Одному поздно вечером было опасно показаться на маунт-вернонском перроне. Охранники в нижнем зале замечали такие вещи. Вот почему он ушел от Шэрон и мальчишки без двух минут одиннадцать. Ведь ровно в одиннадцать к перрону подошел поезд, и он поднялся по пандусу и лестнице вместе с десятком сошедших пассажиров.
Он подошел поближе к тем трем, которые направились к выходу на Вандербильт-авеню. Он знал, что для всех, кто смотрит на него, он один в компании из четырех человек. И отделился от них, только когда на Вандербильт-авеню они повернули налево. А он повернул направо, посмотрел через улицу и остановился как вкопанный. Там стоял полицейский буксир. К старенькому коричневому «шевроле» прикреплялись погромыхивающие цепи. Они собрались отбуксировать машину!
Потешаясь про себя, он зашагал к центру. Он намеревался позвонить из будки перед Блумингдейл. Шагая через пятнадцать кварталов по Лексингтон-авеню, он сильно прозяб, что несколько охладило прилив желания, которое он испытал, когда целовал Шэрон. И она хотела его не меньше. Он сразу это почувствовал.
И занялся бы с Шэрон любовью, если бы не мальчишка. Глаза были там даже под повязкой. Может, мальчишка видит сквозь повязку? От этой мысли он вздрогнул.
Снег почти не падал, но небо все так же заволакивали тяжелые темные тучи. Он нахмурился, подумав о том, как важно, чтобы на дорогах не было заторов, когда он заберет деньги.
Он планировал позвонить Перри, а если их не окажется дома, то прямо Питерсону домой. Но тут был риск.
Ему повезло. Миссис Перри сняла трубку после первого же звонка. Он по ее голосу понял, что она нервничает. Наверное, Питерсон позвонил им, когда не нашел Шэрон и мальчишки. Он продиктовал миссис Перри свои распоряжения басистым грубым голосом, который выработал, долго упражняясь. И только когда она никак не могла разобрать имени, он взорвался и перешел на более высокие тона. Он был неосторожен! Глуп! Но она, конечно, так разволновалась, что ничего не заметила.
Аккуратно повесив трубку, он улыбнулся. Если ФБР поставили в известность, они станут прослушивать телефон у бензоколонки. Вот почему он, когда позвонит утром Питерсону, скажет, чтобы тот тут же отправлялся в будку у следующей бензоколонки. Тогда они не успеют проследить его.
Он вышел из телефонной будки в приятном возбуждении, упиваясь своим редким умом. В дверях магазинчика готовой одежды стояла девушка — в мини-юбке, несмотря на холод. Белые сапожки, белый меховой жакетик дополняли ансамбль, который он счел очень привлекательным. Она ему улыбнулась. Ее лицо обрамляли густые вьющиеся волосы. Совсем молоденькая, лет восемнадцать-девятнадцать, не больше, и он ей понравился. Он сразу заметил. Ее глаза улыбались ему, и он направился к ней.
И тут же спохватился. Проститутка, кто же еще! Но даже если он правда ей понравился, что, если за ними следит полиция и арестует их? Он со страхом огляделся. Он читал о том, сколько великих планов рушилось из-за маленькой ошибки.
Стоически проходя мимо девушки, он уделил ей быстрый намек на улыбку, прежде чем наклонить голову навстречу режущему ветру и зашагать к «Билтмору».
Тот же презрительный ночной портье дал ему ключ. Он не обедал и страшно проголодался. И еще он заказал пару-другую бутылок пива в номер вместе с ужином. В этот час его всегда тянуло на пиво. Может, привычка.
В ожидании двух гамбургеров, жареного картофеля и яблочного пирога он понежился в ванне. В комнате было так затхло, холодно, грязно! Растеревшись, он надел пижаму, которую купил для этой поездки, и внимательно осмотрел костюм. Но он нигде не запачкался.
Он дал щедрые чаевые официанту, обслуживающему номера. Так всегда делали герои в кино. Первую бутылку пива он выпил залпом. Второй запивал гамбургеры. Из третьей отхлебывал, слушая полуночные новости. Еще кое-что про мальчишку Томпсона. «Последняя надежда на избавление Рональда Томпсона от смерти кончилась вчера. Ведутся приготовления, чтобы казнь состоялась завтра в одиннадцать тридцать утра, как назначено…» Но ни звука ни о Нийле, ни о Шэрон. Больше всего он опасался разглашения. Ведь кто-то мог бы тогда сопоставить… вычислить…
Девочки в прошлом месяце были ошибкой. Но он просто ничего не мог с собой поделать. Больше он уже не разъезжал по ночным шоссе. Слишком опасно. Но когда он услышал их на ГЧ… что-то заставило его поехать к ним.
От мысли о девочках у него все внутри забурлило. Он нетерпеливо выключил радио. Не следует, конечно… это может его перевозбудить…
Нет, ему необходимо…
Из кармана пиджака он извлек дорогой миниатюрный магнитофон и кассеты, которые всегда носил с собой. Выбрав одну, он вставил ее в магнитофон, залез под одеяло и выключил свет. Устроился поуютнее, наслаждаясь чистыми хрустящими простынями, теплым одеялом. Они с Шэрон будут вместе останавливаться во многих отелях.
Сунув наушник в правое ухо, он осторожно нажал кнопку. Несколько минут слышен был только шум мотора, потом скрипнули тормоза, открылась дверца и раздался его собственный голос, дружеский, услужливый, когда он выбрался из «фольксвагена».
Он прокручивал кассету, пока не началась самая лучшая часть. Ее он проигрывал снова и снова. Наконец насытился, выключил магнитофон, вытащил наушник и провалился в глубокий сон под рыдающий вопль Джин Карфолли… «не надо… пожалуйста, не надо…».