Солнце в зените

Глава двадцать седьмая

Ноттингем, август 1485 года

Тенистый мир сна не признавал границ. Прошлое и настоящее являлись в нем единой страной, чьи границы очерчивались хранящимся в памяти и населялись по мере текущей в том необходимости. Ричард видел во сне Анну, видел никогда не наступавший день, и, когда он проснулся, то вздрогнул, почувствовав столь сильное замешательство, что не сразу понял, где находится.

По небу разливался рассвет, едва виднеющийся овал солнечного диска вместе с начинающейся зарей медленно возвращал спальне прежний знакомый вид. Измученный Ричард снова опрокинулся на подушки. Какое странное сновидение, оно словно создавало параллельную действительность. Король ни разу не был с женщиной на болоте, ни разу не лежал с Анной на траве у реки Кавер, тем не менее, продолжал ощущать пористый дерн под их телами и сладковатый аромат. На юбке у Анны отпечатались следы от растительности, ее голова покоилась на спутавшейся гуще волос, а грудь открывалась навстречу солнечным лучам. 'Любимый, любимый...' - вздыхала она, соединяясь с Ричардом, и, невольно отвечая, его тело содрогнулось. Приглушенно выругавшись, он сглотнул, однако, тяжелая пульсирующая боль в паху не ослабевала. Обладающие плотью, кровью и скелетом воспоминания были не менее безжалостны, чем гнездящиеся в сердце и в разуме, - какой мужчина станет добровольно терзать себя, желая умершую женщину?

Это превратилось в необходимость, становящуюся все сильнее с каждым проходящим днем этого сырого и душного лета. Возможно, она была связана с возвращением в Ноттингем, замок, превратившийся в крепость его забот, где Ричарду пришлось сказать Анне о смерти их сына, и где Хоббис вынес ей окончательный медицинский приговор. Как знать, если бы король выбрал для ожидания Йорк...Но Тюдор бы никогда не осмелился высадиться на северном побережье. Нет, Ноттингем являлся наиболее логичным местом, чтобы нести здесь стражу, к тому же он находился в самом сердце государства. Поэтому в начале июня Ричард и поселился тут, отправив Френсиса в Сауптгемптон - проконтролировать возведение береговых укреплений, оставив Лондон в умелых руках Джека Говарда и велев английскому флоту выйти в море. Предвкушение началось.

Наверное, есть правда в любимой и так часто повторявшейся Недом истине, - в нашем мире существует лишь два вида глупцов. Те, кто сломя голову несутся встречать проблемы более, чем на середине дороги, и те, кто укрываются в надежде, что все как-нибудь обойдет их стороной. Если так, то Ричард относится к категории глупцов первого вида, - он никогда не мог вынести ситуации перспективы чего бы то ни было, не важно, хорошего или дурного. Нынешнее лето оказалось самым длинным в его жизни. Когда в прошлый четверг король узнал, что 7 августа Тюдор высадился в Милфордской гавани на юге Уэльса, то первой реакцией Ричарда стало ощущение почти облегчения.

Он сразу срочно послал за Томасом Стенли, приказав ему немедленно явиться в Ноттингем. Остальные его капитаны должны были присоединиться к монарху в Лестере, где производился набор войска. Утром Ричарду предстояло Ноттингем оставить, начав медленное продвижение в южном направлении. Сегодня на календаре виднелся понедельник, 15 августа, один из самых почитаемых в католической церкви дней - Успение Пресвятой Богородицы. В это время уже на следующей неделе, очень вероятно, все, так или иначе, завершится. Тогда почему Ричард чувствует себя настолько одиноким, настолько оторванным даже от собственных эмоций?

В конце концов, ему следовало бы испытывать гнев, ненависть к уэльскому претенденту, осмеливающемуся прибавлять к своей подписи 'Rex - Король', словно он уже был помазанным монархом Англии, набрав людей для вторжения среди наемников и освобожденных из нормандских тюрем. Однако злость оказалась натянутой, ненависти удивительно не хватало страсти. Даже сейчас, в канун отъезда, Ричард ощущал оцепенение, не в силах почувствовать более, нежели усталое осознание удивления, что ожидание почти окончено.

По комнате перемещались слуги, и Локи провел ночь, бодрствуя у двери и ворчливо их впуская. Ощущая легкую тошноту и чувствуя, словно он никогда не ложился, Ричард сел, и день начался.

