Часть 4. Современная поэзия

С любого конца неширокой улицы

Ты видишь

Темно-зеленые горы,

Ты видишь

Пепельно-синие горы,

Совсем окружившие городок.

И солнцу лень карабкаться в горы,

Едва взберется —

Бредет к закату.

А дождь, туман и суровый ветер

Внезапно придут

И уйдут внезапно.

И женщина

Медленно передвигает ноги,

И, словно стебли, повисли руки.

И старики,

У порогов сидя,

Достают табак из деревянных коробок,

И лица стариков,

Освещенные солнцем,

Буры и морщинисты, как табачные листья.

А вечером

Из маленького переулка

Тихо выйдет одинокий человек,

И закат, озаряющий дальние сосны,

Бросит блики красного цвета

На простое и честное его лицо.

Тело твое, покрытое песком,

Тело, поросшее густою шерстью,

Тянет

Жалкие вещи людей,

Бредущих по желтым пескам пустыни.

Уши твои,

Поникшие уши,

Привыкли слушать скорбные стоны

Скрипучих колес разбитой повозки.

В серых глазах,

Дремлющих от усталости,

Отражается горе пустынной земли,

Печальной земли Северного Китая.

Твои маленькие копытца,

Усталые копытца,

Идут

По неровной земле Китая,

Идут по неровным дорогам пустыни.

Тьг так одинок

И так несчастен

На покрытой летучими песками земле,

Ты,

Самый близкий и терпеливый помощник

Жителей Северного Китая.

Я выхожу из дома, где окна

Грубо заклеены цветной бумагой,

И долго стою под низким карнизом,

Гляжу на бегущие вдаль поля.

Желтая дорога

Перед воротами

Тянется к самому краю неба.

О, как суров этот зимний холод!

И я,

Нерешительный путешественник,

Молча переступаю с ноги на ногу.

А озера

По-прежнему скованы льдом,

И снег в горах сверкает по-прежнему.

А небо,

По-прежнему низкое, низкое,

Опять предвещает пору снегопадов.

И вот я не телом,

А сердцем чувствую

Холод, пронизывающий меня.

За всю мою скорбь

И за все невзгоды,

Быть может, смилостивится судьба,

Быть может, пришлет мне весну пораньше.

Жду —

И когда на краю дороги

Зазеленеют первые листья,

Надену старые соломенные туфли

И снова, странник, пущусь в дорогу

В погоне за радостью и теплом.

...И я одинокий, познав, как дрожит фитилек,

Любил вместе с ночью хранить тишину и покой.

И, слушая ветра за окнами жалобный вой,

Подумать о тех, кто в пути и от дома далек...

Я люблю бродить по лесу зимнему,

Без солнечных лучей — лесу зимнему,

С ветерком сухим — лесу зимнему,

Ожидающему снега — лесу зимнему.

Я люблю зимний день — без яркости,

Люблю зимний день — без влажности,

Люблю и без птичьего гомона...

Счастлив человек, в одиночестве

По зимнему лесу блуждающий,

Я хожу бесшумною поступью —

Как охотник,

Но охотиться не за кем...

Первый моряк промолвил:

"Люблю белогривые волны,

Когда поднимаю якорь".

Другой на это ответил:

"Люблю гремящие цепи,

Бросая железный якорь".

Первый отправиться в путь мечтал,

Второго манил причал...

Лес в сумерках — черного цвета, но ласков и нежен.

Поверхность болот и прудов белизну излучает.

Меня погрузивший в объятья покоя — о, ветер!

В твоем дуновении — запахи поля и луга...

А запахов поля и луга я вечный поклонник!

Куда бы меня ни забросила жизнь, неизменно,

Когда прохожу в час заката по тихому полю,

Мне чуется запах навоза с дороги к родимому дому

И запах соломы и сена в хлевах деревенских.

Оно сокрыто в глубине ущелий,

Оно на скалах, на вершинах гор.

Своим вниманьем не тревожь его —

Тебя оно не потревожит тоже.

Ты позовешь его — ответит зовом,

Начнешь браниться — будешь сам обруган.

О, ни за что не спорь ты с ним напрасно —

Последний звук останется за ним!

Я стою под низким карнизом,

Рассеянно посматривая на далекую линию взгорья,

На бескрайний простор небес.

