Солнце в зените

Глава двадцатая

Вестминстер, декабрь 1482 года

Лодку Ричарда только успели привязать к набережной, известной под именем 'Королевской лестницы'. Он продолжал стоять на причале, когда привычный шум проходящего мимо движения по реке разорвал пронзительный возглас - 'Дикон!' Поразившись, герцог резко дернул головой, так как, пусть ему и сложно было вообразить какую-либо из знакомых дам, выкрикивающей предназначенное лишь для семейного использования имя в подобном публичном месте, совершивший это голос значительно походил на принадлежащий Бесс, старшей дочери его брата. Ричард почти сразу отмел мелькнувшую мысль из-за ее неправдоподобия в своей крайности. Даже Бесс, какой бы свободолюбивой она не являлась, едва ли провинится в таком откровенном нарушении этикета.

Один из сопровождающих указывал: 'Ваша Милость...Наверху - у речных ворот!'

Подняв взгляд, герцог вымолвил: 'Боже Милосердный', ибо это, на самом деле, была его племянница, неосторожно опирающаяся на перила речных ворот и машущая ему рукой. Внешний вид Бесс вряд ли вызывал меньше нареканий, чем ее поразительное поведение. Капюшон плаща беззаботно сполз на плечи, открывая отсутствие головного убора, блестящие светлые волосы вырвались из-под шпилек, разметавшись порывами дующего с реки ветра.

Заметив, что привлекла внимание дяди, она наклонилась еще дальше. 'Подождите там! Я сейчас спущусь!'

Сейчас девушка приковывала взгляды уже всех находящихся на причале. Большинство оценивающе улыбались ей, не только по причине редкой привлекательности Бесс, но и потому, что лондонцы давно ее любили. Ричард тоже улыбался, против собственной воли, заинтригованный. Однако, происходящее совсем не являлось забавным. Он подумал о необходимости серьезного разговора с девушкой. Даже Нед, совершенно точно не придерживающийся строгого протокола, даже его брат неправильно бы истолковал поступок Бесс, вцепившейся в речные перила, выглядящей как сорванец и кричащей, словно жена рыбака. Что до надменной Елизаветы...хвала Господу, если ту не хватит апоплексический удар при одной мысли о подобном повороте! Ричард усмехнулся и двинулся к племяннице, уже добравшейся до основания лестничного пролета.

Мгновением позже он мчался ей навстречу, забыв обо всем, кроме выражения ужаса на девичьем лице. Обвив его шею, Бесс приникла к Ричарду, словно маленький испуганный ребенок, и из глухого урагана произносимых слов герцог мог ясно различить только 'Папочка' и 'Благодарение Богу, вы приехали!'

'Бесс...Бесс, ты бормочешь бессмыслицу. Сделай глубокий вдох и объясни, что стряслось'.

Она послушно поступила, как он велел, отстранившись и начав немного спокойнее объяснять: 'Знаю, я сглупила. Но я была так напугана...И при вашем виде вспомнила все снова...'

'Чем была напугана, Бесс? Я все еще не представляю, о чем ты говоришь. Что-то с Недом?'

Девушка кивнула и, кажется, впервые обратила внимание на чрезвычайно заинтригованных зрителей. Она сглотнула и потянула Ричарда за руку. 'Пойдемте', - поторопила Бесс. 'Расскажу по пути'.

'Нед заболел? Как серьезно?'

'Сейчас с ним все в порядке, Дикон', - торопливо перебила Бесс. 'Действительно. Доктор Хоббис клянется в этом. В противном случае, я бы тут же сказала. Тем большую я совершила ошибку, что сразу не подумала. Но когда я увидела причаливание вашей лодки, все остальное вылетело из головы. Мне так стыдно!'

'Бесс, ты до сих пор не объяснила мне ужасно простой вещи! Не понимаю. С Недом все было хорошо, когда я виделся с ним прошлым вечером!'

'С ним все было хорошо также и утром, пока не пришел Джек'.

'Джек Говард? Имеешь в виду, что он вернулся из Франции?'