Когда прибыло письмо от Томаса Стенли, король проходил процедуру бритья. Посланник Стенли прискакал в замок одновременно с только что вернувшимся с юга Френсисом Ловеллом, и тот сопроводил его в спальню Ричарда вместе с наступавшими им на пятки Джеком де Ла Полем и заметно нервничающим Уиллом Кэтсби. Как многое зависит от ответа Стенли, было известно всем.

Ричард сломал печать и пробежал взглядом по его содержанию. Следовало ли ему удивляться? Никогда не промахнешься, подозревая Стенли, кольнуло воспоминание. Он понял, что скомкал бумагу и, приложив все усилия для ее выпрямления, передал документ Джеку.

'Стенли сожалеет, что не может подчиниться моему приказу', - произнес король без малейшего выражения. 'В оправдание говорит, что страдает от вызывающего усиленное потоотделение недомогания и не способен сейчас к верховой езде'.

Как и следовало ожидать, присутствующие рассвирепели, украсив Стенли настолько оскорбительными эпитетами, насколько только могли, исходя из текущего положения, подобрать. Ричард молча их выслушал, прервав речь племянника лишь кратким: 'Вам было бы полезнее проследить, чтобы с настоящего момента сын Стенли содержался под пристальным наблюдением'.

Джек кивнул и хотел сразу удалиться, чтобы отдать необходимые распоряжения, но Ричард его остановил.

'Нет, Джек, еще не время. Мне следует поговорить с вами...наедине'.

'Господи Милосердный, но вы же это не серьезно? Отсылаете и хотите, чтобы я переждал сражение, будто безвольный трус? Как вы можете просить у меня подобное?'

'Я не прошу, Джек'.

'Тогда я этого не сделаю, не сделаю!'

'Вы больше, чем мой племянник, вы - мой наследник. Думаете в бою с Тюдором подвергнуть опасности обе наши жизни? Если ход сражения обернется не в мою пользу, хотите чтобы вместе с нами развеялась в прах и династия Йорков?'

Гнев Джека тем более достиг пика, что он не мог отрицать истины в словах дяди. 'Предполагаете, что потерпите поражение?' - пошел он в атаку. 'Всю свою жизнь, когда Тюдор еще был зеленым юнцом, вы занимались военным делом, а сейчас боитесь проиграть!'

'Нет, Джек, не боюсь'.

Но молодой человек ему не поверил. 'Более того, мне кажется, что вам даже дела до этого нет!'

Ричард посмотрел на него. 'Есть', - ответил он.

Джек покачал головой. 'Не достаточно, дядя. Совсем не достаточно'.

Темнота уже давно сгустилась, но дневная жара еще не спала. Ричард находился в саду один, - он все более жаждал уединения, как другие жаждут вина, вдобавок день, открывшийся зловещим письмом от Стенли, завершился значительно хуже. Несколько часов назад королевские разведчики сообщили, что Тюдор беспрепятственно прошел через Уэльс, и что 13 августа перед ним открыл ворота пограничный городок Шрусбери.

Это не должно было удивить. Ричарду следовало ожидать подобного. Какое сопротивление встретил Уорвик, когда высадился на берег в Девоне? Или Нед, когда они сошли с корабля в Рейвенспуре? Большинство населения испытывает мало склонности проливать кровь в бесконечных распрях из-за короны, особенно растянутых на целых тридцать лет. Однако, вопреки логике и здравому смыслу, известие причинило боль.

Значительная часть мыслей казалась Ричарду плотным покровом, окутавшим его в последние дни. Почему он чувствует себя преданным Стенли, хотя с самого начала знал, - этот человек уже на свет появился предателем. Тем не менее, король лично позволил ему удалиться в Латом, пусть и задаваясь сейчас вопросом о причине, он больше не был уверен в ответе. Проверял ли Ричард Стенли? Или испытывал на прочность собственную душу?

Существенное место в раздумьях занимала ссора с сыном сестры. Джек ошибался. Ричард не искал ни поражения, ни смерти. Они стояли на кону, и пари шло о вопросе - все или ничего, - в котором монарх сражался более, чем за корону, борьба разворачивалась вокруг дела его жизни.

Ричард не думал, что настал момент для совершения сознательного выбора, скорее считал, что вопроса о выборе вовсе не стояло. Он не хотел ни развязывать гражданскую войну ради сохранения короны, ни отступать на север, ни просить солдат и помощи на континенте. Ему уже дважды приходилось искать убежища в Бургундии, третьему не бывать. Но чего монарх просил у Всемогущего, так это оправдания победой на поле боя или смерти в случае поражения, что значило бы уйти в грехе.