Сердце уже давно в предчувствии чуда.

Я вижу вспышку, сияние —

Моя душа вздрагивает, словно ее коснулся луч солнца.

От небесной черты докатывается глухой рокот,

Возникает бешеный свист, будто налетел шквал с ливнем, —

И вот это здесь, со мной...

Мой дух устремляется навстречу, я кричу, ликуя!

Когда с заснеженных гор, придавленных темными тучами,

Достигает меня скрип громадных колес, что катят по выбоинам дороги,

Сердце мое устремляется навстречу и колотится в волнении,

Словно я жених и тороплюсь на собственную свадьбу,

А ведь мне ведомо, что не праздничная сумасшедшая радость ждет меня,

Не цирковое веселье, —

Тысячи скотобоен не дадут представления о жестокостях, которые поджидают меня.

И все-таки я стремлюсь туда, навстречу,

С энтузиазмом, что накопил за всю свою жизнь.

Я не ребенок, мне чуждо самодовольство,

Я не из тех, кто лжет себе или утешает себя.

Я не удовлетворен тем, что получил от мира, — ни славой, ни позором,

Ни хмурым назойливым вниманием, ни ненавистью, мрачной, как ночь,

Мне недодали даже счастья людских взглядов.

Вы и не знаете, какую я ощущаю пустоту.

Я требую большего, большего —

Дайте мне жизнь,

В которой я могу расправить крылья на полный мах,

Взойти на высочайшую вершину,

Переплыть безбрежное море,

Удостоиться небывалых похвал и злобнейшей клеветы,

Встретить нездешнюю ненависть и удары, несущие смерть, —

Все для того, чтобы сбылась мечта вырваться из глубочайшего рва времени...

Никто не страдает острее, чем я, —

Я предан эпохе, я слит с эпохой, но я молчу

Уныло, как преступник в узилище, —

Это его молчание, когда под конвоем идет он к месту казни, —

Молчу, потому что чувствую нехватку звонких слов,

И, подобно грому, рокочущему в начале лета в поднебесье среди черных туч,

Кричу, чтобы в сумасшедшем крике выразить бурю чувств —

Я подношу их той, что воодушевила меня, принесла радость,

Я люблю ее, победившую все, что я любил прежде,

Я жизнь отдам — только б она пришла,

Отдам все — тело и душу,

Я прах перед ней,

Я бросаюсь перед ней наземь —

Пусть она, как лошадь копытами, топчет мою грудь.

Вот и весна

расцвели персиковые цветы у пагоды Сила Дракона

расцвели в эти ночи

в эти кровавоклейменные капля за каплей ночи

эти ночи беззвездны

эти ночи гудят ветром

эти ночи слушают вдовьи рыдания

эта древняя земля похожа

на дикого зверя

пьющего кровь юных

кровь самых неукротимых из человеческого рода

Так и прошли печальнодолгие дни

снежноледяные времена года

времена бесконечных мытарств

Эти алые клейма пестроалые клейма

в ночах похожих на легенды

в ночах по-восточному глубинночерных

взрывчато раскрылись словно бесчисленные бутоны

Всюду на Речном Юге весна

в своем пригожем убранстве

Люди спрашивают: откуда она приходит?

Я отвечаю: из своей могильной ямы

Близ пригородных деревень

Два дерева

высятся в горькой разлуке

ветер и дыхание пустоты

рассказывают о врозь живущих

но в тайниках земли

в незримой глубине

тянутся они друг к другу

переплетаясь опушью корней

Не знаю сидишь ли ты на ветке

или на крыше дома,

Я возвращен из сновидений

твоей прозрачносвежей и нежной песней

влажнокруглой словно чистая роса на бутоне

ласкающей ухо словно слова любимой

Подари мне такую же сочнотенистую обитель

льющиеся потоком ароматы трав и деревьев

и теплое молоко утреннего света

Я радостно восстану из усталости

буду искать твою тень за окном

Но ты уже улетел....

