Солнце в зените

Глава двадцать третья

Йорк. Март 1471 года.

'Предлагаю решить вопрос с помощью голосования... Кто согласен открыть ему городские ворота? Я много думал. И постановил для себя. Мы откажем ему во въезде'

'Черта с два, разрешим!'

'Черта с два, откажем!'

'Выслушай его, Уилл, это будем по-честному. Давай, Том, говори'.

'По-моему, нам не следует торопиться. Иначе решение может обратиться против нас же. Прежде чем окончательно что-то сделать, нам надо увериться, что не получим врагом человека, способного снова взойти на английский престол в течение ближайшего месяца'.

'Твоя правда, Рэнгвиш, ты всегда поддерживал Йорков. Согласись, ты обрадуешься, случись им победить!'

'И что с того? Мое отношение не изменит положения вещей, Холбек. Откажи мы Эдварду Йорку во въезде, станем его противниками без всякой на то причины'.

'А если мы позволим ему войти, Том, точно вызовем на себя гнев Уорвика'.

'Его выставили из Кингстон-апон-Халл...'

'И впустили в Беверли. Как я и сказал, мы должны также сделать в Йорке'.

'Что думает об этом Его Милость Нортумберленд?'

'У нас не было возможности вставить и слово'.

'Разве это не позволило вам перевести дух, джентльмены? Пока Генри Перси защищает Топклифф, я не спешил бы хоронить Йорка. Если Перси не станет сражаться на стороне Уорвика, это немного изменит расстановку сил, вы не согласны? Нам следует поразмыслить над вопросом, прежде чем мы вынесем окончательное суждение'.

'Иисусе, вы- законники никогда не бываете счастливы, если не взбаламутите воды. Даже допуская возможность вашей правоты, Эск, граф Нортумберленд отказывается выступать против Йорка, какая разница, что думаем мы? Я заявляю, мы не смеем навлекать на себя гнев графа Уорвика, открывая городские ворота его заклятому врагу'.

'Но он не заклятый враг Уорвику'.

Головы всех присутствующих повернулись к дверному проему совещательной палаты. Утром Ричард Бург и Томас Коньерс вызвались выехать навстречу йоркистам, дабы предупредить их о нежелательности приближения к городу. Сейчас мужчин осаждали со всех сторон.

'Вы виделись с ним, Коньерс? Что он говорит?'

'Как дела у Его Милости, Том?'

'Что вы имели в виду, когда сказали, что Эдвард не заклятый враг Уорвику?'

Коньерс ухмыльнулся. 'Я имел в виду то, что ваша проблема решена, джентльмены', - объявил он несколько самодовольно. 'Полагаю, мне стоит рассказать вам, каким образом мы можем прийти к взаимопониманию с Йорком и при том еще умиротворить Уорвика?'

'Я бы сказал, вас солнечный удар хватил'.

'Даже Мерлин не способен на такой подвиг, Коньерс'.

'Хорошо-хорошо, мы ничего не потеряем, выслушав его...Том?'

'По правде говоря, все просто. Эдвард Йорк заверил нас, что не собирается бороться за английскую корону'.

Коньерсу пришлось поднять руку, чтобы утихомирить возгласы. 'Эдвард утверждает, что намерен лишь предъявить права на поместья, принадлежащие ему по праву герцога Йоркского... Не более того. Помимо этого, он клянется, что охотно присягнет в верности Ланкастеру, позволь мы пройти его войску в город... засвидетельствовать свою искренность'.

В последовавшей оглушающей тишине Бург кивнул в подтверждение рассказа, которому, однако, никто не мог поверить. Коньерс попросил предоставить себе место и, подталкивая Тома Рэнгвиша в игривом сообщничестве, окинул зал взглядом. 'Что до меня, думаю, - это совершенно справедливая просьба, та, что порадует сердце короля Гарри, смею сказать!'

Все воззрились на него с выражением, чья гамма перемежалась от оскорбленности до любопытства.

'Христе, парень, кто же поверит такой сказке? Он нас дураками считает?'

'Я ни разу не произнес, что вам надо верить моим словам, Уилл. Я только сказал, что когда граф Уорвик захочет знать, почему Йорк впущен в город, мы можем оправдаться исключительно стремлением Эдварда получить по праву...герцогство его покойного лорда отца'.

Холбек фыркнул. 'Желаете оказаться тем, кто скажет Его Милости Уорвику эти слова, Коньерс? Я бы так не подумал, и давайте положим нашим прениям конец!'

Том Рэнгвиш перегнулся через стол и шутливо произнес: 'Уилл, надеюсь, ты не воспримешь мое напоминание болезненно, но считаю, тебе не нужно напоминать, что ты больше не лорд мэр'.