Воздух обдавал лицо теплом, полный благоухания и оживленный звуками летней ночи, - пением цикад, сверчков и не доступных взгляду птиц. Король утратил счет времени, поймав себя на наблюдении за выходками двух хорошо упитанных рыжих белок. Мальчишкой он когда-то держал бельчонка, поэтому попытался их приманить. Отважнейшая из пары с готовностью подбежала, приблизившись настолько близко, дабы обнюхать протянутую к ней ладонь, фыркнуть и затем ретироваться с настолько явной досадой, что Ричард усмехнулся.

'Надеялась на подкармливание, не так ли? Прости, не могу помочь', - произнес он, и крохотное создание шумно заворчало в ответ, словно понимая обращенные к нему слова.

'Вот, Ваша Милость, возьмите'.

Пораженный, Ричард обернулся на звук женского голоса. Она тихо прошла меж деревьев, появившись, будто некий лесной эльф, и, что являлось самым невероятным, предложила ему ломоть только что испеченного хлеба.

Монарх воззрился на хлеб и расхохотался. 'Хотел бы я, чтобы все мои желания исполнялись с подобной готовностью!' Он надломил корочку и бросил ее на траву, где хрустящее лакомство было тотчас же забрано и отведано. Белка села, к усикам и к груди у нее прилип мякиш, и животное принялось, словно кошка, вылизывать себя, как должное, принимая подношение от этой неизвестной благодетельницы. Еще больше заинтересовавшись, Ричард подозвал женщину ближе.

Он сразу понял, почему не заметил приближения: неизвестная была во вдовьем черном одеянии и казалась окутанной в ночь. Когда лунный свет упал на ее лицо, интерес Ричарда лишь усилился. Она не являлась красавицей в прямом смысле слова, но подобную женщину не получилось бы забыть, - тонко высеченные скулы и сильно изогнутые губы делали вышедшую из мрака настолько же знакомой взгляду, насколько и необычной.

'Я вас знаю?' - спросил Ричард и она робко кивнула. Вдруг опомнившись, женщина протянула ему еще один ломоть и сказала с затаенным смехом: 'Думаю, вы удивлены, почему я ношу корзинку с хлебом по саду в такое позднее время?'

Ричард улыбнулся и покачал головой. 'У меня никогда не получалось правильно поставить вопрос', - произнес он, и, к его огромной радости, наконец-то сумел склонить белку поесть со своей ладони.

'В действительности я несла хлеб вам, Ваша Милость'. Незнакомка приподняла с корзины накидку и показала королю полдюжины аккуратно завернутых караваев. 'Думала оставить их у господина Кендалла, так как мне сказали, что он может найти для меня время после вечерней службы'.

При упоминании имени своего секретаря Ричард сразу вспомнил, где раньше видел эту женщину. Около двух недель назад она пришла в замок, прося о приеме. Хотя в данный день король с просителями не встречался, он согласился с ней уделить ей внимание, делая одолжение Кендаллу, заявившему, что 'девушка одна из наших подопечных, Ваша Милость, - она рождена и воспитана в Йоркшире!' Муж незнакомки являлся управляющим одним из имений Эдварда в Камберленде, и его смерть, последовавшая около двух лет тому назад, оставила жену и детей в крайне стесненном материальном положении. Ричард обеспечил просительнице получение пенсии от доходов, поступающих с владений Уорвика, и больше к этому не возвращался. Тем не менее, сейчас монарха тронуло, что она решила выказать благодарность данным истинно йоркширским способом, - город часто отправлял своему суверену лебедей, щук и вино, - среди благодарных ходатаев подношение в Миддлхэм съедобных припасов также не являлось чем-то из ряда вон выходящим.

Женщина приблизилась и призналась: 'Едва глазам поверила, когда увидела вас сидящим тут в одиночестве. Боюсь, просто считала само собой разумеющимся, что вы всегда имеете вокруг десятка два слуг!'

'Скорее всего, они сейчас меня разыскивают', - криво усмехнулся Ричард. 'Могу я рассчитывать, что вы не проговоритесь?'

Показав ямочки на щеках, она улыбнулась и кивнула, а Ричард подготовил ей место на траве, произнеся: 'Хотя я не считаю себя хорошей компанией для сегодняшнего вечера, меня бы очень порадовало, если бы вы присели и рассказали мне немного о Йоркшире'.

