Шу Тин (1952-ныне)

Китайская поэтесса. Шу Тин (псевдоним Гун Пэйюй) родилась в 1952 г. в Сямэне, что в провинции Фуцзянь. В 1969 г. была послана работать в деревню, позднее вернулась в город и в 1971 г. начала писать стихи. Стала одной из ярких представительниц поэтического направления "туманных стихов". Среди книг: "Двухмачтовая лодка", "Песни ириса", сборник эссе "Дым сердца".

Источник: "Азиатская медь", 2007

* * *

Шу Тин родилась в 1952 г. в поселке Шима города Чжанчжоу провинции Фуцзянь, ее детство прошло в городе Сямэнь. Она росла в прекрасной интеллигентной семье. Однако на семью внезапно обрушилась беда: в середине 1950-х отец Шу Тин, работавший в банке, был сослан в отдаленные районы на трудовые работы. Мать, которой было нелегко оставаться на прежней работе после случившегося с отцом, вынуждена была уехать из Чжанчжоу и вернуться в Сямэнь. Трех детей, сильно привязанных друг к другу, пришлось разлучить: их отправили к разным бабушкам. Шу Тин с матерью жили у бабушки со стороны матери. Дедушка учил четырехлетнюю Шу Тин читать танские стихотворения, записанные в форме детских песен, а бабушка рассказывала перед сном "Троецарствие", "Речные заводи" и "Рассказы о чудесах из кабинета Ляо". К третьему классу начальной школы Шу Тин выучилась хорошо читать и стала брать разные книги с полок дяди и тети. Позже в очерке "Жизнь, книги и поэзия" она напишет: "Моя ненасытная тяга к чтению стала вызывать тревогу в семье. Как только я исчезала из поля зрения домашних, мама тотчас же отправлялась повсюду искать меня. Она искала меня в коридоре, за дверями, под вешалкой с одеждой и всякий раз ловила меня с поличным".

Из-за чтения ее зрение становилось все хуже и хуже. Во втором классе средней школы первой ступени ее библиотечный читательский билет был сплошь исписан названиями произведений иностранной литературы. Когда ее стали из-за этого критиковать, она спокойно отвечала: "Все китайские книги я уже прочла". К тому времени, когда в Китае была введена жесткая цензура, Шу Тин уже успела познакомиться со многими известными произведениями зарубежной литературы и выработала в себе чувство языка и способность к самообразованию. Иначе было бы весьма трудно представить, как девушка с неполным средним образованием смогла создать литературные произведения, ставшие символом целого поколения.

Пережитые трудности закалили ее характер. Огромное влияние на становление Шу Тин как личности и поэтессы оказала ее мать, образованная и талантливая женщина с богатым внутренним миром и добрым нравом. Впоследствии Шу Тин напишет: "Во мне течет часть материнской крови... ", "именно тяготы и невзгоды, выпавшие на долю матери, воспитали меня, сформировали мою непримиримую позицию по отношению к жизни" ("Светом печали пронзить безмолвие"). Неслучайно лирический герой ее поэзии — это всегда нежная и одновременно стойкая женщина, жаждущая утешения и понимания, и в то же время стремящаяся помочь другим. Можно сказать, что этот образ, в котором улавливаются особенности личности поэтессы, во многом определяется влиянием "материнской крови".

В средней школе у будущей поэтессы были прекрасные учителя, но сама учеба длилась недолго: началась "культурная революция". Учитель, которого она очень уважала, был очернен, а спокойный комсорг в одночасье превратился в оголтелого хама. Шу Тин инстинктивно сторонилась революции и находила убежище в книгах: Твен, Бальзак, Толстой, Гюго и другие в этот период были ее друзьями: "Здесь тоже есть атака и оборона, удары и защита, муки и агония, обида и негодование, но также есть и Истина, Добро и Красота... " ("Жизнь, книги и поэзия").

В 1969 г. Шу Тин, подхваченная бурным потоком развернувшейся политической кампании, была отправлена в горный район на западе провинции Фуцзянь на производственные работы. Тяжелый физический труд в деревне стал для нее потрясением, однако там у нее появились единомышленники из числа образованной молодежи. В их жизни "были окрики и брань, печаль и горе, восхищение и слава", они "были свидетелями кровавой славы" и "запечатлели страшный грех". Тогда Шу Тин "поклялась написать "Записки о хождении на юг", которые стали бы свидетельством жертвы целого поколения" ("Жизнь, книги и поэзия"). Она начала старательно вести дневник и собирать письма друзей. И даже находила возможности для чтения книг, несмотря на то, что в то время библиотеки уже были закрыты, а в книжных магазинах не было ничего, кроме классиков коммунизма и текстов "образцовых спектаклей". Почти все ее ранние стихотворения обращены к друзьям — она прилагала их к письмам.

Среди новых "литературных" друзей был студент, в то время изучавший политику и экономику. В 1971 г. во время фестиваля у него и Шу Тин состоялась долгая беседа о политической составляющей поэзии. Под его влиянием Шу Тин приняла идею о том, что "сочинение, не имеющее идеологической наклонности, не может считаться великим произведением" ("Жизнь, книги и поэзия"). Та беседа надолго запечатлелась в памяти Шу Тин и оказала большое влияние на ее творчество.