Во внезапном, но, тем не менее, ожидаемом молчании дыхание Холбека, которое он затаил, было слышно всем. Прежде чем он успел отплатить равной монетой, городской регистратор обернулся к человеку, совсем не принимавшему участие в перепалке, поспешно сказав: 'Что думаете вы, Крис? Что делать с отсутствием у нас мэра до момента, пока обсуждение предстоящих перспектив не будет завершено? Нам важна ваша точка зрения на этот вопрос. Помимо всего прочего, вы эсквайр мэра, и, если потребуется поднимать войска, за их сбор отвечаете вы'.

'Не вижу подобной необходимости', - так обратился тихим голосом вопрошаемый к коллегам, отпрянувшим, оказывая ему почтение, относящееся как к его должности, так и к его личности.

'Думаю, мы должны забыть о политике и, прикладывая все возможные усилия, действовать в интересах города. Предлагаю пойти на уступку и разрешить въезд Эдварду... герцогу Йоркскому'.

Решение нашло горячий прием во взглядах, сопровождаемых кивками и удовлетворенным шепотом облегчения.

'Джентльмены, я призываю вас голосовать за предложение, выдвинутое мастером Бервиком'.

'Это действительно необходимо, Роб? Рискну предположить, мы все здесь согласны друг с другом... за исключением, быть может, Уилла? Что скажете, мастер Холбек? Хотите занести в городские анналы, что вы единственный не согласились открыть ворота Эдварду Йорку?'

Холбек взглянул на него и ответил столь неохотно, как будто каждое слово имело стоимость золотого слитка: 'Вы победили, Рэнгвиш. Поступайте, как сочтете нужным. Но будь я проклят, если одобрю хоть что-то из этого. И могу честно вас предупредить, граф Уорвик тоже не придет в восторг'.

Роб Перси решил, что если его когда-либо попросят вспомнить худшую ночь в жизни, то он, не колеблясь, назовет четверг, 14 марта. Но если бы тот же вопрос задали Ричарду, Роб точно чувствовал, друг выбрал бы сегодняшний день, 18 марта. Никогда еще Перси не приходилось видеть Ричарда таким напряженным, моментально вспыхивающим гневом, как в этот печальнейший из понедельников, четвертый день после прибытия в Англию.

Они отплыли из Флиссенгена 11 марта, выйдя в настолько бурное море, какого до этого Роб в жизни не видел, простейшего воспоминания хватало для возникновения вызывающей тошноту боли. Тем не менее, он считал, что им чертовски повезло, ибо они ускользнули от встречи с английским флотом под командованием родственника Уорвика, Бастарда Фальконберга. Кроме того, возвращающиеся потеряли лишь один корабль, пересекая обитель Нептуна, тот, что перевозил их лошадей.

К 12 марта они уже видели вдали побережье Норфолка, откуда могли ожидать подмоги от принадлежащему к партии йоркистов герцога Норфолка и от зятя Эдварда и Ричарда, герцога Саффолка. Эдвард благоразумно отправил двоих из его товарищей на берег, прежде чем остальные собрались высадиться, и эта осторожность оказалась как нельзя кстати. Разведчики мигом вернулись, принеся удручающие новости, - герцог Норфолк попал под арест, Саффолк - отсутствует, а ланкастерец герцог Оксфорд держит весь регион под неусыпным вниманием. Эдвард велел своим кораблям снова выйти в открытое море и в этот раз направиться к Йоркширу. Стихия встретила суда шквалами, разметав и без того маленький флот.

Ночью 14 марта корабль Ричарда бросил якорь у йоркширского берега, в нескольких милях севернее от крохотного рыбацкого городка Рейвенспур, таким образом начав отсчет самых ранящих 10 часов в жизни Роба. Не было и намека на присутствие их товарищей, отчего казалось, что лишь они одни сумели благополучно перенести шторм и пристать здесь, во враждебной Йоркам земле, чтобы встретиться с войском Джона Невилла и родственника Роба, Перси. Только они одни, Роб, Ричард и три сотни людей, под командованием последнего. Такая мысль замораживала изнутри, и Роб находился в полной уверенности, друга она тоже не обошла стороной.

Оглядываясь назад, юноша обнаружил, что все еще восхищается хладнокровием Ричарда, проявленным в течение этой мрачнейшей ночи. Молодой герцог собрал людей и каким-то образом избежал распространения в их рядах паники. На рассвете он повел их на юг - на поиски остальных высадившихся спутников.

Никогда Роб не ощущал сильнейшего чувства благодарности как в тот момент, когда они встретились с пятьюстами моряков с борта Энтони, корабля под командованием Эдварда и Уилла Гастингса. Пока брат Ричарда высылал людей разыскивать Энтони Вудвилла и двести причаливших с ним человек, Роб набрался смелости высказать свое восхищение другу по поводу увиденного им замечательного проявления смелости. Но Ричард лишь обвел его недоуменным взглядом и кратко объяснил: 'Я не знал, что имел какой-то выбор, Роб'.