Король быстро обнаружил, что собеседнице известно большое количество его друзей - Том Рангвиш, Меткалфы, даже нынешний лорд-мэр Йорка. Она действительно выросла там, также хорошо, как и Ричард, знала долины Уэнсли, разделяла с ним особую любовь к Айсгартским водопадам, спорила с монархом, где находится самый живописный вид в Йоркшире - с вершины Саттон Банк или с холма Пенхилл, и согласилась, что представляемые в Йорке на праздник Тела Христова сцены во всех отношениях не уступают разыгрываемым в Ковентри и в Честере.

Осознав, в конце концов, что замковые ворота должны быть заперты уже давно, Ричард заверил женщину, что проследит, дабы ее сопроводили назад на постоялый двор, за что она, ничуть не смутившись, горячо его поблагодарила. Где-то вдалеке лаял пес. Счет времени, когда сбежали белки, был потерян. Передышка оказалась приятной, но король решил, что его проблемы не могут так долго держаться на расстоянии, и снова начал заполнять мысли вопросами приближающегося противостояния с Тюдором.

Перейдет ли Стенли на сторону Тюдора открыто? Или же он дождется исхода сражения, приготовившись оказывать почести тому, кто победит? Что касается отупевшего от пьянства хвастливого брата Стенли, существовала вероятность, как бы он уже не успел переметнуться во вражеский лагерь. Уилл Стенли являлся Верховным судьей Северного Уэльса, однако Тюдор прошел через горы Камберленда, словно нагретое лезвие ножа сквозь масло. Благодарение Господу за Джека Говарда и за Френсиса, за людей, которым Ричард мог доверять. Если бы он обладал такой же уверенностью в Нортумберленде! Тут следовало шагать невесомо, тем не менее, Нортумберленд попытался уйти совсем бесследно. Лишь однажды за прошедшие двенадцать лет он бросил свой жребий, когда исход продолжал оставаться под сомнением, - во время восстания Бекингема. Как Страж пограничных с Шотландией спорных земель, Нортумберленд нес ответственность за результат созыва в армию на севере и должен был прибыть в Ноттингем несколько дней тому назад. Почему же он отсутствует?

'Ваша Милость...могу ли я сказать нечто личного характера?' Собеседница какое-то время молча смотрела на Ричарда, но потом довольно робко произнесла: 'Я не вправе говорить такое, но вы выглядите очень усталым, словно забыли, что значит хорошо высыпаться по ночам. Раз имеете дело с Тюдором, полагаю, вам следует отправиться на север, уехать надолго домой'.

Ричард прекрасно понимал, что она имеет в виду, но женщина все равно коснулась больной струны. Миддлхэм являлся единственным известным ему домом, но король не имел сил вернуться, никогда бы не заснув в одиночестве на разделявшейся с Анной кровати. Резко встав, он направился в сумрак ближайшего дерева, дуба, считавшегося древним еще до того, как монарх появился на свет.

Мгновенно осознав свою вину, женщина последовала за ним. 'Знала, что не должна была говорить, но вы выглядели так...так грустно. Мне жаль, правда, жаль. Хотите, чтобы я ушла?'

Ричард обернулся посмотреть на нее, протянул руку и коснулся ладонью ее щеки. 'Нет', - ответил он, - 'я не хочу, чтобы вы уходили', и, уже говоря это, понял, что речь больше не идет о саде. Пальцы задержались на лице женщины, - по нежной коже неожиданно разлился румянец. Ричард в не меньшей степени ощущал себя неуверенно. Прошло слишком много времени с тех пор, как он звал кого-то в постель, - на протяжении почти четырнадцати лет там была только Анна.

'Вы очень красивы', - тихо сказал Ричард и, когда женщина улыбнулась, увидел, - нет никакой необходимости говорить что-то еще. Она пришла в его объятия, словно всегда в них находилась, теплая, благоухающая и очень настоящая.

Свечи продолжали гореть, - в спешке они не нашли времени их задуть. Отблеск попадал Ричарду в глаза, что и сподвигло его, в конце концов, на движение. Сместив свой вес с ее тела, он перевернулся на спину. Было безбожно жарко, там, где кожи касалась простыня, она к ней прилипала. Спустя мгновения Ричард склонился над женщиной. Но она отвернулась, - случайно или умышленно, и его губы лишь слегка коснулись ее щеки. Ричард нахмурился, - не сожалеет ли сейчас эта женщина о совершенном грехе?

