Глава 29

Вторник, 1 сентября


Цитата дня:

Тебе, самой лучшей, самой прекрасной, в ком моя радость и счастье.

Шарль Бодлер


Доброе утро, bon matin, наши дорогие гости!

Сегодня немного свежее, так что вперед, навстречу бодрящему солнечному ветру.

Для любителей природы после обеда состоится тридцатиминутная пешая прогулка по нашему живописному тихоокеанскому пляжу с целью ознакомления с дикой флорой нашего любимого Монтерейского побережья. Желающих приглашают собраться в 12.30 у главных ворот, где вас будет ждать наш экскурсовод.

Мимолетная мысль. Сегодня у нас особенно изысканное вечернее меню, поэтому наденьте на этот пир гурманов самую красивую и нарядную одежду и знайте, что наши сказочные угощения тщательно сбалансированы по количеству потребляемых калорий.

Восхитительная мысль. Красота — в глазах смотрящего, это так. Но когда вы смотрите в зеркало, она в ваших глазах.

Барон и баронесса Хельмут фон Шрайбер


Первый проблеск зари застал Минну лежащей с широко открытыми глазами в огромной супружеской кровати под балдахином. Осторожно, чтобы не потревожить Хельмута, она повернулась на бок, приподнялась на локте. Красивый мужчина Хельмут, даже когда спит. Он лежал лицом к ней, выбросив вперед, словно протягивая к ней, руку, однако дышал теперь спокойно, ровно.

Но так было не всю ночь. Мин не заметила, когда он лег, но в два часа она проснулась от того, что он метался во сне, что-то глухо и сердито бормоча. Она прислушалась и разобрала: «Сволочь Лейла! Вот сволочь!» После этого ей было уже не до сна.

Она тогда положила ему ладонь на плечо, тихонько шепнула: «Тс-с-с! Тише, тише…» И он в конце концов успокоился, притих. Припомнит ли Хельмут утром свой давешний сон и как он бранился? Она не подала вида, что слышала его слова. Правду он все равно не скажет. Что-то было между ним и Лейлой. С одной только стороны?

От этого не легче.

Утренний свет, теперь больше золотистый, чем розовый, заливал спальню. Мин осторожно слезла с кровати. Несмотря на сердечную муку, она поневоле залюбовалась прекрасной комнатой. Мебель и цветовую гамму подбирал Хельмут. Кто еще мог бы додуматься до такого поразительного сочетания нежно-абрикосовых атласных портьер и покрывала на кровати с глубоким иссиня-фиолетовым тоном ковра?

Долго ли еще ей жить здесь? Возможно, что нынешний сезон — последний. Но ничего, напомнила она себе, ведь есть миллион долларов в швейцарском банке. Одних процентов будет достаточно.

Достаточно — смотря для кого. Ей-то — может быть. А Хельмуту — никогда! Она все эти годы отдавала себе отчет в том, что немалую толику ее привлекательности для него составляет этот санаторий, возможность расхаживать по-хозяйски среди здешних красот, якшаться со знаменитостями. Не думает же она, что он удовлетворится сравнительно скромным образом жизни вдвоем со стареющей женой?

Мин, бесшумно ступая, пересекла спальню, надела халат и спустилась по лестнице вниз. Хельмут проспит еще полчаса. Ей всегда приходится будить его в половине седьмого. Хватит времени, чтобы без риска просмотреть кое-какие бумаги и в первую голову — счета «Американ экспресс». Последние недели перед гибелью Лейлы Хельмут часто уезжал по разным делам. То его приглашали произнести речь на каких-то врачебных съездах и семинарах, то надо было лететь куда-то участвовать в благотворительных балах, на которые он подписывался среди первых. Все это полезно для дела. Но чем еще он занимался, когда бывал на Восточном побережье? В это время как раз и Тед много разъезжал. Мин понимала своего мужа. Для Хельмута в откровенном пренебрежении Лейлы содержался вызов. Выходит, он ездил к ней?

Вечером накануне гибели Лейлы они присутствовали на просмотре ее спектакля. Потом были в ресторане «У Элейн». Ночевали в «Плаза», утром улетели в Бостон для участия в благотворительном обеде. А в 6.30 вечера Хельмут посадил жену на самолет до Сан-Франциско. А сам? Вернулся ли он из аэропорта в Бостон, где его ждали на банкете, или же семичасовым «шаттлом» улетел в Нью-Йорк?

Это предположение не давало Минне покоя. В двенадцать ночи по калифорнийскому времени, в три утра по восточному, Хельмут ей позвонил, чтобы удостовериться, что она уже дома. Она решила, что он звонит из бостонского отеля.

Но это можно проверить.

Спустившись по лестнице, Мин повернула налево и с ключом в руке подошла к двери офиса. Однако дверь оказалась незаперта. То, что Мин увидела внутри, возмутило ее до глубины души. Свет все еще горел, на Дорином столе, с краю, стоял поднос с грязной посудой, сам стол был завален письмами, а на полу стояли пластиковые почтовые мешки, содержимое которых частично вывалилось на пол. В полуоткрытое окно задувал холодный утренний ветер и шуршал бумагами на столе. Даже ксерокс был не выключен.


Мин решительно прошла к столу, проглядела адреса на конвертах. Все письма — Лейле, от почитателей. Мин сердито поджала губы. Да еще это недопустимо скорбное выражение лица, с которым Дора и сейчас пишет ответы Лейлиным обожателям. Безобразие. Но до сих пор она хотя бы не захламляла этим мусором офис. Нет уж, довольно — впредь, если ей хочется заниматься Лейлиной корреспонденцией, пусть забирает все к себе в комнату. И точка. А может, вообще пора уже избавляться от тех, кто так поклоняется Лейлиной памяти. Что, если бы сюда вздумала заглянуть Черил? Она бы сделала много ценных находок, роясь в чужих личных делах. Дора, должно быть, заработалась, устала и решила прийти прибраться с утра пораньше. Но оставить включенным свет и ксерокс — это уже непростительно. Надо будет до обеда выбрать время и предупредить ее, чтобы готовилась к уходу на пенсию.

А сейчас Мин займется тем, ради чего пришла. В архивном помещении она вытащила папку с надписью: «Дорожные издержки; барон фон Шрайбер». И через две минуты нашла то, что искала. Счет за телефонный звонок в ночь смерти Лейлы с Восточного побережья домой был занесен на его кредитную карточку.

Звонок был из Нью-Йорка.

Загрузка...