Глава восьмая

Йорк, январь 1477 года




Обычно Анна и Ричард посещали Йорк на Рождество, на Пасху и на весенний праздник Тела Христова. В этом году они миновали Миклгейтскую заставу намного позже, чем 2 января наступили сумерки. Невзирая на час, лорд-мэр Рэнгвиш и городские старейшины собрались на снегопаде, дабы поприветствовать почтивших их своим вниманием гостей. Оттуда чету Глостеров сопровождали вниз по Миклгейт Стрит, по мосту над рекой Уз - на Конинг Стрит, пока кортеж не достиг здания, принадлежащего братству августинцев, где Ричард любил останавливаться во время пребывания в Йорке. Там их уже ждали, темноту озаряли факелы и хранящие огонь металлические чаши, в воротах находился Отец приор, чтобы лично отвести Анну и Ричарда внутрь.


На следующий день, вскоре после полудня, Анна велела вывести к ней из конюшни свою серую кобылу. Под ее руководством вьючных лошадей нагрузили шерстяными одеялами, мешками с зерном и другими благами, предназначенными к распределению среди шестнадцати городских больниц. Она решила лично отправиться в ближайшую - Святого Леонарда, в которой ежедневно собирались бедные - в надежде на хлеб и похлебку. Накормить голодных было одним из Семи Милосердных Поступков, ожидающихся от нее, как от христианки и как от госпожи Миддлхэма, но Анна, в четырнадцать лет узнавшая, что утрата надежды является самой жестокой из всех утрат, получала удовольствие от более активного участия в раздаче милостыни. Она провела приятный час в больничном сиротском приюте, где малышей порадовала банками с медом и с яблочным маслом, а монахов - дарами из хлеба, яиц и засоленной рыбы.


Ко времени возвращения в здание братства легкий пушистый снег слоем покрыл плащ и юбки Анны. Она не удивилась, узнав, - Ричард все еще находится на встрече с лордом-мэром, ведь Томас Рэнгвиш приходился ему другом, и длительность его визита была ожидаема. Однако Анна испытала разочарование, обнаружив, что Ричард до сих пор не освободился, ибо за день до этого они поспорили и, до настоящего момента, не нашли минутки остаться наедине, - развеять внезапно возникшее между ними напряжение.


Анна ненавидела ссориться с Ричардом. Их редкие стычки обычно завершались ее уступками, отчасти, потому что она впитала с молоком матери аксиому о покорности жены мужу, и отчасти, потому что обладала более спокойным характером, чем у супруга. Вчерашняя перепалка показательно касалась незначительного вопроса, стоит ли Джонни в процессе путешествия в Йорк позволить ехать на его собственном пони, либо ему следует передвигаться во влекущихся лошадьми носилках, как и Неду. Хотя Джонни просил разрешения перемещаться на пони, Анна посчитала его слишком юным, и дело окончилось тем, что разговор случайно услышал Ричард и дал мальчику добро на прежде воспрещенное супругой.


Последующая дискуссия была краткой и проводилась вполголоса, сдерживаемая необходимостью скрытия от ушей находящихся в пределах слышимости приближенных. Упрек Анны поразил Ричарда. Он решительно заявил, что она чересчур печется о мальчиках, обращаясь с Недом так, словно от малейшего дыхания их сын покроется синяками. Анна отрицала обвинение с непривычной резкостью, тем более не имеющей почвы, что она знала, - в укоре содержится зерно истины, и на сей горькой ноте четы двинулась в Йорк. Джонни скакал на пони, пока не закачался в седле от усталости, про себя благодаря Анну, когда мачеха, в конце концов, велела ему присоединиться к Неду в тянущихся конями носилках. И она, и Ричард отправились спать, будто чрезмерно воспитанные, но чужие люди, и наутро Анна уже терзалась смутным раскаянием.


Но казалось, - беседу с Ричардом придется подождать, и Анна дала знак факелоносцу сопроводить ее в церковь. Там, в часовне Святой мученицы девы Екатерины, она зажгла свечу за выздоровление сестры, - прошло почти три месяца со времени рождения Изабеллой второго сына, однако, согласно всем отчетам, леди Кларенс до настоящего момента находилась в совершенной власти у болезни.


Когда Анна вышла из храма, сумерки успели облечь земли братства, окрестности погрузились в тишину и морозец, окутываемые водоворотами мягко падающего снега. До возвращения в отведенные ей комнаты, девушка собралась проведать сына.