'Розамунда?'

Она распахнула глаза, - они обладали загадочным оттенком, который нельзя было окончательно отнести ни к голубому, ни к зеленому. 'В самом финале', - сказала женщина очень тихо, - 'вы...вы назвали меня Анной'.

Ее волосы струились по подушкам, полностью закрывая одну грудь, - они были темнее, чем у Анны, но, тем не менее, тоже очень красивого тона. Ричард коснулся их, намотал локон на пальцы и, в итоге, сказал единственное, что мог. 'Простите'.

Зелено-голубые глаза внимательно изучали его лицо. 'Хотите, чтобы я ушла?' - спросила она неуверенно, как уже спрашивала в саду.

Ричард хотел, но не был в силах заставить себя это сказать. Женщина не отличалась легким поведением и не заслуживала, дабы ее выставили, как девку, когда его нужда получила удовлетворение. 'Мне бы хотелось, чтобы вы остались', - солгал Ричард. Ему пришло в голову то, о чем он не задумался в саду, - вопрос желания Розамунды разделить с ним постель, - чувствовала ли она себя вправе отказать королю? Внезапно для Ричарда стало очень важно убедиться в этом, и он неловко произнес: 'Розамунда, то, что между нами произошло... не предполагалось, вы понимаете. Но не попросил ли я у вас большего, чем вы думали предложить?'

Розамунда вернулась в его объятия, оторвала голову от плеча Ричарда и подарила ему насмешливую улыбку. 'Разумеется, нет!' Набравшись уверенности в себе, она поцеловала короля в уголок губ и расхохоталась. 'Говоря правду, все еще не могу до конца осознать, что нахожусь здесь, в вашей постели. Если бы кто-нибудь однажды сказал мне, что я встречу летом в саду мужчину, которого совершенно не знаю, и через несколько часов после встречи буду заниматься с ним любовью...Я бы сразу представила себя идущей от Миклгейтской заставы до Минстера облаченной лишь в нижнюю сорочку!' Розамунда снова расхохоталась. 'Но вы же не просто мужчина, встреченный мною в саду?'

Ричард ничего не сказал в ответ, пока Розамунда не села на постель и не указала в сторону открытого окна. 'Вы видели? Падающая звезда!'

Он не видел, но согласно кивнул, с улыбкой наблюдая, как женщина, словно маленькая девочка, закрыла глаза и принялась тихо шевелить губами, загадывая свое желание. Король задался вопросом, о чем Розамунда просила, даже без долгих размышлений понимая, что лично он бы пожелал ночь спокойного сна, свободную от видений Анны.

Будучи так сильно измотанным, Ричард поклялся бы, что на несколько минут провалился в дремоту, но быстро пришел к мысли, - он просто переместился в другую стадию долгой бессонницы. Присутствие Розамунды заметно давало о себе знать, - нахождение в одной кровати странным образом создавало близость еще большую, нежели та, что уже между ними случилась. Ночь была слишком жаркой для физического соприкосновения, - Ричард мог чувствовать стекающий липкой дорожкой по ребрам пот, там, где к его телу прикасалось тело Розамунды, их кожа слипалась - создавая ощущение сырости и неудобства. Не желая ее тревожить, он переместился насколько можно незаметнее, но проведенные в постели часы начали обретать очертания тюрьмы, а ночная тьма не внушала надежды на то, что утро когда-либо наступит.

Было заметно за полночь, когда она внезапно села и, не произнося ни слова, поднялась с кровати и двинулась к столику с оставленными на ночь графином с вином и булкой. Наполнив кубок до каемки, Розамунда вернулась в кровать и протянула его Ричарду.

'Я не окажу вам милости, прося остаться', - произнес он угрюмо. 'Возвращайтесь на постоялый двор, в конце концов, у вас будет сносный ночной сон'.

'Мой муж часто страдал от беспокойных ночей. Я обнаружила, что растирая его спину и плечи, могу хоть как-то облегчить напряжение, давая ему возможность заснуть'. В голосе Розамунды появились вопросительные интонации, и Ричард благодарно кивнул, перекатившись на живот.

Ее руки успокаивающе заиграли на задней части королевской шеи, очень похоже на то, как часто делала Анна, - Ричард попытался отогнать воспоминание и закрыл глаза. Розамунда продолжила свое искусное разминание, и постепенно он начал расслабляться.

'Когда вы повредили плечо?' - спросила целительница, исследуя мягкими пальцами след от трещины.