А на крыше соседнего дома

вновь слышна твоя песня

ты вновь искреннечистой

вечнольющейся радостной песней

пробуждаешь каждую спящую душу

людей прикованных к постелям

неблагодарной тяжелой работой

Иногда

я вытягиваю руку

и умиротворенно касаюсь стены:

пусть цвет мела

оттенит смуглую силу

Голубые речные потоки

вдохновенно прокладывают свой путь по земле

лазоревые вены

вдохновенно прокладывают свой путь по руке

Пять пальцев

пятерица сочного багряного цвета

внутри кружится кровь

оратаем на пашне

Я знаю

это и есть жизнь

пусть она взвалит на свои плечи

любовные горести и печальную пышность бытия

пусть она стонет

под вечнопечальным ярмом плуга

пусть радуется скорбит плачет

пусть веселит себя

жухло завершаясь распадом!

Это необходимо

надежны надежды

ждать дней

когда печальная пепельносерость

оттенит

новорожденный вздымающийся багрянец

Зимнее озеро

одинокое словно душа старика —

душа переполненная людским горем

Зимнее озеро

мертвое словно глаза старика —

глаза чей блеск перемололи скорби

Зимнее озеро

неухоженное словно космы старика —

космы жидкие как покрытая инеем

пепельнобелая трава

Зимнее озеро

ненастнотоскливое словно печальный старик —

старик горбящийся под пасмурногорьким закатом

Ваш парус пепельнотускл словно пасмурный день

бамбуковый шест сухожелт словно земля

остов лодки словно ваши лица

бурые и глубоко изрезанные морщинами

ваши глаза и мачты.

искони пасмурнотерпеливо вглядываются

в небесную ширь

ваши весла монотонно жалуются

на докучливость дней

ваше кормило скрюченное словно рука

понапрасну вращается вправо и влево

лодка словно ваша судьба —

вечно скитаться в безбрежности и необъятности

скитаться обездоленно и неспокойно.......

Подруга сновидений

сестра иллюзий

ее вечная тень

еще бредет перед тобой по старой дороге

бестелесная как луч

беспокойная как ветер

меж ней и тобой

версты разлук

она летящая за окном птица

плывущее по небу облако

она бабочка у реки

красивая и лукавая

ты преследуешь ее

она летит прочь

ты покидаешь ее

она настигает тебя

она навеки с тобой

до последнего твоего вздоха

Из древнедалеких могил

из времен тьмы

из тех краев куда стекается умирать

род человеческий

сотрясая сладко спящие горы

словно огненное колесо летящее волчком на дюны

меня настигает солнце...

его неодолимо проникающий свет

дарует дыхание всему живому

дарует пляску густым ветвям высоких деревьев

дарует бешеную песню мчащимся речным потокам

с приходом солнца слышны мне

движения по-зимнему спящих в земле личинок и насекомых

громкие разговоры людей на площадях

призывы к солнцу из далеких городов

призывы электричества стали железа..

и тогда руки пламени

рассекают мое сердце

измученная душа

опускается на речной берег

и тогда я верю в возрождение рода человеческого.

Лес в сумерках темен и нежен

в лесных озерах переливаются белые блики

самозабвенно опаивает меня лесной благостный ветер

приносит волнами запахи поля......

Я вечный любовник каждого запаха нивы......

Где бы я ни скитался

я иду под вечер в поле

и тогда мое безысходнопечальное сердце

вспоминает о запахе навоза на родных дорогах

и о запахе сухой травы в сараях

рядом с деревней......

Там где когда-то текла Желтая Река

а теперь осталось лишь высохшее речное русло

тачки

своим единственным колесом

издают острый визг от которого корчится

густочерное небо

мчась сквозь мороз и неподвижность

от подножья одной горы

до другого подножья

они пронзительно голосят

о страданиях людей на севере

Льдистоснежными застывшими днями

средь нищих деревень и поселков

тачки

своим единственным колесом

оставляют на желтой земле полосы

темночерного цвета

мчась сквозь простор и безлюдье

с одной дороги

на другую

они накрест вытягивают пряжу

страданий людей на севере

Я не верю археологии —

несколько тысячелетий тому назад

на не сохранившем следов человека

морском побережье

в развалинах некогда цветущего селенья

нашли чьи-то останки —

эпоха моих останков

разве археолог мог знать что эти кости

миновал яростный сжигающий огонь двадцати столетий?

Но кто сможет в земельной толще

отыскать

те горькие

жертвенные слезы?

