Кто-то выслеживает. Не плачь, моя красавица

Глава 19

Перед тем как покинуть Сомерскую штатную тюрьму, Боб Кернер позвонил Кэти Мур и предупредил, что едет к ней.

Кэти была помощником прокурора в Бриджпорте и работала в суде по делам несовершеннолетних, и они познакомились, когда он был там защитником, назначаемым судом. Они стали близки три месяца назад, и Кэти принимала горячее участие в его борьбе за спасение Рона Томпсона.

Она ждала его в приемной с машинисткой, о которой он попросил.

— Мардж говорит, что останется хоть на всю ночь, если надо. У тебя много материала?

— Порядочно, — ответил Боб. — Я заставил его повторить рассказ четыре раза. Работы на добрых два часа.

Мардж Ивенс протянула руку.

— Давайте! — сказала она деловито, поставила диктофон на свой стол, втиснула массивную фигуру во вращающееся кресло, вставила кассету с номером один и перемотала ее до начала. Раздался тихий запинающийся голос Рона Томпсона: «В тот день я после школы работал в магазине Тимберли…» Мардж нажала кнопку «стоп» и сказала: — Ну ладно, вы двое займитесь чем-нибудь еще. Это я беру на себя.

— Спасибо, Мардж. — Боб обернулся к Кэти: — Ты достала эти дела?

— Да, они у меня.

Следом за ней он вошел в ее маленький загроможденный кабинет. Письменный стол был пуст, если не считать четырех папок с надписями: «Карфолли», «Вейсс», «Амброз», «Каллахен».

Полицейские протоколы сверху.

— Лес Брукс это не одобрит, Боб. Если он узнает, то, наверное, выгонит меня.

Лес Брукс, прокурор. Боб сел за стол и взял верхнюю папку. Но прежде чем открыть ее, посмотрел на Кэти. На ней были спортивные брюки и толстый свитер. Темные волосы стянуты резинкой у шеи. Она выглядела восемнадцатилетней студенткой, а не двадцатипятилетней юристкой. Но после первого же раза, когда он оказался ее противником в суде, Боб убедился, что не стоит недооценивать Кэти. Она оказалась отличным юристом с острым аналитическим умом и страстной искательницей справедливости.

— Я знаю, как ты рискуешь, Кэт. Но если бы нам удалось нащупать хоть какую-то ниточку между этими убийствами и убийством Нины Питерсон… Единственная надежда для Рона теперь — обнаружение новых данных.

Кэти подтянула стул к столу с другой стороны и взяла две папки.

— Ну, Бог свидетель, если мы сумеем обнаружить какую-то связь между этими убийствами, Лес забудет, что ты не имел права заглядывать в наши папки. Газеты ведь совсем его уели. Только сегодня утром они окрестили эти два последних «убийствами гражданской частоты».

— Это как?

— И у Каллахен, и у миссис Амброз в машинах были передатчики на гражданской частоте, и обе они вызывали помощь. Миссис Амброз заблудилась и осталась почти без бензина, а у девочки, у Каллахен, полетела покрышка.

— А два года назад миссис Вейсс и Джин Карфолли были убиты, когда ехали ночью одни по пустынным шоссе.

— Но это еще не доказательство, что они как-то связаны. Когда были убиты Джин и миссис Вейсс, газеты подняли визг об «убийствах на большой дороге». Все это бойкие заголовки для пущей сенсации.

— Но что думаешь ты сама?

— Не знаю, что и думать. После того как Рона Томпсона арестовали за питерсоновское убийство, до прошлого месяца у нас в графстве Фейрфакс не убили ни единой женщины. А теперь у нас две нераскрытые смерти. Но в стране были и еще убийства, объединенные ГЧ. Эти передатчики — огромная помощь, но чтоб женщина радировала, что она одна, и ее машина сломалась на пустынной дороге, — это чистое безумие. Прямое приглашение любому психу в окрестностях, который слушает радио, тут же к ней помчаться. Господи, да в прошлом году в Лонг-Айленде пятнадцатилетний подросток настраивался на полицейские частоты и мчался туда, где что-то случалось. В конце концов его арестовали, когда он пырнул ножом женщину, вызвавшую помощь.

— А я все-таки утверждаю, что между этими четырьмя есть связь, и убийство Нины Питерсон согласуется с ними, — сказал Боб. — Назови это предчувствием, назови цеплянием за соломинку. Назови как хочешь, только помоги мне. Начнем со списка: место, время, причина смерти, использованное оружие, погодные условия, тип машины, семейное положение, показание свидетелей о том, куда направлялись жертвы, где провели вечер. Для последних двух установим, сколько времени прошло между радированием о помощи и обнаружением трупа. Когда кончим, сравним все это с обстоятельствами смерти миссис Питерсон. Если ничего не обнаружим, начнем под другим углом.

Начали они в восемь. В двенадцать к ним вошла Мардж с четырьмя пачками сколотых листов.