'Давным-давно, в Миддлхэме, когда я был еще мальчиком', - ответил Ричард, и испытал жуткое осознание, словно говорит о чьей-то чужой, абсолютно не имеющей с ним ничего общего, жизни.

Когда он уснул, то сон его приобрел характерные для крайнего изнеможения

глубину и отсутствие сновидений. Потом наступило утро, Розамунда уже ушла, и комнату озаряло летнее солнце. У кровати сновали слуги, успокоившиеся, стоило монарху заворочаться и резко сесть.

'Который час?'

'Минуло девять, мой господин'.

'Боже Милостивый', - проронил Ричард. Он никогда не спал дольше шестого часа, никогда.

'Мы не хотели вас тревожить...' Говоривший осекся, все в королевском хозяйстве знали, насколько плохо он спит.

'Ваша Милость, виконт Ловелл просил передать вам, как только проснетесь. Прошлой ночью сын лорда Стенли попытался сбежать в одежде слуги. В ожидании ваших распоряжений сейчас он находится под охраной'.

Джордж Стенли являлся старшим сыном и наследником лорда Стенли, владея вдобавок титулом лорда Стренжа по праву, принадлежащему его жене, племяннице Елизаветы Вудвилл. Он был человеком с мягкими манерами в расцвете лет двадцати пяти, чьей наиболее отличительной чертой считалась шевелюра огненно-рыжих волос, почему Роб точно подобрал ему прозвище 'Лисенка', учитывая одновременно и яркий цвет и прекрасно развитое умение выживать отца юноши. Однако данное с иронией имя больше не казалось подходящим. Ричарду приходилось наблюдать, как лис загоняли в норы, - оказавшееся в западне животное неизменно оборачивалось против своих мучителей с вызовом отчаяния. В душе Стенли подобного сражения не замечалось. Он был бел, как простыня, зажав в дрожащих и уже липких ладонях кубок с вином. При виде Ричарда молодой человек упал на колени и, с лихорадочной поспешностью ищущего оправдания через чистосердечное признание, начал бессвязный отчет о заговоре, государственной измене и Генрихе Тюдоре.

Ричард молча его выслушал, что явно заставило Стенли разволноваться еще сильнее. Он уже впутал в дело дядю, сэра Уильяма Стенли, сейчас же юноша признал, что и кузен, сэр Джон Сэвидж, равно втянут в интригу Тюдора, непрерывно тревожно глядя на Ричарда, будто школьник, который пытается угадать, по нраву ли учителю его ответы.

'А ваш отец?'

'Действительно не могу сказать, Ваша Милость. Насколько мне известно, он не вверял себя Тюдору'. Ноги Стенли были связаны, и, начиная вставать, ему пришлось об этом вспомнить. 'Мой господин, я не лгу. Я ничего не скрываю. Понимаю, вы мне не поверите, если я поклянусь в непоколебимости преданности моего отца'. Позади Джордж услышал чей-то горький смешок, но взгляд его был неотрывно прикован к Ричарду.

'Не будете же вы отрицать, что мой батюшка соблюдает собственные интересы, причем делает это довольно хорошо. Говоря прямо, он всегда относился к числу тех, кто привык играть крапленой колодой, за неимением таковой, он совсем не станет рисковать. Представить не могу, чтобы отец пошел на уступки в случае с Тюдором, если он не обладает твердой уверенностью в победе последнего. Позвольте мне написать ему, Ваша Милость. Я скажу, что моя жизнь зависит от его верности, что, если батюшка решится на объединение сил с Тюдором, то заплатить за это придется мне. Он прислушается к моим словам, Ваша Милость, иначе быть не может. Господи Боже, я же его первенец!'

'Предоставьте ему перо и бумагу', - отрывисто велел Ричард, и Стенли тяжело упал назад на ляжки, дрожа, словно натянутая тетива, которую внезапно отпустили. Протянутое им в итоге королю письмо было испачкано чернилами, испещрено вычеркнутыми словами и замарано неуклюжими пальцами, но истолковать послание неправильно не представлялось возможным, оно являло собой крик о помощи, идущий из самого сердца. Король вернул документ, приказав: 'Запечатайте'.

Стенли подчинился, использовав золотой перстень-печатку, украшавший его большой палец. 'Ваша Милость...Я был честен с вами и добровольно признался в участии в заговоре дядюшки. Сделаю все, что вы от меня потребуете, все, что в моей власти, дабы сохранить отца верным его слову. Глубоко сожалею, что позволил себя использовать, душой матушки клянусь, - это так. В прошлом вы были милостивы к людям, меньше чем я, заслуживавшим вашей доброты. Не можете ли вы...?' Его просьба оборвалась молчанием.

