Кто-то выслеживает. Не плачь, моя красавица

Глава 23

После обеда до самого ужина Тед занимался в гимнастическом зале мужского корпуса. На пару с Крейгом он работал на веслах в лодке-тренажере, крутил ногами педали велотренажера, переходил от снаряда к снаряду.

Завершить все решили в крытом бассейне. И застали там Сида, который плавал от стены до стены и обратно. Тед сгоряча вызвал их с Крейгом на состязание. Находясь на Гавайях, он тренировался в плавании каждый божий день. Но с трудом только-только обогнал Крейга. Да и Сид, к его удивлению, отстал от него лишь на несколько футов.

— Ты, я вижу, держишь форму, — сказал Тед. Он считал, что Сид ведет малоподвижный образ жизни, но, оказывается, он вон какой здоровяк.

— У меня нашлось время для тренировок. Знаешь, какая это занудная работа — сидеть в офисе и ждать телефонного звонка?

Они, не сговариваясь, отошли подальше от бассейна и уселись в шезлонги, так чтобы никто не подслушал их разговора.

— Вот не думал, что мы тебя здесь застанем, Сид. Когда мы толковали на той неделе, ты даже не заикнулся о том, что собираешься сюда.

Взгляд Крейга был холоден. Сид пожал плечами.

— Но и ты мне тоже не сказал, что ваша компания едет в «Кипарисы». Инициатива не моя. Это Черил надумала. — Он оглянулся на Теда. — Наверное, пронюхала, что ты будешь здесь.

— Мин не так глупа, чтобы проболтаться…

Сид перебил Крейга. Он пальцем поманил официанта, обходившего столики с подносом:

— Перье.

— Три порции, — сказал Крейг.

— Это если ты выпьешь и свою и мою, — раздраженно возразил Тед. — Мне кока-колу, — сказал он официанту.

— Ты же ее никогда не пьешь, — мягко вмешался Крейг, глядя на Теда светло-карими понимающими глазами. И поправился: — Пожалуйста, два перье и один апельсиновый сок.

Сид сделал вид, что не заметил этого дивертисмента. Он возразил:

— Мин не так глупа, чтобы проболтаться, но ты не думаешь, что среди ее служащих есть люди, которые за деньги снабжают сплетнями газетчиков? Вчера утром Черил звонила Беттина Скуда, она вполне могла шепнуть Черил про твой ожидающийся приезд. Да и какая разница? Ну, она снова взялась тебя обхаживать. Это не новость. Ты бы лучше ею воспользовался. Черил до смерти хочется выступить на суде свидетельницей твоей защиты. Если кто-то может убедительно изобразить, как дико вела себя Лейла «У Элейн», то это Черил. И я подтвержу. — Он положил на плечо Теду дружественную ладонь. — Весь этот суд — сплошное безобразие. Мы поможем тебе раздолбать обвинение. Рассчитывай на нас.

— В переводе это означает: ты теперь ему обязан, — рассуждал Крейг по пути к коттеджу Теда. — Не поймайся на его удочку. Ну, он потерял миллион долларов на этой постановке, а ты-то при чем? Ты четыре миллиона потерял, а уговорил тебя их вложить кто? Он.

— Я вложил деньги, потому что прочел пьесу и увидел, что тот, кто ее написал, очень точно передал образ Лейлы, создал характер, одновременно и забавный, и хрупкий, и капризный, и невыносимый, и симпатичный. Спектакль должен был стать ее триумфом.

— Это была ошибка ценой в четыре миллиона, — вздохнул Крейг. — Извини, Тед, но ты ведь платишь мне за то, чтобы я говорил тебе правду.

Генри Бартлет провел первую половину дня в коттедже у Теда за чтением протоколов предварительного судебного слушания и звонками в свою контору на Пятой авеню.

— Если мы остановимся на версии о временном помешательстве, нам понадобится документация об удачных прецедентах, — распорядился он.

На Бартлете были полотняная рубаха с открытым воротом и широкие шорты цвета хаки. Сагиб, подумал Тед. Наверное, на поле для гольфа надевает бриджи.

Стол был завален бумагами — документами, заметками.

— Помнишь, как Лейла, Элизабет, ты да я играли за этим столиком в «скрэббл»? — спросил Тед у Крейга.

— И вы с Лейлой всегда выигрывали. А Элизабет оказывалась в проигрыше, из-за меня. Лейла смеялась: «Бульдоги не знают грамоты».

— Как это надо понимать? — недоуменно спросил Генри.

— А у Нее были свои прозвища для друзей, — объяснил Крейг. — Меня она звала Бульдожка.

— Не уверен, что мне бы это польстило.

