Кто-то выслеживает. Не плачь, моя красавица

Глава 36

Алвира сидела за туалетным столиком, любуясь целой батареей пестрых баночек, коробочек и пузырьков, подаренных ей сегодня в классе макияжа. Инструкторша объяснила, что скулы у нее плоские и их можно красиво оттенить розовым, будет гораздо лучше, чем ее любимые малиновые румяна. И еще она уговорила Алвиру попробовать коричневую тушь вместо угольно-черной, которая, она считала, удачно подчеркивает глаза.

— Лучше меньше, — объяснила инструкторша.

И надо признать, теперь она выглядела совершенно иначе. С новым макияжем и волосами темно-каштанового цвета, по мнению Алвиры, она стала почти точной копией тети Агнес, а тетя Агнес считалась в их семье красавицей. И руки у Алвиры тоже стали уже не такими заскорузлыми, совсем другое дело. Больше ей уже никогда не придется делать влажную уборку. С этим покончено навсегда. И точка.

— Погодите, то ли еще будет, после того как вами займется барон фон Шрайбер, вы станете просто ослепительной, — сказала ей дама-косметолог. — Его коллагеновые впрыскивания уберут морщинки по краям рта и носа и на лбу. Это почти чудо.

Алвира блаженно вздохнула. Довольство распирало ее.

Уилли всегда говорил, что во всем Куинсе нет женщины красивее и что он любит, когда обнимешь, чтобы было что обнимать. Но все-таки за последние годы она уж слишком раздалась. Хорошо будет иметь по-настоящему шикарный вид, когда они займутся покупкой дома. Алвира, конечно, вовсе не собирается примазываться к Рокфеллерам, пусть будут вокруг такие же люди, как они сами, из среднего класса, но которые добились в жизни успеха. А если они с Уилли оказались в лучшем положении, чем другие, если им так повезло, как, наверное, больше никому, то они смогут делать добро ближним. Разве не приятно?

После того как она закончит писать заметки для «Глоб», надо будет действительно взяться за книгу. Мать ей всегда говорила: «Алвира, у тебя такая богатая фантазия, когда-нибудь станешь писательницей». А если это «когда-нибудь» уже наступило? Вполне возможно.

Алвира поджала губы и нанесла на них новой кисточкой оранжевый блеск для губ. Много лет назад, решив, что губы у нее слишком тонкие, она научилась рисовать себе помадой рот в виде розового сердечка, но теперь ей и самой понятно, что это ни к чему. Положив кисточку, она с удовлетворением пригляделась к плодам своих трудов.

Вообще-то она немножко смущалась, что ей все так тут нравится и так все интересно, а та симпатичная маленькая женщина лежит холодная где-то в морге. Но ведь ей было семьдесят два года, утешила себя Алвира, и умерла она будто в одно мгновение, вот так и я хотела бы умереть, когда подойдет мой черед. Но это, надо надеяться, будет еще нескоро. Как говорила мать: «В нашем роду старухи живучие». Самой ей уже восемьдесят четыре, а она все еще ездит по средам играть в кегли.

Кончив трудиться над своим лицом, Алвира достала из чемодана магнитофончик и вставила кассету от воскресного ужина. Прослушивая запись, она недоуменно вздернула брови. Забавно, в записи голоса звучат совсем по-другому, чем в жизни. И замечаешь, что упустила за разговором. Вот Сид Мелник, например, такой известный агент, а Черил Маннинг без стеснения им помыкает. И какая двуличная! То шипит на Сида, что вода пролилась, хотя сама же опрокинула фужер, а то вдруг так оживленно, так мило спрашивает у Теда Уинтерса, можно ли ей когда-нибудь с ним поехать осмотреть Уинтеровский спортзал в Дартмуте? В Дартмуте, а не в Датмуте, как привыкла говорить Алвира. Крейг Бэбкок ее недавно поправил. Он-то говорит всегда ровным, приятным голосом. Она ему так и сказала:

— У вас говор культурный.

Он рассмеялся:

— Послушали бы вы меня в пятнадцать лет.

А у Теда Уинтерса голос такой светский. Сразу видно, что ему переучиваться не понадобилось. Они очень интересно поговорили с ней оба на эту тему.

Алвира поправила микрофон, чтобы прочнее сидел в самой середке булавки-солнышка. И произнесла для начала сентенцию:

— Голос очень много говорит о человеке.

Тут она с удивлением услышала, что звонит телефон. По нью-йоркскому времени сейчас еще только девять часов, Уилли еще на собрании профсоюза. Алвире хотелось, чтобы он бросил работу, но он сказал, что так сразу не может, со временем. Быть миллионером — для него дело непривычное.

Звонил, оказывается, Чарли Эванс, редактор светских новостей в «Глоб».

— Как дела у моего главного репортера? — спросил он. — Рекордер не барахлит?

— Работает волшебно! — заверила его Алвира. — И я живу как в раю. Общаюсь с интересными людьми.

— Есть знаменитости?

— Ну а как же! — Не похвастаться было выше ее сил. — Я приехала из аэропорта в одном лимузине с Элизабет Лэнг, а обедаю за одним столиком с Черил Маннинг и Тедом Уинтерсом.

Наградой ей было громкое «ох!» на другом конце провода.

— То есть вы хотите сказать, что там у вас живут вместе Элизабет Лэнг и Тед Уинтерс?

— Ну, не то чтобы вместе, — торопливо пояснила Алвира. — По правде сказать, она и близко к нему не подходит. Собиралась сразу же уехать, но ей нужно было повидаться с секретаршей своей покойной сестры. Но беда в том, что секретаршу Лейлы нашли сегодня мертвой в римских… этих самых, как их… ну, банях.

— Минуточку, миссис Михэн. Пожалуйста, повторите, что вы мне сейчас сказали, только медленно и отчетливо. Это запишут.