'Я правильно понимаю, что вы просите меня...о милосердии?' Томас Стенли был королевским лордом-коннетаблем, Уилла Стенли Ричард сделал верховным судьей Северного Уэльса и хранителем замка Карнарвон. После восстания Бекингема он пожаловал им обоим обширные земельные владения. Щедро облагодетельствован оказался также племянник Стенли, Джон Сэвидж. Король взглянул на находящегося перед ним испуганного человека, он являлся супругом женщины из рода Вудвиллов, добровольно признавшимся предателем, Стенли.

'Ваша судьба долее от меня не зависит. Количество предстоящих вам дней лежит в пределах ответственности вашего батюшки и его ответа на ваше письмо'.

Стенли сглотнул. 'Он не предаст вас, Ваша Милость'.

'Вам следует молиться, чтобы так и случилось', - мрачно ответил Ричард, - 'ибо если он это сделает, первой жизнью, взятой за его измену, станет ваша'.

Узнав, что Тюдор достиг Шрусбери, Ричард решил отложить отъезд из Ноттингема, пока его разведчики не подтвердят направление движения мятежников. В этот вторник он взял Джонни и ближайших к себе людей и выехал, дабы провести ночь в Бесквуде, в охотничьем доме в Шервудском лесу, что в пяти милях севернее Ноттингема. Именно здесь обнаружили короля к полудню следующего дня Джон Спунер и Джон Николсон. Оба хорошо знакомых Ричарду мужчин были отправлены городом Йорком с тревожным посланием. Там уже несколько дней все находились в курсе высадки бунтовщиков на юго-западе и спрашивали, почему Королевская Милость не издаст для горожан призыв взяться за оружие?

Ричард обернулся посмотреть на Френсиса и Роба и увидел, что его друзья разделяют единую точку зрения. Граф Нортумберленд занимался сбором войск в Ист Райдинге. Действительно, в Йорке царило беспокойство, но то, что Спунер и Николсон были в данный момент тут, доказывало, что город способен выставить вооруженную силу. В какую игру играл Нортумберленд? Почему ему хотелось исключить этих наиболее преданных монарху людей из-под его командования? Надеялся ли граф удержаться в стороне от предстоящего столкновения, как поступал в 1471 и в 1483 годах?

'Передайте лорду-мэру Ланкастру и Совету, что я дорожу верностью граждан Йорка больше, чем всеми богатствами моего королевства. Скажите им также, что мне необходимо столько ополченцев, сколько они только могут созвать'.

В планах было вернуться в Ноттингем той же ночью, но Ричард почувствовал себя странно нерасположенным покидать зеленую тишину Бесквуда и, вскоре после наступления сумерек, повел Джонни на прогулку по граничащим с охотничьим домиком землям.

Локи и другие волкодавы, наслаждаясь полученной в лесу свободой, наперегонки летели впереди, лая от переполняющей их радости, птицы заслоняли небо, бросаясь с деревьев, словно множество покрытых перьями стрел и тут же взмывая ввысь. По северной границе заповедных территорий бежал узкий ручей, - Ричард наклонился и, сомкнув ладони, сделал глубокий глоток, после чего брызнул ледяной водой себе в лицо. Джонни тут же последовал его примеру.

'Джонни, я договорился о сопровождении тебя завтра утром на север... в Шериф Хаттон'.

В отличие от Джека Джонни доводов не приводил, он уже несколько дней жил в ожидании этой минуты.

'Да, папа', - ответил мальчик послушно, но, когда взглянул на отца, то глаза его были полны страха. Ричард это увидел, протянул руку и взъерошил уже и так взлохмаченные поднятые ветром волосы.

'Это не настолько плохо. Твои кузены уже там - двое детей моего брата Джорджа и Бесс с Сесилией'.

Джонни придвинулся к Ричарду ближе. В течение прошедшего года он серьезно перешел из стадии отрочества к юности, голос, наконец, обрел собственный тембр, больше не ставя его в неловкое положение несвоевременной ломкой, к тому же мальчик уже успел стать таким же высоким, как Ричард, позволяя надеяться, что достигнет недостающего отцу роста.