В 1972 г. поэтесса возвратилась в город под опеку своей тети. Работы не было. Она подрабатывала каменщиком, горновщиком, учетчиком, экскурсоводом. Сидя дома, Шу Тин опять погрузилась в чтение и, хотя проводила много времени в одиночестве, научилась хорошо разбираться в людях. Помимо сказочных, мифических образов, она часто находила соответствия своим собственным настроениям и переживаниям в обычных предметах и явлениях объективной реальности. Эти переживания она выражала в стихах, которые, конечно, невозможно было опубликовать в современных реалиях.

Тем не менее, благодаря им Шу Тин обрела новых друзей-единомышленников, среди которых были как ее сверстники, так поэты старшего поколения. Огромное влияние оказал на нее поэт Цай Цицзяо (1918-2007), в те годы объявленный контрреволюционером и сосланный в Тибет. Когда Цай Цицзяо прочитал стихотворения Шу Тин, разными ухищрениями доставленные ему друзьями, он пришел в восторг и тут же написал ей письмо. Они стали друзьями, несмотря на разницу в летах. Цай Цицзяо в своих письмах целыми страницами переписывал для Шу Тин стихотворения Уолта Уитмена, Пабло Неруды, Шарля Бодлера и других зарубежных поэтов, тем самым способствуя расширению границ ее художественного бытия. Вспоминая свою переписку с Цай Цицзяо, Шу Тин пишет: "Прежде всего, его искренняя и неустанная тяга к искусству, во-вторых, его неизменная детская открытость, неутомимая детская душа, вызывают у меня уважение и доверие... Особенно трогательны его стихи. Я признаю, что он весьма сильно повлиял на мое творчество" ("Жизнь, книги и поэзия").

Через Цай Цицзяо она впоследствии познакомилась с молодыми неизвестными поэтами, в то время работавшими в Пекине над выпуском журнала "Сегодня", и они стали обмениваться своими произведениями. Познакомившись со стихотворениями Бэй Дао, Цзян Хэ, Ман Кэ, Ян Ляня, Гу Чэна и других поэтов, она испытала такое воодушевление, словно на одиноком пути своем повстречала старых добрых друзей, и убедилась в том, что не одинока в своих многолетних горьких исканиях. О воздействии их поэтического творчества Шу Тин пишет: "Когда в 1977 г. я впервые читала стихотворения Бэй Дао, я словно ощутила 8-ми балльное землетрясение...", "...они оказали на меня столь огромное влияние, что в 1978-79 гг. я даже не решалась взяться за перо... " ("Жизнь, книги и поэзия"). Вскоре Шу Тин оказалась в числе удаленных сотрудников "Сегодня". Ее стихотворение "Обращение к дубу" впервые было опубликовано на его страницах.

Источник: М. Б.-О. Хайдапова, "Становление поэтического творчества Шу Тин", 2009

Перевод: Климова Г.Д.

Дубу ("На кухне мерно капает вода...")

Если я тебя полюблю, —

То не как лиана ползучая,

Возомнив о себе по случаю

в вышине твоих веток;

Если я тебя полюблю, —

То не песенной страстью птицы,

Тенью кроны твоей успевшей прельститься.

И уж вовсе не так, как родник,

Утешные воды с прохладцей несущий

сквозь годы,

И уж вовсе не так, как скалистый пик,

Утверждавший себя как величье природы,

Но взамен он возьмет твой внушительный вид.

Если полюблю, то совсем —

как солнечный полдень,

как дождик, который весну удивит.

Но нет, мне и этого мало!

Я бы пушинкой над тобой летала

или рядом встала — почти близнец.

Корни твои глубоко в земле,

А листья просятся в облака.

Но если злой ветер издалека, —

пусть побоится биенья наших сердец.

И никто-никто из людей

еще не разбирает наши слова.

Твои — из железа — ветки очень крепки,

они — как меч или — как нож,

они — как клевец боевой, их не трожь.

А мои цветы крупные, красные

похожи на вздохи разные

и на факельные огни.

Мы выстоим бури, зимы и грозы,

Мы выпьем на равных горчайшие росы,

ветра мед и радуги семицвет.

Мы навечно одни

И друг другу опора до конца наших лет.

Это и есть — величайшая в жизни любовь,

это я твердо знаю:

Любовь —

не только твой образ великий и имя,

но и место твое, та земля,

в которую до смерти ты

корнями вцепился своими.

Источник: "Азиатская медь", 2007

Перевод: Черныш Н.А., Гу Юй

Апрельские сумерки ("В апрельских сумерках петляет зелёная мелодия...")

В апрельских сумерках

петляет зелёная мелодия,

огибает ущелья,

скитается в небе.

Если сердце переполнено отзвуками,

к чему снова мучительные поиски?

Хочешь петь — так пой, только

тихо, тихо, плавно.

Апрельские сумерки

Похожи на вновь обретённую память.

Может, будет свидание,

до сих пор не назначенное,

может, любовь горячая,

но недопустимая.

Хочешь плакать? Так плачь, пусть слёзы

текут и текут молча.

Источник: "Контуры ветра", 2018

Загрузка...