Сюй Чжимо (1895-1931)

Сюй Чжимо, поэта яркого дарования, постоянно тревожили проблемы личности и общества.

Его лирика медитативна; раздумья над сущностью бытия были глубокими. Оптимистичны были его думы, романтичен порыв, но жизнь оказалась слишком непохожей на созданную воображением поэта. И Сюй Чжимо, не зная, "куда дует ветер", обрушился на тех, кто исторически был призван уничтожить класс, к которому принадлежал и он.

Воспитанник Кембриджа, страстный поклонник Томаса Гарди, Суинберна и Россетти, Сюй Чжимо нес сквозь жизнь "чистый идеал", рожденный на зыбкой ирреальной почве. Будучи не в силах разобраться в глубоком конфликте между личностью и обществом полуфеодального Китая или преступить грань того, что он называл "серой человеческой жизнью", поэт уходит в деревню, на лоно природы, к тихим рекам и безмолвным храмам. Он бродит по земле с "чистым идеалом в сердце". Но поэзия постоянно сталкивалась с реальностью. Ранние произведения Сюй Чжимо имели социальный, гуманистический характер. Он писал о солдатах, гибнущих в бессмысленной бойне, о женщине, потерявшей ребенка, о девочке, просящей милостыню для больной матери, об усталом старике рикше на темной дороге.

С середины 20-х гг. до последних дней жизни поэт переживает этап "исповеди и скитаний", лишенный прежнего романтического порыва и силы. Поиски "чистого идеала" велись без видимой надежды его найти, а гневное обличение существующего порядка постепенно принимало форму жалоб и стонов, и через какое-то время было подменено вовсе иными мыслями и чувствами.

Политическая слепота вынуждала Сюй Чжимо смотреть на мир как на нечто непостижимое и страшное, тем более что для этого жизнь предоставляла массу доказательств. "Сверхчеловек" первого сборника "Стихи Чжимо" эволюционировал в "маленького человечка". Пессимизм обволакивал душу поэта, и он с еще большим упорством, чем прежде, хватался за спасительную идею любви. Сдержанная любовь Сюй Чжимо — романтика сменилась любовью чувственной. Но мир поэта вновь оказался хрупким и непрочным. "Стена любви" не выдержала напора противостоящих ей сил. Любовная лирика Сюй Чжимо противоречива, строки о величии и могуществе любви перечеркивались другими, говорящими о ее ущербности и бессилии. И тогда возникала мысль о смерти. Мистицизм Россетти вместе с его восставшей из гроба "небесной подругой" — все более частые гости в поэзии Сюй Чжимо. В духовном смятении Сюй Чжимо пытается "на острие высохшего пера" поведать свои "разбитые думы" о "чистом идеале", не найденном в жизни.

Автор "Стихов Чжимо" (1925) и "Флорентийской ночи" (1927), "Тигра" (1931) и "Скитаний в облаках" (1932), нескольких прозаических книг, статей, рассказов и эссе пришел к идейному и творческому краху. Трагедия Сюй Чжимо — художника, чьи произведения последних лет жизни стали "лебединой песней буржуазии", писал Мао Дунь, была не только личной его трагедией, но и симптомом общественного процесса гибели буржуазной культуры.

Сюй Чжимо погиб в авиакатастрофе 19 ноября 1931 г.

Источник: "Сорок поэтов", 1978

* * *

Китайский поэт-романтик, прозаик, эссеист, драматург. Его ранние произведения носили социальный, гуманистический характер. С середины 20-х гг. и до последних дней жизни (он погиб в авиакатастрофе) Сюй Чжимо все больше отходил от социальной проблематики, его творчество лишалось романтического порыва, на первое место выдвигалась "спасительная" идея любви. В душевном смятении поэт пытался "высохшим пером" поведать читателю о "чистом идеале", не найденном в жизни.

Источник: "В поисках звезды заветной", 1988

* * *

Поэт, основоположник романтизма в Китае. В 1916 г. поступил на юридический факультет Северного университета, который вскоре вошел в состав Пекинского университета. В 1918 г. отправился на обучение в Америку, в Университет Кларка (факультет истории). Спустя 10 месяцев перевелся на экономический факультет Колумбийского университета в Нью-Йорке. Постепенно его интерес в учебе сместился от политики к литературе и, таким образом, он получил степень магистра литературы. В 1921 г., увлекшись идеями британского философа Б. Рассела, отказался от степени доктора Колумбийского университета и отправился в Лондонскую школу политической экономии им. Б. Рассела, где учился в течение 6-ти месяцев. После обучался в Королевском колледже Кембриджского университета. Был знаком с Т. Харди и К. Мэнсфилд. В 1922 г. вернулся в Китай. В 1923 г. основал общество "Новолуние". С 1924 г. — преподаватель в Пекинском Университете.