Нед и Джонни лежали в кровати, подремывая под толстыми одеялами на лисьем меху. С первого взгляда Анне подумалось, что оба брата спят. Но более пристальное рассмотрение вызвало некоторые сомнения. Нед растянулся на животе, обеими руками обхватив подушку, словно та была санками. Ресницы же Джонни подозрительно подрагивали, и, когда Анна склонилась над постелью, она заметила, как одеяла двигаются и странно пульсируют. Девушка наклонилась ближе и увидела торчащие из под простыней черный нос с серебристыми усиками. Глаза Джонни раскрылись, виновато скользнув сначала на щенка, а потом на лицо Анны. Когда она улыбнулась, в выражении мальчика отразилось облегчение, он улыбнулся в ответ и перестал пытаться запихнуть пса под одеяла, позволив тому выбраться на воздух.


Когда весной 1459 года в жизни Анны появился Ричард, ему на тот момент исполнилось шесть лет. Джонни будет шесть меньше, чем через три месяца, его сходство с отцом в этом возрасте открыло мальчику путь к сердцу девушки. Он являлся стеснительным ребенком с тихим голосом, но, в отличие от Ричарда, выражение лица ребенка редко служило ключом к его мыслям.


О чем, в точности, размышлял Джонни? Анна часто задавалась данным вопросом. Скучал ли он по матери, с которой виделся так редко? Мальчик демонстрировал все признаки глубокой привязанности к Неду, но знал ли Джонни, что, он, тем не менее, от него отличается? Будущее открывало перед ним широкие горизонты. Да, малыш - ребенок незаконнорожденный, но, несмотря ни на что, он из королевской семьи. Однако, в пожаловании ее деверем графства сыну Ричарда уточнялось, - титул переходил к Неду, а не к Джонни. Он был еще слишком маленьким, дабы придавать подобным делам значение, но так будет не всегда.


Анна порывисто наклонилась и запечатлела на кончике носа Джонни поцелуй. Сначала он выглядел удивленным, но потом обрадовался. В отличие от сверстников мальчик никогда не притворялся равнодушным или не терпящим поцелуев и объятий. Джонни рос в любви, неизменно отвечая на начинания Анны с такой пылкостью, что она заподозрила, не понимает ли малыш лучше проблему с пятном на своем рождении, чем это обычно считается окружающими.




Входящую в свою спальню Анну ожидали Вероника и новенькая из числа фрейлин. Джойс Уошбурн была миловидной девушкой с напоминающими изумруды глазами, широкими страстными губами и с противоречащей им россыпью запрещаемых модой веснушек. Она обладала заразительным легким смехом, озорным пристрастием к проказам, и, уже через несколько месяцев после появления в штате, Анна сильно к ней привязалась.


Пока Джойс вынимала шпильки, снимая с Анны головной убор, та обратила внимание на лежащую среди ее склянок с духами и маслами для ванны переплетенную в кожу книгу.


'Что это, Джойс?'


'Ваш господин супруг оставил ее вам, госпожа. Он попросил передать, что отметил отрывки, с которыми вам будет наиболее интересно познакомиться'.


Заинтригованная Анна взяла книгу, заметив без просвещения с чужой стороны, что она содержит 'Кентерберийские рассказы', и открыла ее на отмеченном месте. Мгновение спустя девушка расхохоталась. Ричард заложил для нее 'Рассказ священника', представляющий собой бесповоротный отчет о покорной и послушной жене, настолько терпеливой и пассивной, что вне зависимости от бессердечности испытаний, коим супруг подвергал ее любовь, она ни разу не дерзнула излить обиду, выдержав потерю детей, развод, и кротко снося все с чудесными словами любви и преданности, не имеющими возможность сравниться даже с отношением к хозяину собаки.


Настроение Анны улучшилось, ибо не существовала признака надежнее, - Ричард не таил злости, напротив, он шутил над ней, упоминая о святости простодушия Гризельды, как женщины, живущей исключительно в тоскливых мужских мечтах.


Когда Ричард вошел в комнату, Анна зачитывала вслух некоторые из менее ярких отрывков расчесывающей ей волосы Джойс.


'Любимый, ты как раз вовремя. Я собиралась прочесть Джойс, что господин Уолтер попросил у бедняжки Гризельды, прежде чем взял ее в жены'.


Взметнувшийся к нему за ответом взгляд Анны встретился в зеркальном отражении с его взглядом. Девушка затаила дыхание и обернулась, чтобы посмотреть Ричарду в лицо, лежащие на коленях у Анны шпильки в мгновение ока посыпались на пол. Также незаметно выскользнула из руки книга.


'Ричард, что не так? В чем дело?'