Те слезы

которые были когда-то замкнуты в многотяжелой ограде

и был только один ключ

которым открывались ворота этих оград

все смельчаки

стремившиеся добыть этот ключ

пали под ударами мечей и копий стражи

как будто можно доказать

что эта единственная слеза

осталась на краю подушки

по сравнению с жемчужиной отысканной в море

на глубине в десять тысяч саженей

она еще прозрачносветлее еще прозрачночище

насквозь пронзая глубокую древность

Разве все мы

в наше время

не распяты на кресте?

Но этот крест не уподобить

кресту на котором распяли человека из Назарета

он менее тяжек

Вражеская рука

надела на нас терновый венец

с бледного пронзенного шипами лба

стекают темнокрасные капли крови

еще не случалось поведать

о всех скорбях нашего сердца!

Поистине

не должно надеяться сверх меры

но лишь желать дня

когда люди нас вспомнят

словно тех древнедалеких

сражавшихся с огромными дикими зверями предков

тогда-то и озарится лицо

спокойной и долгой улыбкой —

пусть слишком слабой

но ради нее

я бы с радостью умер

Я выхожу из дома в котором окна заклеены бумагой

останавливаюсь под темнопасмурным карнизом

смотрю в поле

Желтая дорога

уходит от ворот

прямо на край неба

Поеживаюсь от сильного холода

не решаясь пуститься

в столь далекое странствие

Ибо

озера попрежнему тверды ледяной слоистостью

на горах попрежнему белосветно сверкает

умирающий снег

Ибо

небо попрежнему нахмуреннонизкое —

боюсь что завтра выпадет снег

Поэтому осязая сердцем

остужающие меня знобящие мысли

Во имя моей докучной печали

я надеюсь

весна начнется пораньше

Я дождусь на краю дороги когда выйдут наружу зеленые всходы

надену травяную обувь

и отправлюсь на поиски теплыни

Почему снова падает снег?

Воробьи сидящие на деревянной решетке разглядывают небо

погода не портится

кто-то проходит мимо конюшни

там плачет женщина

похоже и ночь кончилась

Перемогая постыдные слезы

ты не в силах выплакаться

зимняя мертвая земля

кто-то проходит мимо конюшни

оттуда доносятся рвущие сердце скорбные причитания

Пальцами коим несть числа

люди указывают на порочную женщину

хулят ее словно она грязнее навоза

никто не решается унести лохань с кровавою водою

или принести ведро теплой воды

Ветер забивает в щели глиняного дома

холоднольдистую насмешку

она устала она устала она устала

уронила голову на деревянную решетку

из-за встрепанных рассыпанных волос

сверкают безумным блеском глаза

этой покинутой в Вифлееме женщины

преисполненной добродетельной гордости

люди полны к ней злобного презрения

тело ее покрылось потом

дерзко трубящий ветер

почему ты снова притих

прислушайтесь доносится откуда-то снизу

пронзительный крик

кровь роженицы

в яслях где никогда не распускались цветы

рассеялась прелестными цветочными гроздьями

это маленькое существо

забравшее последние материнские силы

болтает руками и ногами на куче соломы

Кто-то прошел мимо яслей

бросил косой взгляд

кто-то прошел мимо яслей

сморщил нос

кто-то прошел мимо яслей

зловеще захохотал

Новорожденный сын

приводящим в трепет плачем

оповестил о своем приходе в этот сторонний мир

потерявшая сознание Мария

вновь очнулась

склонила синебледное лицо над младенцем

судорожно побежали

ее слова смешанные со слезами

сын мой

нас

изгоняют из Вифлеема

мы уйдем и я выращу тебя в скитаниях

отныне

запомни

ты из яслей

ты сын покинутой женщины

породившей тебя в мучениях и скорби

жди своего возмужания

тебе суждено своими слезами

омыть зло сотворенное людьми

потом она поднялась со страдальческим видом

прижала к груди спеленатого младенца

и покинула ясли унося свои скорби

снежные цветы взметнулись

над ее распущенными волосами

Мария

тихо ушла

Для моллюсков мягкотелых

Твердая раковина —

Первое дело.

Кто узнает, кто сочтет,

Сколько счастья и невзгод

В сумке почтальона...

Не верь священнику —

Бог на устах

И дьявол в сердце.

Заслышав волчий вой,

Берешь дубинку в руки.

Змея ползет —

Ни шороха, ни звука.