Большое влияние на творчество и жизнь поэта оказал друг и наставник Лян Цичао, а также Т. Гарди, А. Суинберн и Д. Россетти. Автор сборников стихов "Свирепый тигр", "Флорентийская ночь" (оба 1927), "Стихи Чжимо" (1931), "Скитания в облаках" (издан 1932). Также ему принадлежит эссе (книги "Самоанализ", "Парижские безделушки", обе 1928). Погиб в авиакатастрофе.

Источник: "Личности"

Перевод: Стручалина Г.В.

Синий узор ("Из тихих нежных слов напишет кисть пейзаж...")

Из тихих нежных слов

напишет кисть пейзаж.

Раскрывшихся цветов

дом не покажет наш.

Чай выпит, вместе мы

трём краску — синий цвет.

Откинут полог вверх,

струится лунный свет...

Любовь — узор: не миг

она, а много лет...

Примечания

Традиционно в китайской культуре тушь ассоциируется с мужским началом, а вода, которая её размягчает, — с женским, таким образом традиционная живопись и каллиграфия всегда сочетают в себе две энергии.

Источник: Стихи.ру

Перевод: Черкасский Л.Е.

В поисках яркой звезды ("Мой конь и слеп и хром...")

Мой конь и слеп и хром,

Я в ночь гоню его,

Я в ночь гоню его,

Мой конь и слеп и хром.

Ворвался в нескончаемую ночь,

Ищу мою звезду,

За ней во мрак иду,

Но мрак ночной нас снова гонит прочь.

Устал мой конь, устал он подо мной.

Но где моя звезда?

Не видно и следа.

И я устал в седле, и я совсем больной.

Но вдруг пронзают темноту хрустальные лучи.

Свалился конь, и труп коня

На землю, вниз, увлек меня.

Но вдруг пронзают темноту хрустальные лучи.

Источник: "Дождливая аллея", 1969

Дикие гуси ("Дикие гуси летят в облаках...")

Дикие гуси летят в облаках,

Неторопливые

Или шумливые;

Крыльев прекрасных

Могучий размах.

Дикие гуси летят в облаках,

Золоточистые

И серебристые;

Белые крылья

В закатных лучах.

Дикие гуси летят в облаках;

Слышится пение,

Слышится пение,

Радость полета,

Предчувствия страх.

Дикие гуси летят в облаках;

Плавно парение,

Плавно парение,

Много ли родичей

В их косяках?

Дикие гуси летят в облаках;

Мрак надвигается,

Мрак расстилается.

Дети, куда вы

Летите впотьмах?

Мрак наверху и у самой земли,

Чары ночные на воды легли.

Всех покорил и куда-то унес

Мрака ночного бесшумный гипноз.

Кто-то прислушался...

Где-то вдали

Горе огромное с мраком слилось.

Источник: "Китайская поэзия (Л. Черкасский)", 1982

Море ("Позавчера, когда ребенком был...")

Позавчера, когда ребенком был,

Любил я море, пламенно любил.

Согрет горячим утренним лучом,

Я к морю шел с сияющим лицом.

Ракушки с увлечением искал,

Дворцы и храмы строил из песка,

Но приползала пенная волна,

И падала песчаная стена.

О море, я на отмели кричал, —

Дитя мое!

Я шел вчера, когда сгущалась тьма,

На берег от любви сходить с ума.

Уже погибла алая заря,

Коричневую краску сотворя.

Звезда искала что-то в темноте.

А я, не веря людям и мечте,

На отмели лежал в немой тоске,

Чертя иероглифы на песке.

Один, другой... Любимая игра

Ума, воображения, пера.

Я крикнул морю: "Пенною волной

Не смей смывать написанное мной!"

Сегодня мне Ничто познать дано.

Любви безумье сгинуло давно,

Над головой заветных нет лучей,

На море мрак, и берег стал ничей,

И смыты пенною волной

Слова, написанные мной.

"Тебя я больше не люблю!" —

Кричу я морю,

Источник: "Дождливая аллея", 1969

Последний день ("Понуро ветки темные висят...")

Понуро ветки темные висят,

На небе нет ни солнца, ни луны,

Ни звезд, — они мертвы, они черны,

Лишь силы зла глядят из всех засад.

Все рушится, добра на свете нет,

Цена святому — несколько монет...

В тот день и час небесный грянул суд!

И души обнаженные ползут

За ханжество и ложь давать ответ.

Моя любовь, в то время ты и я,

Как лотосы на стебле бытия,

Цвели открыто, счастья не тая, —

Не зная за собой другой вины.

Такие узы Небом скреплены.

Источник: "Сорок поэтов", 1978

Прочь! ("Прочь, люди, прочь!...")

Прочь, люди, прочь!

Один стою над горной крутизной;

Прочь, люди, прочь!

Лицом к лицу с небес, голубизной.

Прочь, юность, прочь!

В глуши степей пристанище мое;

Прочь, юность, прочь!

Печаль во тьму уносит воронье.

Прочь, грезы, прочь!

Я расколол нефритовый сосуд;

Прочь, грезы, прочь!

