Кто-то выслеживает. Не плачь, моя красавица

Глава 37

Боль. Так трудно думать, когда ее тело пронизывает боль! Если бы она хотя бы могла расстегнуть «молнию» на сапожке! Лодыжка была как раскаленный булыжник, распирала кожу сапожка, и бечевки впивались все глубже…

Надо было рискнуть и закричать, когда они шли через вокзал. Был хоть какой-то шанс! Который час какого дня? Время перестало существовать. Вечер понедельника. Вторник. Уже среда или еще нет?

Как им выбраться отсюда?

Нийл. Она слышала хриплое дыхание совсем рядом. Старается дышать медленно и размеренно, как она ему говорила. Шэрон сжала зубы, стараясь подавить стон.

Она почувствовала, как Нийл прижался к ней. Пытается утешить ее! Нийл будет так похож на Стива, когда вырастет… Если вырастет…

Стив. Как все сложилось бы, если бы она связала жизнь с ним и с Нийлом? Стив, который так много страдал…

У нее всегда все складывалось так хорошо! Отец говаривал: «Шэрон родилась в Риме… Пат в Египте… Тайна в Гонконге…» Ее мать: «У нас есть друзья повсюду в мире…» Даже когда она умерла, они обрели опору друг в друге. Когда Стив потеряет Нийла, у него не останется никого…

Стив спросил: «Почему вы все еще не замужем?» Да потому что она избегала ответственности, которую несет с собой любовь.

Нийл… Так боялся, что Луфтсы заберут его с собой. Так боялся, что она отнимет у него Стива.

Надо каким-то образом помочь ему выбраться отсюда.

Вновь она попыталась перетереть о шершавую стену бечевку, стягивавшую ее руки. Но бечевка была затянута очень туго, и со стеной соприкасалась только ее кожа.

Она попыталась собраться с мыслями. Если бы ей удалось развязать Нийла, чтобы он выбрался из этой комнаты… Если он откроет дверь изнутри, бомба взорвется?

Ручка в уборной! Если Лиса вернется, если он позволит ей еще раз воспользоваться уборной, может, ей удастся вырвать ручку, обломить ее…

Что он сделает с ними, когда получит деньги? Она начинает бредить. Время… сколько времени… время проходит… день сейчас или ночь… приглушенный шум поездов… Стив, найди нас… «Ответственной я считаю вас, мисс Мартин!.. вопрос стоит как раз о том!..» Самые слепые те, кто не желает видеть… «Я люблю тебя, Шэрон. Я так тосковал без тебя!» Большие ласковые ладони на ее лице…

Большие ласковые ладони на ее лице.

Шэрон открыла глаза. Над ней наклонялся Лиса. С омерзительной нежностью его руки гладили ее лицо, ее шею. Он снял повязку с ее рта и поцеловал… Губы у него были раскаленные, рот слюнявый. Она попыталась отвернуть голову. Бесполезно! Он шептал:

— Все закончено, Шэрон. Деньги у меня. Мне пора.

Она замигала. Неясное пятно слилось в его лицо — посверкивающие глаза, дергающаяся жилка, узкие губы…

— Что вы сделаете с нами? — Говорить было трудно.

— Оставлю здесь. Сообщу Питерсону, где вас искать. Он лгал. Как раньше, когда он манил ее надеждой, играл с ней… Нет. Она попыталась его обмануть, и тогда он швырнул ее об пол.

— Ты нас убьешь.

— Да, Шэрон.

— Ты убил мать Нийла…

— Да, Шэрон… И чуть не забыл… — Он отошел, нагнулся, развернул что-то. — Это фото я Повешу рядом с теми.

Что-то проплыло у нее над головой. На нее сверху уставились глаза Нийла, глаза на лице распростертой фигуры… фигуры с шеей стянутой шарфом… Из горла у нее вырвался крик, заглушая боль, тошноту. Внезапно она обрела ясность мысли и ясным взглядом посмотрела на фотографию, на посверкивающие сумасшедшие глаза мужчины, держащего фотографию.

Он прикреплял широкий лист на стену над койкой, прикреплял аккуратно, бережно, будто совершая религиозный обряд.

Она с ужасом следила за ним. Он убьет их теперь же? Задушит, как задушил этих женщин?

— А сейчас я поставлю для вас будильник, — сообщил он ей.

— Будильник?

— Да. Он взорвет бомбу в одиннадцать тридцать. Ты ничего не почувствуешь, Шэрон. Просто исчезнешь… и Нийл исчезнет… и Рональд Томпсон исчезнет…

Осторожно, бережно он открыл чемодан. Она смотрела, как он вынул будильник, как сверился с наручными часами и поставил стрелки на 8.30. Значит, сейчас половина девятого утра среды… Будильник… Стрелку звонка он поставил на 11.30. Теперь он прикреплял проводки к будильнику.

Остается три часа.

Он бережно поднял чемодан, уложил его в глубокую мойку у двери, так что циферблат будильника был точно напротив койки в другом конце комнаты. И циферблат и стрелки светились.

— Я что-нибудь могу сделать для тебя, Шэрон, пока не ушел? Стакан воды. Хочешь, я поцелую тебя на прощание?

— Я… можно мне в уборную?

— Конечно, Шэрон.

Он подошел, развязал ей руки, поднял ее. Ноги у нее повисли. Она вздрогнула от боли. В глазах потемнело… нет… нет… только бы не потерять сознания!

Он оставил ее внутри темной каморки. Она ухватилась за дверную ручку, начала крутить, молясь, чтобы снаружи ничего не было слышно. Легкий треск. Ручка осталась у нее в пальцах.

Шэрон пощупала обломившийся металл. Зазубрины! Она опустила ручку в глубокий карман юбки. И когда открыла дверь, одна ее рука была опущена в карман. Если, неся ее назад, он что-то почувствует, то решит, что это ее кулак.

Все обошлось. Он явно торопился: ему не терпелось выбраться отсюда. Бросил ее на койку, быстро завязал ей руки, и она сумела слегка их развести. Бечевка стянула их не так крепко, как раньше. На рот легла повязка. Он наклонился над ней.

— Я бы так тебя любил, Шэрон, как, думаю, ты любила бы меня!

Быстрым движением он сорвал повязку с глаз Нийла. Мальчик заморгал, глаза у него опухли, радужки казались огромными.

Похититель посмотрел ему прямо в глаза. Его взгляд скользнул по фотографии на стене, вновь обратился на лицо Нийла.

Он резко уронил голову мальчика, повернулся, выключил свет и выскользнул из комнаты навсегда.

Шэрон посмотрела на светящийся циферблат будильника. Было 8.36.