— Польстило бы, да еще как. Если Лейла давала тебе прозвище, значит, ты включался в круг ее ближайших друзей.

Так ли это на самом деле? — думал Тед. Если перебрать прозвища, которые она раздавала, то в каждом оказывается второе значение. Орел, например, — красивая, но хищная птица. Бульдог — крепкая собака, знаменитая к тому же «бульдожьей» хваткой.

— Давайте закажем обед сюда, — сказал Генри. — У нас полно работы, хватит до вечера.

Получив свой сандвич с мясом, дичью и зеленью, Тед стал рассказывать о давешней встрече с Элизабет.

— Так что можете забыть свою вчерашнюю идею, — сказал он Бартлету. — Как я и думал, ничего из этого не получится. Если я допущу возможность того, что все-таки поднялся еще раз в квартиру Лейлы, то после показаний Элизабет мне только останется собирать вещи и отправляться за решетку.

Работы им действительно хватило до самого ужина. Генри растолковывал Теду версию временного помешательства.

— Лейла во всеуслышание объявила, что порывает с вами и что она выходит из спектакля, хотя вы вложили в него четыре миллиона. На следующий день вы пришли к ней мириться. Но она продолжала вас оскорблять и требовать, чтобы вы вместе с ней пили алкогольные напитки.

— Я мог скостить себе налоги на эту сумму.

— Вы это знаете. Я это знаю. Но человек на скамье присяжных, который выплачивает за автомобиль в рассрочку, этого не поймет.

— Нет, я отказываюсь допустить, что так или иначе мог убить Лейлу. Даже слышать об этом не желаю.

Лицо Бартлета побагровело.

— Тед, желательно, чтобы вы не забывали: я пытаюсь вам помочь. Ну хорошо, у вас хватило ума выяснить, какова будет реакция Элизабет Лэнг. Стало быть, такой возможности, что вы опять поднялись к Лейле, мы не допускаем. Но если мы не выдвинем версии о временном помрачении рассудка, нам потребуется опровергнуть показания как Элизабет Лэнг, так и очевидицы. Либо помрачение, либо опровержение. Тогда, может быть, что-то удастся. Я уже вам это говорил.

— Есть еще одна возможность, которую мне хотелось бы исследовать, — включился Крейг. — По поводу так называемой очевидицы мы располагаем сведениями по линии психиатрии. Я предлагал прежнему адвокату Теда приставить к ней сыщика, чтобы попытаться нарисовать более полную картину. Я и теперь думаю, что надо это сделать.

— Мысль правильная. — Глаза Бартлета спрятались под нахмуренными бровями. — Жаль, что ее раньше не осуществили.

Это они обо мне говорят, думал Тед. Обсуждают, что можно и чего нельзя сделать, для того чтобы я остался на свободе. А я… меня будто здесь нет. На него медленно накатил тяжелый, мрачный гнев, ставший теперь словно неотъемлемой чертой его личности. Подмывало вскочить, размахнуться, ударить. Кого ударить? Адвоката, который должен выиграть его процесс? Друга, служившего в последние месяцы его глазами, ушами, голосом? Но я не хочу, чтобы они забирали мою судьбу в свои руки, подумал Тед и ощутил едкую горечь во рту. Мне не в чем их винить, но и положиться на них я не могу тоже. Куда ни поверни, а все остается, как я и думал с самого начала: это мое дело и решение его я должен взять на себя.

А Бартлет говорил Крейгу:

— У вас есть на примете сыскное агентство?

— Есть. Несколько. Мы прибегали к их услугам, когда возникали проблемы внутри фирмы и надо было обойтись без огласки.

Он перечислил названия сыскных агентств.

Бартлет кивнул.

— Солидные конторы. Подумайте, которой из них лучше поручить это дело. Мне надо выяснить относительно Салли Росс следующее: на пьет ли она; есть ли у нее друзья, с которыми она делится своими переживаниями; не обсуждала ли она с кем-нибудь этот случай; не был ли кто-нибудь с нею в тот вечер, когда погибла Лейла Ласаль. Помните, о том, что Росс находилась в тот вечер дома, известно исключительно из ее собственных показаний, всеми принятых на веру. Она заявила, что как раз выглянула в окно, когда Лейла вылетела через ограждение террасы, — он оглянулся на Теда, — при содействии Тедди или без оного.

Когда без четверти пять Крейг и Генри наконец ушли, Тед чувствовал себя совершенно измочаленным. Он машинально включил телевизор и немедленно выключил. Едва ли от сентиментального телесериала у него прояснится в голове. Пройтись бы — это другое дело. Куда-нибудь далеко-далеко, где можно вдохнуть соленый океанский воздух, и, может быть, пройтись мимо дома деда и бабки, где Теду случалось подолгу гостить ребенком.