Валы и ветер радость мне несут.

Ха-ха! Все прочь!

Я вижу пик, взнесенный над землей;

Все прочь, все прочь!

Какая безграничность предо мной!

Источник: "Китайская поэзия (Л. Черкасский)", 1982

Человеческая серая жизнь ("Я хочу расковать свой голос...")

Я хочу расковать свой голос, грубоватый и буйный голос, и новую, пугающую души варварскую песню запеть; Я сбросить хочу свое платье, такое респектабельное платье, обнажая грудь и живот;

Хочу среди лощеных сограждан со спутанными быть волосами, будто я бродяга-монах; Хочу в ручье омыть свои ноги и тропой, крутой и опасной, босиком и с чистой душою зашагать бесстрашно вперед.

Я хочу настроить мой голос, грубый и заносчивый голос, и хвастливую, гремящую песню, увлекающую души, запеть.

Я вытяну огромные руки — на земле, на небе и в море, — голода ища утоленье, который не в силах терпеть.

Я схвачу северо-западный ветер и спрошу его о красках осенних и о падающих листьях в саду; Я схвачу юго-восточный ветер и спрошу о юных почках в глянце, зреющих у всех на виду.

Я у берега морского застыну, прислушиваясь к ровному дыханью крепкого великого сна.

Мне подвластны краски заката; на груди, в волосах и под ногами дымка гор далеких таится, и серебряно меня освещает яркая осенняя луна...

Ухожу в восторге безумья семимильными шагами все дальше и под свирепую песню, незатейливую, грубую песню, для которой не придумал конца.

Приходите, приглашаю вас к морю слушать песню бури и ветра, сотрясающую крепкие стены небесного святого дворца; Приходите, приглашаю вас в горы слушать музыку старых деревьев; топоры уже запели в тиши; Приходите, приглашаю вас в домик, в тайный домик приглашаю на стоны искалеченной, забытой души;

Приходите в заоблачные выси, приглашаю вас послушать стенанья огромных и причудливых птиц;

Приглашаю вас в народ, приходите слушать дряхлую, разбитую песню, горемычную, скорбную, больную, безобразную и рабскую песню, ту, что тихо поют самоубийцы, ту, что смешана с дождями и ветром, хоровую заунывную песню — "Человеческая серая жизнь!"

Источник: "Китайская поэзия (Л. Черкасский)", 1982

Яд ("Сегодня я песен не пою...")

Сегодня я песен не пою, у моих губ змеится хищная улыбка; сегодня я молчу и пе смеюсь, в мою грудь вонзился холодно блещущий острый меч;

Поверь, ядовиты мои мысли, потому что таков этот мир; темна моя душа, потому что солнце уже не сияет; мой голос подобен крику ночной совы на могильном кургане, потому что в мире людей убита гармония; в речах моих слышен голос невинно казненного, пришедшего к палачу, потому что добро уступило дорогу злу;

Но верь мне: правда в моих словах, пусть ядовиты опи, правда не станет двусмысленной, даже если в моих словах вдруг проглянут язычки двуглавой змеи, острие хвоста скорпиона, челюсти сколопендры, потому что сердце мое переполнено тем, что сильнее яда, — проклятья не столь ядовиты, пламя не ярче, смерть не столь глубока! Сердце мое не в силах терпеть, оно полно жалости и любви, вот почему мои речи отравляют, проклинают, сжигают, ведут в небытие;

Поверь, в гробнице на коралловом острове спит мерило добра и зла; и самые чистые ароматы яств для жертвоприношений не в силах пронзить этот мрачный пласт: мерило мертво;

Наша вера похожа на сгнившего бумажного змея на ветке дерева, в руках лишь разорванная нитка: сгнила вера;

Поверь мне, огромные тени сомнений, точно черная туча, сокрыли связи в этом мире: дети не рыдают больше над трупом умершей матери, братья не ведут за руку своих сестер, друзья стали врагами, собака, стерегущая дом, поворачивает голову, чтобы укусить за ногу своего хозяина; да, сомнения сокрыли все; на обочине дороги сидят плачущие, на улице и под твоим окном тебя высматривают веселые девицы: прекрасный лотос сгнил; в грязном потоке, где проходит людской путь, несутся по волнам пять обезображенных трупов: гуманность, справедливость, обрядность, мудрость, вера — плывут они в море, где бесконечно время; это море неспокойно, свирепо перекатываются волны, а на белом гребне каждой из них начертано четко: алчность и зверство;

Повсюду разврат, справедливость — в объятьях жадности, подозрительность теснит сочувствие, трусость бесцеремонна с отвагой, чувственность дурачит любовь, человечность — под гнетом зверства, свет — под пятой мрака;

Слышишь этот непристойный шум, этот звериный вой?..

Тигры и волки на растревоженных улицах, насильники — в постелях ваших жен, злодейство — в глубине ваших душ...

Источник: "В поисках звезды заветной", 1988

Загрузка...