Вот и пришла весна

Персик расцвел в Лунхуа

В те ночи он и расцвел

Ночи кровавых рос

Ночи без звезд

Ночи рыдающих вдов

А древняя наша земля

Точно голодный зверь

Бывало жадно пила

Кровь молодых и детей

Всех кто упорен был

После зима пришла

Снега и льда пора

После не видя конца

Ждали устало сердца

В ночах похожих на миф

В глубинах восточной тьмы

Кровавые капли вдруг

Бесчисленно взорвались

Бутонами алых цветов

Это пришла весна

На берега Янцзы.

Люди вопрос задают:

Откуда пришла весна?

Я отвечаю им:

Она пришла из могил.

Стал я стар, мой взгляд не тот,

И в глазах порой двоится;

Вижу все наоборот:

Сверху — ноги, снизу — лица.

Слух ослаб, я сам не рад,

Озираюсь, огорченный.

Скажут — круг, звучит — квадрат,

Скажут — белый, слышу — черный.

Лишь пройдя страданий путь,

Я постиг в кровавой драме:

Нужно все перевернуть,

Что стояло вверх ногами.

Два дерева высятся одиноко,

вдали от деревьев других.

Пространство, наполненное ветрами,

разъединяет их.

Но под покровом из желтой глины

сплетаются все сильней

На глубине, недоступной взгляду,

бороды их корней.

Два дерева стоят года,

Но друг от друга в отдаленье,

Соединяет на мгновенье

Их только ветер иногда.

Деревья будто незнакомы,

Но под землей, в кромешной мгле,

В тугой клубок сплелись их корни,

Невидимые на земле.

Когда бы тот, кто умер, вдруг воскрес,

Раскрыл глаза и поглядел окрест,

Он был бы изумлен и поражен,

Как странно этот мир преображен:

Его живого ты ругал и клял,

И скорой смерти ты ему желал.

Перед портретом замер — друг и брат,

Как будто горше не было утрат.

Ее глаза особенно красивы,

Невозмутимо-хладнокровны,

Когда она курок спускает ровно,

На миг какой-то задержав дыханье.

И воздух замирает в ожиданье

Неотвратимости...

Одежду чинит женщина прохожим,

Дорога пролегла у самых ног,

Платок покрыт песком, одежда тоже,

И над дорогой ветер да песок.

Ребенок плачет. Детских слез потоки

Так быстро высыхают жарким днем.

А женщина все думает о доме,

Дотла сожженном пушечным огнем.

Прохожим молча штопает одежду.

И больно ей, и нечего сказать:

Уставились в корзинку безнадежно

Измученные детские глаза.

Впивается песок горячий в кожу,

Дорога задыхается в песке.

Носки заштопаны. Их вновь надел прохожий,

И зашагал, и скрылся вдалеке.

Плоскость, но какая глубина

В плоскости такой заключена.

Истина ему всего дороже,

Недостатки не скрывает тоже.

Дружит с тем, кто мимо не проходит.

Каждый в нем легко себя находит.

Пьяный взгляд, улыбка молодая,

Голова давно уже седая.

Встречи с ним порою даже лестны,

Если люди сами интересны.

А иные прямоты боятся

И его, конечно, сторонятся.

Даже захотелось одному

Кулаком ударить по нему.

Сколько лет ему, никто не знает,

Но не сгорбилась спина у старика.

Утомленные, на кипарисе отдыхают

Проплывающие мимо облака.

Перед ним как на ладони вся округа:

Под горою люди и причал,

Лодки, рыбаки, зеленый коврик луга, —

Все он видел, все он примечал.

На ветру качается, как пьяный,

А ночной порою при луне

Добрый старикан с веселым нравом

Замирает, улыбаясь в полусне.

Как пасмурный день, темны паруса,

Шалаш пожелтел, как эта земля,

Как лица, изрезаны лодки борта

Морщинами бурыми глубоко;

И трюм, и глаза ваши вперили взор

В бескрайний небесный простор,

Короткое ваше весло

Утомлено и зло,

Скрюченный румпель подобен руке,

Зря он старается на реке,

Ваша лодка как ваша судьба —

Во мгле и тумане скитаться — судьба,

Смятенно-тоскливо скитаться — судьба...

