Часть 4. Современная поэзия

Несколько маленьких жёлтых бабочек

летят над волнистой ширью залива Бохай,

и вовсе не вдоль побережья летят,

а дальше-дальше прочь от него, прочь от него!

То резко вверх, то резко вниз

Летят отважно они, как морские ястребы.

Волосы растут вверх, и прямы и крепки,

Кости тоже растут вверх, и прямы и крепки.

Прошло пятьдесят лет,

Волосы почти все выпали,

Но те, что остались, растут вверх,

И прямы и крепки, как выросшие кости

Далеко

далеко

бурая кабарга

в неоглядном море

золотистой пшеницы

большими прыжками

будто летит, будто плывет

несясь в нашу сторону

Люди отовсюду

провожают взглядом её

с удивлением

с восхищением

с беспокойством

Кабарга

издалёка бегущая кабарга

почему ты так изящна и так красива

почему так невинно наивна

почему так неосторожно

ты покинула лес высоко в горах

полдесятка охотников

затаившись в траве

прячась среди холмов

ловят тебя в прицелы ружей

О, кабарга

не беги в эту сторону

Я — корень.

Всю жизнь вглубь земли

безмолвно расту,

все ниже, ниже...

я верю, что есть в центре Земли — солнце.

Не слышу пения птиц на ветвях,

не ощущаю дыхания ветерка,

однако я спокоен

не чувствую ни обиды, ни унынья.

В пору цветенья

я вместе с ветвями и листьями счастлив,

увесистые плоды

напоены всей кровью моего сердца.

У каждого в сердце есть нора

Надежда, как птица

таится в этой глубокой норе

Надежде, летать привыкшей, там тоскливо

то и дело она крыльями бьёт

острым клювом своим

клюёт дрожащую стенку сердца

Надежда вылетела из сердца,

крылья её красны от крови

в небе она нарисовала радугу

Затворил плотно дверь и окно,

думаю, мрак не сможет сюда войти.

Я зажигаю лампу.

Но мрак, как стая волков,

притаился за дверью моей.

Слышу, как мириады когтей

царапают непрестанно моё окно.

Огонёк лампы трепещет,

в беспокойном свете я слагаю стихи,

Но в этих стихах трепета нет!

Зимою, в сумерках

в узком переулке

передо мной

бурое пёрышко

кружится на холодном ветру,

порхая, словно во сне, живо-проворно.

Через глинобитную стену в пятнах,

через верхушку финиковой пальмы перелетев,

как птица, подняв голову,

плывёт оно к серому небу.

Верю: это

перо орла.

Кто-то твердит:

Обращая лицо к раю,

мы всегда сходим в ад.

Я никогда в это не верил.

Всё же одно мне непонятно:

Меня, всегда лицезревшего только ад,

Почему ноги никак не приведут в рай?

В те годы

Много раз в тишине раннего утра

Я молча писал стихи

И молча рвал написанное

Рвал в клочки, мелко-мелко

(чтобы уже не собрать)

Каждое стихотворение превращалось

во множество бабочек

И у каждой узор поэтический был своим

(чтобы не расшифровать)

Они ловили ветер

И, трепеща-порхая, улетали в далекий край

Люди

издалека

сразу меня разглядели

На всем дереве финики

одинаково зелены

один лишь я покраснел

красный до рези в глазах

красный до боли в душе

Один червячок

мне в грудь проник

и в одиночку

исподволь гложет мне душу

Должно быть, я скоро умру —

в ночь пред тем, как засохнуть,

превращусь из зеленого в красный

и вот до срока жизнь завершилась

Не воспевай меня...

я ненавижу эту печально раннюю спелость

Я — на зеленой груди материнского древа

Засохшая капля крови

из нанесенной раны

Я — до срока поспевший финик

Такой красный, такой красный...

Но как же завидую я зеленой юности