Вместо всего этого он выбрал душ. Войдя в ванную, он постоял минуту, разглядывая свое отражение в зеркальной стене над большой мраморной раковиной. Блестки седины на висках. Страдальчески сдвинутые брови. Напряженные складки у рта. Стресс — явление и душевное и физическое. Утром по радио выступал популярный лектор по психологии, и Тед запомнил эту фразу. Что верно, то верно, подумал он теперь.

Крейг предлагал, чтобы они поселились вместе в одном коттедже с двумя спальнями. Но Тед тогда промолчал, и Крейг, по-видимому, понял его без слов. Больше речь об этом не заходила.

Хорошо бы все люди без слов понимали потребность другого в свободном пространстве. Тед разделся, запихал одежду в короб для стирки. И криво усмехнулся, вспомнив, как его покойная жена Кэти отучала его от привычки оставлять скинутую одежду прямо на полу. «Даже если твои родители — очень богатые люди, все равно свинство, чтобы другие подбирали за тобой грязное белье», — сердилась она.

«Но ведь это грязное белье — не чье-нибудь, а такого выдающегося человека, как я».

Он зарывался лицом в ее волосы, вдыхал запах ее духов, вернее, туалетной воды за двадцать долларов. «Не трать напрасно деньги, — говорила она. — Я не пользуюсь дорогими духами. Они меня подавляют».

От ледяного душа унялась тупая, пульсирующая головная боль. Тед немного пришел в себя, надел мохнатый халат и заказал по телефону чая со льдом. Приятно было бы сейчас посидеть за стаканом чая на веранде. Но лучше не рисковать. А то кто-нибудь, проходя мимо, еще вздумает завязать разговор. Черил, например. Как раз в ее духе — «случайно» оказаться по соседству. Господи, неужели она никогда не выбросит из головы их мимолетную давнишнюю связь? Красивая женщина, занятная и не лицемерка, надо отдать ей должное, но даже не виси над ним этот суд, он все равно ни при каких обстоятельствах больше с ней дела иметь бы не стал.

Тед сел на диван и поглядел в окно. Высоко над пенным океанским прибоем преспокойно кружились чайки, не доступные ни сокрушительным ударам волн, ни их засасывающей силе, влекущей в глубину, на дно.

Снова эта назойливая мысль о суде. У Теда опять выступили на лбу капли пота. Он вскочил с дивана и распахнул дверь на боковую террасу. Конец августа всегда приносит благодатную прохладу. Тед положил ладони на перила.

Когда он начал сознавать, что у них с Лейлой все-таки ничего не выйдет? Это недоверие к мужчинам, укоренившееся в ее голове, постепенно стало невыносимым. Не потому ли он, отмахнувшись от предостережений Крейга, вложил в ее спектакль четыре миллиона? Может быть, подсознательно надеялся, что под влиянием шумного успеха Лейла сама откажется брать на себя обязательства, диктуемые общественным положением его жены, матери его будущих детей? Лейла была актриса, актриса прежде всего, актриса до глубины своего существа. Она говорила, что хочет ребенка, но это были пустые слова. Свой материнский инстинкт она утолила заботами об Элизабет.

Солнце уже клонилось к океанскому горизонту. Воздух наполнил стрекот цикад и кузнечиков. Наступал вечер. Ужин. Тед представил себе лица за столом. У Мин и Хельмута деланные улыбки и озабоченные глаза. Крейг, постоянно лезущий в душу. Сид, этот хоть и бодрился, а видно, что нервничает. Интересно, сколько он задолжал сомнительным людям, чтобы вложить деньги в спектакль? И сколько найдется теперь перезанять? Много ли будут стоить его показания? Черил, вся такая обольстительная. Алвира Михэн, все время теребящая дурацкую булавку у горла, а у самой от любопытства глаза на лбу. Генри, наблюдающий через стеклянную перегородку за Элизабет. Элизабет, презрительно и холодно разглядывающая их всех.

Тед посмотрел вниз. Его коттедж стоял на крутом береговом склоне, под террасой — обрыв футов в десять. Внизу кусты, усеянные красными цветами. Их вид подтолкнул воображение, и Тед метнулся обратно в комнату.

Когда пришла горничная с холодным чаем, он еще весь дрожал. Он ушел в спальню, бросился на необъятную кровать прямо поверх тонкого шелкового покрывала. Скорей бы уж остался позади сегодняшний ужин. И сегодняшний вечер со всем, чем он грозит.

Губы Теда изогнулись в мрачном подобии улыбки. Почему он так торопит время? А интересно, что дают на ужин в тюрьме?

В его распоряжении будет много вечеров, чтобы это выяснить.