Хотя Ричард весь четверг не показывал владевшего им напряжения, сегодня он превратился в клубок нервов. Все началось с момента, когда Эдвард наорал на него и Уилла Гастингса, в одиночестве ускакав в Йорк.

В лагере не было тайной, что предводители горько разругались из-за предъявленного им намерения Эдварда войти в крепость. Их голоса ясно разносились над развевающимися флагами, венчающими палатки, и Роб оказался не единственным, подошедшим на безопасное расстояние, - послушать, в чем дело. Они пылко противостояли Эдварду, - Ричард, Уилл Гастингс и Энтони Вудвилл, временами разговор накалялся докрасна. В конце концов, мнение Эдварда одержало верх, и Ричард с Гастингсом стали предлагать сопровождать его в Йорк. Эдвард отказал. Они настаивали. Как следствие, глава похода, как всегда, поступил по-своему.

Более трех часов назад он пришпорил коня и направился к городским воротам, известным под названием Велмгейт. Друзья могли лишь наблюдать, как их открыли, позволяя Эдварду въехать, а затем зловеще затворили за его спиной. Это было одновременно и самым смелым поступком, когда-либо виденным Робом, и самой невероятной глупостью. Выдержка Ричарда в потянувшиеся за исчезновением Эдварда в городе часы начала рваться, как пергамент под гнетом.

Роб взвешивал стоит ли делать попытку успокаивать Ричарда, говоря, что его брат находится вне опасности, но в итоге решил не совершать подобного. Ободрение оказалось бы неискренним, ибо, по его личному мнению, Эдвард угодил в самый ужасный по степени вообразимости капкан. Кроме того, от Ричарда, искрящегося бешенством, как в этот полдень, Роб предпочитал держаться на безопасном расстоянии.

И не только Дикон взбесился, мрачно подумалось Перси. Все они были раздражены, словно мокрые кошки, сразу принимая каждое слово за оскорбление. Только что пришлось стать свидетелями достаточно доказывающего этого эпизода, ибо обычно спокойный Гастингс напугал присутствующих в пределах слышимости, накинувшись с руганью на одного из фламандских стрелков. Роб думал, сколько времени пройдет, прежде чем Дикон и Гастингс поссорятся с Энтони Вудвиллом. Он не был уверен в их отношении друг к другу, но чертовски хорошо знал, - оба они не выносили Энтони, платившего им той же монетой в полной мере. Перси задавался вопросом, что делать, если Эдвард попал в ловушку, уже успев встретиться с кинжалом убийцы.

Среди вояк возникло внезапное движение. Начала подниматься железная решетка, до этого препятствовавшая входу в город, выпуская из отводной стрельницы Велмгейта нескольких всадников. Юноша, стоявший на страже, позабыв о протоколе, закричал: 'Позовите Глостера!' Роб спешно поправил ножны, придвинувшись ближе, дабы лучше видеть приближающихся людей.

Ричард и Уилл Гастингс стояли рядом, Перси заметил внезапную ухмылку друга и услышал, как он негромко сказал: 'Хорошие новости, Уилл. С ними Том Рэнгвиш. Случись что-то плохое, мы бы уже знали об этом по его выражению лица'.

Оба городских шерифа хранили спокойствие, но Том Рэнгвиш и Томас Коньерс выглядели неописуемо довольными собой, а последний выпалил новости, стоило ему лишь спуститься с коня. Их всех с радостью ожидают в городе, а милорд Йорк надеется на встречу с ними в зале гильдий. Если они согласятся...

Том Рэнгвиш радостно перебил: 'Милорды, вам следует увидеться с ним. Вы подумали бы, что за спиной у герцога Йорка целая армия, так хладнокровен он был...Он столького добился исключительно своим мужеством. А еще милорд обратился к народу с удивительно прекрасной речью, в которой объявил, что удовлетворится, оставшись только герцогом Йоркским и служа доброму королю Гарри. Толпы приветствовали его, пока все мы не охрипли'.

Новость разлетелась в мгновение ока, - все люди, окружавшие Роба смеялись и хлопали друг друга по спине. Ричард старался заставить услышать себя сквозь гам, но вскоре оставил свои попытки и с усмешкой наблюдал, как их солдаты возносили хвалу Его Милости Йорку и городу, решившему сейчас позволить армии войти.

Роб подошел к Ричарду как раз вовремя, чтобы услышать признание Тома Рэнгвиша: 'Милорд, тем не менее, собрался ли Его Милость предъявлять права на герцогство Йоркское? Уверенно могу сказать, что не сошлись он на этот факт, город остался бы для него закрыт'.

Ричард рассмеялся. 'Такой трюк используется совсем не в первый раз, Том. Дед Гарри Ланкастера вернулся из изгнания, требуя только свое герцогство Ланкастерское, и, разумеется, низложив короля. Брат посчитал подходящим повторить гамбит, использованный первым ланкастерским королем, дабы он послужил Йоркам'.