее уже ищут.

Первый слабый луч надежды! Так почему ком в горле его по-прежнему душит? Слишком просто, что-то твердило ему. Это ничего не даст.

Джим Оуэнс протянул руку в ту сторону, где раздавался голос Стива.

— Мистер Питерсон, один вопрос. У меня возникло впечатление, что она в этот момент открывала дверь. Вы случайно не помните дверь, которая, открываясь, слегка скрипит — что-то вроде ииеркк?

Он поразительно похоже изобразил звук поворачивающейся ржавой петли.

Хью и Стив уставились друг на друга. «Какая-то насмешка!» — тупо подумал Стив. Фарс. Ведь уже поздно что-то сделать.

За него ответил Хью.

— Да, Джим, — сказал он. — Именно так скрипит кухонная дверь мистера Питерсона, когда ее открывают.