'Он вернулся к полночи, явившись затем к папе в Палату принцев. Некоторое время они беседовали, стоя поодаль, вдруг папа стал кричать, называя Людовика низкопробнейшими именами... 'Адово семя' и 'чертово отродье' являлись самыми благозвучными! Это было чудовищно, Дикон! Я никогда не видела папу настолько взбешенным. Он...он немного напугал меня', - призналась девушка. 'Думаю, он всех в палате напугал. Папа обычно такой...такой сильно сдержанный'. Бесс снова сглотнула, продолжив: 'Он еще чуть-чуть продолжал в том же духе, кляня Францию и Людовика, и лишь один Джек понимал, о чем ведется речь, а потом папа отправил за вами в Кросби Плейс. Его посланец отыскал вас?'

'Я все утро находился в Тауэре. Продолжай, Бесс. Что потом?'

'Папа тяжело дышал, как все выведенные из себя люди. Но внезапно показалось, что он не может набрать воздух в легкие. Он схватился за Джека, в поисках поддержки, его лицо покраснело, словно охваченное жаром. Папа велел позвать врача, но его голос звучал так странно, всем стало не по себе...' Девушка снова задрожала, и Ричард успокаивающе подхватил ее за локоть.

'Я так испугалась, Дикон. Так сильно испугалась. Впрочем, мы все. Люди просто совсем головы потеряли. Доктор Хоббис появился, вбежав, вместе с ним также был доктор Элбон. Они помогли папе добраться до Белой Палаты, оставшись там с ним, на затянувшееся до бесконечности время. Единственный человек, кого они впустили, оказалась мама. Правда, несколько минут спустя доктор Хоббис вышел, объявив, что с папой все в порядке, у него просто кровь перегрелась. Я хотела своими глазами убедиться, что с папой все хорошо, и доктор Хоббис позволил бы, но мама сказала - нет. Поэтому я спустилась к речным воротам, дабы вас дождаться...'

С первого взгляда казалось, словно в королевских покоях собралась половина двора. Когда Ричард и Бесс достигли дверей спальни Эдварда, оттуда как раз выходила Елизавета. Она резко остановилась при виде герцога, но потом протянула ему руку для поцелуя. Ричард приложился к ней губами, но с настолько очевидной неохотой, что свидетелям пришлось прятать улыбки.

'Он сейчас отдыхает', - ледяным тоном оповестила Елизавета. 'Думаю, лучше вам его не беспокоить'.

'Его Величество посылал за мной, госпожа', - не менее холодным тоном ответил Ричард и двинулся за ней в спальню. Бесс воспользовалась возможностью и быстро проскользнула рядом с дядей.

Эдвард поражал бледностью, каковой ранее Ричард никогда за ним не замечал, цвет лица вызывал подозрения серым отливом, что совершенно не успокаивало близких, а глаза было окружены красноватым ободком. Несмотря на это, король сидел на кровати и застегивал рубашку, и, если судить по тону, принятым им в споре с доктором Хоббисом, что бы ни терзало его минутами раньше, оно являлось мимолетным эпизодом.

'Разумеется, я уважаю ваше врачебное суждение. Но дай вам волю, вы меня к кровати веревками привяжете, и я - Дикон! Я почти отчаялся тебя дождаться. Между прочим, как ты добирался, сделал крюк через Валлийскую Марку?'

'Что произошло, Нед? Бесс сказала мне-'

'Ничего не произошло. Кратковременное недомогание, не более'. Заметив, что Ричард собирается давить на него дальше, Эдвард нетерпеливо произнес: 'Дикон, отложим это. Есть более важные проблемы, которые нуждаются в обсуждении. Джек Говард вернулся из Франции и привез новость, что Бургундия пришла с ней к соглашению. Максимилиан и Людовик в прошлый понедельник подписали договор в Аррасе, являющий собой фактическую продажу государства этому сыну гулящей девки, взгромоздившемуся на французский трон'.