'Вы пришлете за мной, как только сражение завершится?' - спросил мальчик, подходя настолько близко, насколько мог, чтобы просить, и Ричард кивнул, хрипло ответив: 'Четырнадцать - трудный возраст, Джонни. Я очень хорошо помню, даже помню, как эти слова сказал человек, чье имя ты носишь'.

Джонни с усилием произнес: 'Не могу представить вас в четырнадцать лет, папа. Вы были на меня похожи?'

'Очень похож, парень'. Но сам себе Ричард задал вопрос, так ли это обстояло в действительности? Был ли он когда-то также уязвим, как сейчас кажется Джонни? Ему думалось, что нет.

Сквозь деревья виднелась краснеющая дымка, но Ричард задержался здесь, у ручья, не делая и попытки уйти. Стояла прозрачная тишина, он почти мог поверить, что окружающая чаща обозначила границы их мира, что по ту сторону этой лесной опушки все остальное давно перестало существовать. Король потер носок сапога о поросшие мхом камни, любуясь на метнувшуюся в тени берега крохотную серебристую рыбку.

'Папа...о чем вы размышляете?'

'О многих вещах, парень. О тебе и о твоем брате. О том, насколько здесь красиво и спокойно'. Ричард бросил в течение камешек, наблюдая за пошедшей расширяющимися вокруг него кругами рябью. 'Также я думал о сыне брата, моем тезке, о Диконе. Странно, что Тюдор должен пересечь реку Северн в Шрусбери, ведь Дикон там родился...17 августа года Господня 1473. Сегодня бы ему исполнилось двенадцать лет'.

'Он мертв, правда?' - тихо произнес Джонни, и лишь тогда Ричард поймал себя на словесной ошибке, на невольном использовании прошедшего времени. Монарх резко поднял голову и взглянул на сына.

'Я много и долго думал. Вот почему лондонцы так быстро поверили этим вракам о вас и о Бесс, так ведь, папа? Потому что они считают, что мальчики мертвы'.

Ричард и представить не мог, что слухи добрались даже до его сына. 'Джонни, Джонни, почему ты не пришел ко мне раньше?'

'Не хотел создавать вам проблем', - ответил тот просто. 'Но я решил, что они должны быть мертвы, иначе почему вы молча терпели настолько грязные наветы? Вы можете рассказать мне, что случилось, папа?' Его глаза находились на одном уровне с глазами Ричарда, взирая в них с полным доверием. 'Они заболели?'

'Нет, парень'. Сейчас Джонни был рядом с отцом на берегу ручья, и Ричард протянул руку, крепко прижав сына к себе. 'Помнишь, как я отправился тем летом в путешествие по стране, спустя две недели после моей коронации? Бекингем ненадолго остался в Лондоне и, прежде чем покинуть город, приказал убить мальчиков в стенах Тауэра'.

Джонни не задал ни единого вопроса, молча слушая объяснение Ричардом своего рокового решения не обнародовать исчезновения племянников и рассказ, как правда ускользала от него до самой минуты получения известия о мятеже Бекингема.

'Но...но это же так несправедливо!' - выкрикнул Джонни в конце.

Ричард внимательно посмотрел на лицо паренька в поисках разгадки, столь мощный пласт эмоциональной жизни Джонни существовал на недоступной глубине, слишком далеко от доступной взору поверхности. Страстное мальчишеское возмущение было довольно осязаемым, но не скрывает ли оно страдание сильнее? Не провел ли Джонни параллель между судьбой кузенов и собственной, если грядущая битва принесет победу Тюдору? Ричард нахмурился. Он хотел уверить своего сына, - что бы ни случилось, мальчик в безопасности, находясь под покровом той метки, что замарала право его рождения. Ребенок ни для кого не представлял угрозы, являясь просто Джонни, незаконнорожденным королевским сыном без малейшей претензии на корону, и хвала Господу за это, хвала Богу Отцу и Его Сыну Иисусу Христу, что случилось именно так... Тем не менее, если бы только все было иначе, если бы Джонни мог родиться от Анны. Господи, даже сейчас... Перестанет ли Ричард когда-нибудь терзать свое сердце на тему того, что могло бы случиться? Нет, лучше ничего не говорить Джонни, лучше не ставить под удар страхи, посеянные на необработанном еще поле.

'Папа...' Джонни не смотрел на него, устремив взгляд в глубину приобретающего переливающиеся оттенки заходящего солнца течения. 'Папа...вы надеетесь на победу?'

'Да', - ответил Ричард, - 'надеюсь, если будет на то Божья воля'.