Довольно странно, Анна никогда не задумывалась о войне, ни о войне с шотландцами, ни о войне с французами. Ее страхи касались личной, а не политической сферы жизни. Она также не заподозрила, чтобы что-то могло произойти с Эдвардом. Тем не менее, Анна решила, дело касается находящейся в возрасте герцогини Йоркской и хрипло повторила: 'В чем дело, Ричард? Пожалуйста, скажи мне...'


Он пересек разделяющее их пространство, обнял жену, и Анна поняла. Несчастье коснулось ее. Мысли разбежались, слишком быстро, чтобы образовать последовательность, порывисто перечисляя близких людей. Сын в целости и невредимости спал под бдительным надзором миссис Бурх. Матушка ужинала в обществе Элисон и Джона Скроупа в их йоркском усадебном доме на расстоянии пролета камня - на Эйд Конинг Стрит. Вероника пошла за колодой игральных карт всего несколько минут назад.


'Белла, правильно?' - прошептала Анна.




Сын Изабеллы появился на свет в Тьюксбери 6 октября. 12 ноября она медленными и легкими переездами вернулась в замок Уорвик, где умерла за три дня до наступления Рождества. В течение десяти дней рожденный Изабеллой младенец последовал за ней. 4 января ее тело возвратили в Тьюксбери, дабы положить на всеобщее обозрение в ближайшие тридцать пять дней. Изабелле было двадцать пять лет, она оставила трехлетнюю дочь и еще не достигшего двух лет сына.


Однако смерть, потрясшая Европу, случилась 5 января, в снегопад, перед осажденным городом Нанси. Именно там армия Бургундского герцога Карла понесла сокрушительное поражение от войск швейцарцев и герцога Рене Лотарингского. Бургундцы численно уступали противнику почти в четыре раза, последовала безжалостная резня. Спустя два дня обнаружили вмерзшее в лед пруда святого Жана догола раздетое мародерами и отчасти обгрызенное волками тело самого Карла.


Политические последствия гибели оказались масштабны. Его двадцатилетняя дочь Мария стала герцогиней Бургундской, самым значительным брачным уловом на европейской карте, и, с точки зрения встревоженных англичан, агнцем, которого поведут к французскому мяснику. Несмотря на перемирие в Пикиньи, Эдвард беспокоился не меньше своих подданных. Как бы мало он не скорбел о Карле, последнее, что король Англии хотел бы увидеть, было то, как над Брюгге и Дижоном взмывают, вырастая, лилии Франции. Чтобы разобраться с этими пугающими событиями к середине февраля спешно созвали Большой Совет.




Пробило почти полночь, когда Ричард и Анна въехали через ворота в пределы бенедиктинского аббатства Святой Девы Марии в Тьюксбери. Весть о том, что следует их ожидать, уже отправили аббату Стрейншему, в жилище которого супруги должны были обрести пищу, вино и теплые постели. Измученное тело Анны страдало за троих, но, вопреки этому, она остановилась при виде округлой норманнской арки над сторожкой священника.


С тех пор как она в последний раз проезжала через эти ворота, прошло шесть лет без трех месяцев, но могло быть и вчера, столь яркими оказались обступившие Анну воспоминания. Какое-то время она сражалась с необъяснимым порывом отправиться куда угодно еще, расположившись на ночь в трактире 'Черный Боров', который они миновали в городском предместье. Девушка не хотела оставаться в аббатстве и вспоминать прошлое пребывание, когда она укрывалась в его стенах.


'Анна?' Ричард остановил коня рядом. Правильно истолковав ее нежелание, он спросил: 'Хочешь поехать куда-нибудь еще?'


Девушка покачала головой. 'Нет. Но... я прежде всего отправилась бы в храм'.


К огромному облегчению Анны Ричард уступил ее просьбе без лишних слов, казалось, понимая отклонение женой его предложения поехать с ней. Она проследила, как остатки свиты скрылись во въездных воротах, а затем повернула свою кобылу назад к главному собору аббатства Святой Девы Марии.


Спешившись перед северным портиком, Анна вручила поводья поверенному мужа, получившему указания сопровождать ее, и велела ему ждать здесь. Внутри все было покрыто мраком, жутковато тихо, и она ощутила внезапный детский порыв позвать находящегося за дверью человека сюда. Охранять от своих призраков? Подняв себя на смех, Анна взметнула светильник и решительно направилась вниз в пустой и окутанный тенями неф. От двери в направлении завесы за распятием, отделявшей неф от клироса, брезжил свет, и она инстинктивно двинулась туда.