'Нед, как бы не жаль мне было слышать подобное, удивлений известие у меня не вызывает. Стоило Марии умереть, Бургундия увязла в хаосе. К тому и шло. Максимилиана приперли к стенке'.

'Не растрачивай сочувствие на Максимилиана', - прервал его Эдвард так кисло, что Ричард поразился. 'Я часто подозревал, что у него кишка тонка. Но чтобы настолько - даже наполовину не предполагал. Знаешь, что сотворило это бесхребетное чудо, Дикон? Он согласился выдать свою малолетнюю дочку за сына Людовика и дать ей в приданое не меньше, чем две богатейших бургундских области!'

Челюсть у Ричарда дрогнула. Как бы мало он не поставил бы прежде на французского короля, но такого не ожидал, не думал, что Людовик отважится так откровенно насмехаться над своим английским союзником. Господи, ярость Неда вовсе не удивительна! Более семи лет Бесс считалась при французском дворе госпожой дофиной, являясь нареченной невестой младшего сына Людовика. И сейчас - такое! Даже не удар в спину, а презрительный плевок в лицо.

Тем временем Эдвард отводил душу по адресу французского монарха, извлекая на свет словарный запас, масштабности которого искренне позавидовал бы любой содержатель публичного дома в районе Саутварка. Что-то из произносимого по анатомическим причинам было невозможно, но большая часть представлялась вполне достоверной и осуществимой, а уж все вместе - насквозь пропитано ядом. Когда, в конце концов, король полностью опустошил воображение, не упоминая о темпераменте, он утомленно опустился на кровать с заметной долей горечи добавив: 'Джек сообщил, что при французском дворе смеются, называя Аррасский договор последней шуткой Людовика, заявляя - он-де одной рукой обводит вокруг пальца смерть, а другой - английского короля'. Эдвард выплюнул ругательство, богохульнее недавно высказанных в сердцах сравнений, и вдруг спокойно посмотрел на Ричарда.

'Что ты сказал мне в Сен-Христ-сюр-Сомм, Дикон... что мы продались не за проливаемую кровь, а за обещания, выплаты и серебряное блюдо. Удивлен моей памяти? Не стоит. Также я помню, о чем ты меня тогда дальше предупредил. Ты поделился мнением, что Людовик нарушит наш договор, как только это ему потребуется'.

Ричард ощутил изумление, а затем нахлынувшую на него волну восхищения, какое его брат в последние годы вызывал редко. Неду не следовало произносить этого вслух. Ни один человек из ста не произнес бы. Герцог подумал, поступил бы так, окажись он на месте Неда, и уже приготовился поделиться своими сомнениями, но заметил уголком глаза движение и обернулся посмотреть на забытую племянницу.

'Эй, барышня, не надо! Бесс, это политический, а не личный вопрос, и к тебе не имеет ни малейшего отношения'.

Эдвард тихо выругался, сев так резко, что судорога от причинившего неудобство движения перекосила его лицо. 'Дикон прав, любимая'.

Бесс кивнула, но, когда Эдвард раскрыл ей объятия, в секунду в них кинулась, зарылась в плечо и всхлипнула. 'Но, папочка...разве ты не понимаешь? Король Франции...Он опозорил меня, опозорил перед целым светом. Я должна была сочетаться узами брака с его сыном, все это знали...'

'Тихо, любимая, тихо. Это не так. Он опозорил Англию, а не тебя, Бесс'. Подняв ее подбородок, Эдвард поцеловал намокшие ресницы и пригладил волосы. 'Не один зрячий мужчина никогда тебя не отвергнет, любимая, уверяю, - такова Божья правда!'

Бесс вытерла слезы рукавом. 'Папочка, ты же заставишь Людовика заплатить за оскорбление, правда? Ты же не позволишь ему, посмеявшись над договором, отменить мой брак?'

'Тебе не надо волноваться, Бесс'. В голосе Эдварда внезапно зазвучали мрачные нотки. 'Людовик мне задолжал, и, клянусь тебе, этот долг я ему не забуду'.