Надежда друг мечты

Фантазии сестра

Как луч невидима

Как ветер беспокойна

Меж нею и тобой

Огромно расстоянье

Она сродни летящей птице

Бегущим в небе облакам

Как бабочка у берега реки

Она лукава и прекрасна

Ты удаляешься

Она летит вослед

Ты приближаешься

Вспорхнет и вмиг исчезнет

Ты ощущаешь крыльев трепетанье

Пока не остановится дыханье

Одиноко озеро зимой,

Как в кручине сердце старика, —

Много горя в юдоли земной.

Пересохло озеро зимой,

Как в печали очи старика, —

Стерт в трудах их яркий блеск былой.

Одичало озеро зимой,

Сорняки как космы старика —

Серая землистая тоска.

Помрачнело озеро зимой,

Как под небом горестным старик

Сгорбился и головой поник.

Идет негритянка, согнувшись слегка,

По мраморной лестнице особняка.

Веселую песню поет она.

Может быть, девушка влюблена?

Какое счастье пришло к ней?

Велено

Песенку петь колыбельную:

Ребенок лежит у нее на руках

И уснуть не желает никак.

Это не брат ее и не сын,

Это маленький господин.

Девушка нянчит детей

Чужих богатых людей.

Ее кожа черным-черна,

С эбеновым деревом схожа она.

Ей ли с кожей господской равняться,

Белой-белой, как хлопок плантаций.

В неге, в роскоши белый мальчик,

Почему же он плачет и плачет?

А ее, чей стан уже сгорблен

Беспросветной печалью и скорбью,

Заставляют хозяева дома

Петь о счастье, ей незнакомом.

Это не потерянные вещи:

Их бюро находок возвращает;

Время не вернуть, как эти вещи, —

Неизвестно, где его теряют;

Иногда по мелочи, по крохам,

Или сразу — десять или двадцать,

Целая теряется эпоха,

В городе, где слышен гул и грохот,

В пустоши, безлюдной и далекой,

На вокзалах, средь толпы галдящей,

А порой — у лампы одинокой,

Сиротливой, тусклой и чадящей.

Так скажу: потерянные годы

На клочок бумаги не похожи,

А скорей на пролитую воду,

А вода следов не оставляет.

Жидкое струящееся тело —

Вот каким я время представляю;

Время не вылавливают сетью,

Решето напрасно подставляют.

(Время стать не может твердым телом.

Время может быть окаменелым,

И его — ни доброе, ни злое —

Разглядят в тысячелетнем слое.)

А еще сравню я время с газом,

С дымом над бегущим паровозом.

Друга мне оно напоминает:

Ничего о друге друг не знает;

Вдруг приходит весть, но запоздало:

На земле давно его не стало.

Снег падает на землю Китая,

Холод сковывает Китай...

Ветер,

Словно измученная старуха,

Вытягивает ледяные пальцы,

Дергает за полу халата

И бормочет без устали

Старые, как мир, слова.

Китайский крестьянин

В кожаной шапке

Лесною дорогой

Тащится в старой телеге,

Снег не пугает его.

— Кто ты?

Послушай:

Я тоже крестьянский потомок —

В глубоких морщинах лица твоего

Я горькую повесть читаю

О жизни на этой равнине.

Но я не счастливее вас.

Я тоже свалился

В реку по имени "Время",

Волны перекатываются через голову,

Желая меня поглотить —

В скитаньях, в тюрьме

Юности драгоценные годы

Ушли,

И судьба моя, как и ваша,

Печальна.

Снег падает на землю Китая,

Холод сковывает Китай...

Вдоль реки, снежною ночью

Движется свет фонаря —

Черный изодранный парус,

Человек с опущенным вниз лицом.

Кто это?

— А, это ты!

Молодая женщина с распущенными волосами

И грязным лицом,

Твой дом —

Счастливый и теплый очаг —

Сжег враг?

И ты потеряла

Опору мужской руки

И в муках уже испытала,

Что такое вражеские штыки?

В эти морозные дни и ночи

Старые матери наши,

Скорчившись, стонут

Где-то в чужих углах,

Далеко их судьба занесла!

Будто они иноземцы

На каких-то маршрутах страны...

А дороги Китая,

Вы же знаете,

Так ухабисты и грязны.

Снег падает на землю Китая,

Холод сковывает Китай...