Как Анна и ожидала, сестру она обнаружила именно там. Гроб Изабеллы был задрапирован в тяжелые бархатные складки, над ним возвышался деревянный остов держащей решетку фигуры. Балдахин над остовом испещрялся гербами Бошамов и Невиллов, саркофаг окружало полсотни взмывающих вверх белых свечей, чье янтарное пламя венчало вершину полога. С рассвета до заката облаченные в черные монахи-бенедиктинцы обязывались коленопреклоненно находиться у гроба, тихо вознося к небу молитвы погребальной службы, всенощные и мессы за упокой души Изабеллы Невилл. В настоящий момент храм пустовал, в нем отдавался только звук шагов приближающейся к деревянной фигуре Анны. Не пройдет и двух часов как сонная монашеская процессия потянется к клиросу для заутрени. До этого времени Анна могла побыть с останками сестры наедине.


Джордж не стал заказывать для Изабеллы каменного надгробия, чему Анна была рада. Она не хотела смотреть на безжизненные мраморные черты некогда любимого лица. Глаза горели от слез, и, встав на колени у озаряемого светом свечей саркофага, девушка начала молиться, прося для сестры мирного упокоения.


Услышав звуки мужской поступи, она решила, это ее слуга, зашедший погреться, или, вероятно, монах, посланный проследить, чтобы зажженные свечи не представили угрозы пожара. Анна не подняла головы, пока шаги не раздались ближе, лишь тогда, нахмурившись и бросив через плечо недовольный взгляд, недоумевающий, - кто пришел вторгнуться в ее прощание с Изабеллой.


Человек стоял в междверном проеме каменного экрана, разделяющего клирос от остального пространства, отражаясь покачивающимся силуэтом в распростертой за гробом темной пустоте. Стоя на коленях в кругу света, Анна вдруг испытала причиняющее беспокойство чувство, прозвучавшее в несвойственной ей резкости задающего вопрос голоса: 'Кто вы, дабы находиться здесь в подобный час? Возможно, вам неизвестно, что давно пробило полночь?'


Когда он направился в ее сторону, Анна подняла светильник и задохнулась от совершенного разоблачения. Логика на миг испарилась, а здравый смысл позабылся, она была во власти ужаса, знакомого физического страха, не имеющего под собой причины. Анна похолодела, глядя на зятя, с жуткой уверенностью понимая, все связи между телом и разумом разрублены, и она не в состоянии встать с этих заледеневших плит или закричать сквозь сведенное судорогой горло.


Джордж смотрел сквозь нее, он тоже, Анна ясно видела, не слишком устойчиво держался на ногах.


'Белла?' Это прозвучало немногим громче шепота, соединив пугающие чувства, одновременно являющиеся и трепетом страха, и надеждой.


Анна была ошеломлена, ее сходство с сестрой отмечалось с большой натяжкой. Он напился до потери рассудка, подумала девушка, взмолившись затем Господу, чтобы этим все и завершилось! Но, также внезапно, как и появилось, смятение покинуло Анну. Ей не следовало бояться Джорджа. Она уже не беспомощная пятнадцатилетняя девчонка, попавшая в его лапы, а супруга Ричарда, и, посмей Кларенс ее пальцем коснуться, Анна поднимет крик на все благословенное Богом аббатство.


'Не Белла, Джордж. Анна', произнесла она и, к своей печали, заметила, голос звучит не так непоколебимо, как ощущается внутри решимость.


'Анна', - повторил он, словно это имя для него ничего не значило. Но затем Джордж стал спускаться, протягивая к ней руку. Девушка брезгливо взирала на происходящее, чувствуя такое же отвращение по отношению к прикосновению к Джорджу, как если бы ей нужно было прикоснуться к змее. Но Анна не хотела, чтобы он знал, - она до сих пор боится оставаться с ним с глазу на глаз, поэтому пришла к мысли не предоставлять ему такого удовлетворения и неохотно вложила свою руку в его, позволяя Джорджу помочь ей встать на ноги.


Некоторая часть смятения стала угрожать возвращением, ибо он сжал ладонью ее руку, когда Анна попыталась освободиться от его хватки. Даже вдребезги пьяный, Джордж был намного сильнее, от осознания чего дыхание болезненно участилось.


'Не уходи', - попросил он. 'Побудь немного...пока не придут монахи'. Джордж заглянул Анне в лицо и серьезно объяснил: 'Понимаешь, я не хочу оставлять ее одну. Но мне тут так одиноко...так одиноко...'


Анна оказалась совершенно не готова к сочувствию, пронзающему ее сейчас насквозь. Она не любила Джорджа и яростно напоминала себе, что он последний из людей, кто заслуживает сочувствия или сострадания.


'Я думала, что замыкаю список людей, кого бы ты хотел видеть рядом'.