— Готово, — сказала она. — Я печатала через три интервала, чтобы легче было находить расхождения с другими записями. Знаете, просто сердце надрывается, когда слушаешь этого мальчика. Я двадцать лет проработала судебной стенографисткой и много чего наслушалась, но я умею распознавать искренность, и он говорит правду.

Боб устало улыбнулся.

— Были бы вы губернатором, Мардж! — сказал он. — Огромное спасибо.

— А как у вас? Есть что-нибудь.

— Ничего. — Кэти мотнула головой. — Абсолютно ничего.

— Ну может, тут что-нибудь отыщется. Сварить вам кофе? Бьюсь об заклад, вы оба не ужинали.

Когда она вернулась через десять минут, Кэти и Боб сидели, положив перед собой по две пачки листов. Боб читал вслух. Они сверяли записи строчка за строчкой.

Мардж поставила кофе на стол и молча ушла. Охранник выпустил ее из здания. Застегнув теплое толстое пальто, перед тем как пересечь заснеженную автостоянку, она вдруг обнаружила, что молится: «Господи, если там есть что-то, что может помочь бедному мальчику, помоги им найти это!»

Боб и Кэти работали до зари.

— Пора кончать, — сказала она. — Я должна съездить домой, принять душ и переодеться. В восемь мне надо быть в суде. И в любом случае я не хочу, чтобы тебя здесь увидели.

Боб кивнул. Слова, которые он читал, теперь мешались у него в мозгу. Снова и снова они перечитывали четыре рассказа Рона о том, что он делал в день убийства, сосредоточиваясь на времени между его разговором с Ниной Питерсон в магазине Тимберли и тем моментом, когда он в панике выбежал из ее дома. И не нашли ни единого значимого расхождения.

— Но здесь должно что-то быть! — упрямо твердил Боб. — Я заберу записи с собой… и дай мне списки, которые мы сделали по тем четырем делам.

— Папки я тебе дать не могу.

— Знаю. Но, может быть, мы при сравнении упустили какой-нибудь факт.

— Нет, Боб, — мягко сказала Кэти.

— Я поеду прямо к себе в контору. — Он встал. — И начну все снова. Сравню все это со стенограммами судебных заседаний.

Кэти помогла ему сложить бумаги в его дипломат.

— Не забудь диктофон и кассеты, — сказала она.

— Не забуду. — Он протянул руку и обнял ее. На миг она прильнула к нему. — Я тебя люблю, Кэт.

— И я тебя.

— Если бы только у нас было больше времени! — воскликнул он. — Чертова высшая мера! Да как, черт побери, у двенадцати людей хватило духу вернуться в зал суда и сказать, что мальчик должен умереть? Когда — и если — настоящего убийцу схватят, Рону это уже не поможет.

Кэти потерла лоб.

— Сначала я была рада, что высшую меру восстановили. Я жалею жертвы, жалею куда больше, чем преступников. Но вчера у нас в суде был мальчишка. Ему четырнадцать, но на вид больше одиннадцати не дашь — тощенький, щуплый ребенок. Родители — безнадежные алкоголики. Они подали жалобу на него, как неисправимого, когда ему было семь лет. Нет, ты подумай — семь лет! С тех пор он скитался по детским приютам. Постоянно убегает. На этот раз жалобу подписала мать, а отец ее оспаривает. Они разошлись, и он хочет, чтобы мальчик жил с ним.

— Ну и что произошло?

— Я выиграла… если это слово здесь подходит. Я настаивала, чтобы его отправили назад в приют, и судья согласился. Отец настолько отупел от алкоголя, что стал почти идиотом. Мальчик попытался выбежать из зала — помощник шерифа еле успел его схватить. Он впал в истерику и кричал: «Я всех ненавижу! Почему у меня не может быть своего дома, как у других ребят?» Психологически он так травмирован, что, возможно, его уже не спасти. Если через пять-шесть лет он убьет кого-нибудь, мы убьем его электрошоком? Должны ли мы? — В ее глазах заблестели слезы усталости.

— Я знаю, Кэт. И зачем мы выбрали профессию юристов? Может, нам следовало бы быть умнее? Это выматывает всю душу. — Он нагнулся и поцеловал ее в лоб. — Я тебе позвоню.

У себя в конторе Боб поставил полный чайник на электроплитку. Четыре чашки крепкого черного «Нескафе» разогнали туман в мыслях. Он ополоснул лицо холодной водой и сел за свой длинный стол. Аккуратно разложил листы и взглянул на стенные часы. Половина восьмого. В его распоряжении до казни есть ровно двадцать восемь часов. Вот почему у него так колотится сердце, почему так сжимается горло.

Нет, это больше чем отчаянная потребность спешить. Что-то рвалось в его сознание. «Что-то мы упустили», — подумал он.

И на этот раз это не было предчувствием, это была уверенность.