Сигнальным огнем

Сжеваны снежные ночи равнин,

Пахари лишились скота,

И земля у них отнята, —

Сгрудились

В грязном тупике

Безнадежности;

Большая земля неурожайного года

К темному небу

В мольбе

Протягивает дрожащие руки.

Муки и беды Китая

Огромны и бесконечны, как снежная ночь!

Снег падает на землю Китая,

Холод сковывает Китай...

Китай,

Написанные в ночи,

Без единого огонька,

Смогут ли слабые строки мои

Хоть немного тебя согреть?

Моря дары, как ни тащи мы,

Неисчерпаемы, неистощимы.

Под солнцем ликует радость —

Нагнись и бери без помехи...

На отмели непорочной

Пена и брызги смеха.

Из-за веков, далеких, черных,

Из-за могил старинных,

Из-за вершин, давно уснувших,

Из-за потоков, несших смерть

Всему живому,

Подобно огненному диску,

Ко мне скатилось солнце.

Под этим ярким ореолом

Жизнь встрепенулась и возликовала,

И стали танцевать на ветках листья,

И с гимном за лучами устремились

Речные одичалые потоки.

И глубоко в земле,

Когда оно явилось —

Я это слышал! —

После долгой спячки

Зашевелились сонмы насекомых,

И разорвал безмолвье площадей

Народа голос.

Города,

Мигая электрическим огнем,

Гремя железом,

Звали солнце в гости.

В этот миг,

Будто рукой огня,

Отбросило, как старую одежду,

Мою истасканную, тлеющую душу,

И я поверил вновь

В возможность воскрешенья человека.

Я археологу не верю.

Предположим,

Среди руин, где некогда торжествовала жизнь.

Спустя столетья и тысячелетья

Он раскопает жалкие останки,

Мои останки,

Неужели он

Определит, что в этом древнем хламе

В двадцатом веке бушевало пламя?

А разве сможет он

Найти в земных глубинах

Вобравшие в себя страдание людское

Слезинки тех, кто жертвовал собою?

К истокам слез заказаны пути;

Они укрыты за стеной железной,

Но ключ к железной двери не потерян,

Герои жаждали дойти до этой двери

И падали — их было много, павших, —

И умирали на штыках

Перед порогом к той заветной цели.

О, если бы, пытливый археолог,

Ты мог бы эти слезы обнаружить

И рядом с ними бросить горсть жемчужин,

Добытых из морских глубин,

Жемчужину затмили б слезы эти,

Сверкающие сквозь тысячелетья,

И мы распяты на кресте

Двадцатого столетья,

И наши муки

Не менее мучительны, чем муки

Распятого из Назарета.

Рука врага на нас надела

Венец терновый,

С бледного чела

Стекали капли алой крови,

Но мы еще ни разу не сказали

О ярости, бушующей в груди, —

Последнее мы не сказали слово!

Конечно, мы не станем обольщаться.

Сбываются надежды, только редко.

Но мы себя грядущему вверяем —

Потомки вспомнят нас,

Как ныне

Мы вспоминаем наших предков,

Вступивших в схватку с дикими зверями.

И на лице далекого потомка

Появится спокойная улыбка,

Спокойная и долгая улыбка, —

Я готов

Идти на смерть.

Провижу ту улыбку.

Крокодиловы слезы не видел никто

Но притворная жалость нам знакома зато

С сумасшедшим спорит поневоле

Только тот кто сам душевно болен

Гнев не рифмуется и в криках поношенья

Нельзя услышать ритм стихотворенья

Время по течению плывет

Жизнь иногда дает обратный ход

В мечтах прошел три тысячи дорог

Очнулся койка и порог

Червь шелковичный не знает о том

Что "Шелковый путь" проложен его трудом

Встречая яркий светлый день

Не забывай крадется тень

Нефть как вода и порох как песок

Ждут молчаливо кто бы их зажег

Там где вороны кружат

Разложенье и распад

Будь я птицей —

Я пел бы надрывно

О земле, иссеченной дождями,

О рокочущем гневно потоке,

О без устали дующем ветре,

О лесных несравненных рассветах,

А потом бы я умер от песни,

И истлели бы перья в земле.

Почему на глазах моих слезы?

Эту землю люблю я безмерно...