Ричард удивленно поднял голову. Нед никогда не был склонен к угрозам, и еще меньше - к пустым обещаниям своим детям. Но как мог он надеяться успешно осуществить то, в чем только что поручился Бесс? Если состояние здоровья Эдварда вынудило его отойти от военных действий против Шотландии, как брат способен был лишь подумать о кампании на континенте? Герцог встревожено смотрел на Эдварда, но такт до настоящего времени ни разу показывался в ряду сильных сторон Ричарда, поэтому он не мог найти формулировки для своего вопроса, которая не вызвала бы глубокой обиды.

'Пусть Господь поможет твоему дяде, Бесс, если ему еще когда-нибудь взбредет в голову скрывать происходящее в его голове! Не знаю больше никого, чьи мысли поддавались бы чтению столь же легко. Рассказать, о чем он сейчас думает? Ричард спрашивает себя, где во всем христианском мире я могу надеяться отыскать достаточно выносливую боевую лошадку, чтобы та сумела протащить на себе подобный груз?'

Это являлось настолько очевидно нелепым преувеличением, что Эдвард тут же получил ответ, на который и рассчитывал,- и Ричард и Бесс пораженно разразились смехом.

Для человека прежде признанного даже противниками 'привлекательнейшим принцем в мире', Эдвард был удивительно свободен от тщеславия. Действительно, он с юности без зазрения совести пользовался достоинствами своей внешности, производя необходимое ему впечатление и добиваясь милостей от восхищенных женщин и подданных. Но с тех пор утекло много воды, и король понял, взгляды большинства ослепленных его великолепием дам не простираются далее короны на голове предмета восторга, а в последние годы он начал утверждаться в мысли, что монарх, основывающий авторитет на уважении и страхе, лучше монарха, основывающего власть на народной любви.

К блекнущей ранее притягивающей взгляды красе лица Эдвард был полностью равнодушен. К ослаблению тела, служившего ему так хорошо долгие и беспечные годы, - наоборот. Однако только Хоббису он позволил себе признаться в прерывистости дыхания, в боли внутри грудной клетки и в незначительных желудочных коликах. Намерений обсуждать эти виды недомоганий с Ричардом или с Бесс у него не возникало, вследствие чего король постарался увести беседу от скалистых вод здоровья в более безобидные заводи.

В это Рождество Эдвард ввел при дворе новый стиль, - камзолы с очень широкими свисающими рукавами, великолепно скрывающими его растущую полноту. Но сейчас с наполовину распахнутой рубашкой подобная маскировка была невозможна. Король не сделал и малейшей попытки в данном направлении, произнеся со слабой улыбкой: 'Нет необходимости для беспокойства, Дикон. Ничего из подозреваемых тобой самодовольных идей мне и в голову не стучалось. Какие бы ошибки не числились за мной, я вовсе не глупец и прекрасно знаю, что не справлюсь с руководством идущей на Францию армии'. Он помолчал и тихо добавил: 'Но если не справлюсь я,...справишься ты'.

Ричард затаил дыхание. Герцог давно знал, - Эдвард доверяет ему. О нужде в нем брата Ричард также был осведомлен. Но представлял ли он до настоящего момента, как глубоко пустила корни вера в него Неда? В голосе Эдварда отсутствовало сомнение, там звучала лишь безграничная убежденность, вера, основанная на пролитой при Барнете и Тьюксбери крови и закаленная в течение долгих лет до крепости неподдающихся разрыву звеньев одной цепи. Только что Эдвард оказал ему великое доверие. Но Ричард отнюдь не закрывал глаза на требуемый от него королем результат.

'Я оправдаю надежды...я полагаю', - криво улыбнувшись, ответил герцог, и Эдвард расхохотался.

'Мне рассказывали, что в Амьене Людовик дал тебе определение опасного для Франции человека. Едва ли мы можем позволить ему сойти в могилу, думая, как он в тебе ошибся, согласен?' Эдвард улыбался, но беспечность его улыбки никого не обманывало. Король был крайне серьезен, провозглашая сейчас, почти что объявление войны.