'Почему?' - невнятно спросил Джордж, и Анна поняла, зять не осознает, кто она такая. Знакомый голос, рука, за которую можно держаться в темноте, - все, в чем он нуждался или о чем хотел знать.


Джордж отпустил ее ладонь, облокотившись о деревянную фигуру. Это было совсем не то же самое, что опереться о человека, - дерево зловеще заскрипело. Под озадаченным взглядом Анны он обвил столб рукой, медленно спустив его на пол к гробу. Голова накренилась назад, и волосы Джорджа опасно приблизились к ближайшему из горящих свечных фитилей, вырвав у Анны непроизвольный вскрик.


'Господи, Джордж, взгляни, что ты делаешь?'


'Она так мучилась...' - бормотал он, смотря на Анну невидящими голубыми глазами. 'Она не могла вздохнуть, а когда кашляла...когда она кашляла, то исторгала кровь'. Джордж вздрогнул, тоскливо повторив: 'Так много крови...'


Анна издала пораженный звук, прижимая ко рту кулак. Пламя свечей начало растекаться, поплыв перед ней в тумане слез. Она попятилась, добравшись до каменного экрана у клироса, когда Джордж наклонился вперед и, обхватив голову руками, начал рыдать.


Девушка неуверенно остановилась. Она не могла заставить себя вернуться и попытаться как-то его утешить. Но Анна не могла и вынести испускаемые Джорджем стоны, задыхающееся сдавленные рыдания, потрясающие его тело целиком. Она стояла в нерешительности, утирая собственные слезы тыльной стороной ладони, когда услышала свое имя и развернулась, кинувшись в объятия Ричарда.


Объяснение Ричарду, что с ней действительно все в порядке, и слезы вызваны потерей Изабеллы, отняло у девушки несколько минут. Лишь тогда его взгляд упал за спину Анны - на осевший силуэт перед гробом Изабеллы. Она увидела на его лице большую долю собственных нерешительности и нежелания признавать боль Джорджа, но, тем не менее, вместе с ними и неспособность от нее отвернуться. Ричард тихо выругался и, вручив Анне свой светильник, прошел через клирос по направлению к брату.


Анна видела, как он склонился над Джорджем, говоря с ним так тихо, что девушка не могла его услышать. Рыдания Кларенса будто бы начали спадать, обращенное к Ричарду лицо покраснело, приобрело одутловатый вид и было заплаканным.


'Дикон?' Голос хрипел и звучал неуверенно, словно Джордж больше не смел доверять своим ощущениям.


'Ты не можешь оставаться тут всю ночь, Джордж. Разреши мне тебе помочь, и мы вместе вернемся в дом аббата'.


Анна несколько удивилась, когда Джордж покорно сделал, как ему велели, приняв руку Ричарда в качестве поддержки и неустойчиво поднимаясь на ноги. Но стоило ей облегченно выдохнуть, как лицо Кларенса изменилось на глазах, он прищурился и сосредоточился на Ричарде с внезапно утратившей хмель напряженностью.


'Что ты здесь делаешь?'- спросил Джордж. 'Нед послал тебя шпионить за мной? Послал, куда он денется? Мне следовало бы понять!'


'Ради Бога, Джордж! Ты прекрасно знаешь, что нет!'


'Полагаю, тебе хочется, чтобы я уверовал в твою заботу?' Джордж резко высвободился, покачнувшись назад к статуе.


'Ну, не такой же я дурак, Братишка! Дикон, ты мне не друг, и я это ясно сознаю. Думаешь, мне можно до такой степени когда-нибудь нализаться, чтобы забыть данный факт?'


'Думай, как хочешь', - коротко ответил Ричард и отвернулся. Он не оглянулся, но Анна немного помедлила, прежде чем последовать за ним от клироса. Расстегнув цепочку, держащую крест, она шагнула вперед, расправила ткань после Джорджа и аккуратно возложила распятие на обрамляющий гроб сестры бархат.




'Учитывая содержание того, что я должен рассказать, тебе лучше присесть, Дикон. Кажется, наша слабоумная сестричка считает, что нашла идеальное решение для проблемы, которую стала представлять Бургундия. Ее падчерица Мария срочно нуждается в супруге, а так как Братец Джордж сейчас очень кстати остался без жены...мне есть необходимость дальше объяснять?'


'Она планирует поженить Джорджа и Марию? Боже!' Сначала Ричард не поверил в услышанное, но потом ужаснулся.


'Она с ума сошла?'


Эдвард процедил на редкость богохульное изречение, с омерзением добавив: 'Там, где дело касается Джорджа, здравый смысл совершенно ее покидает. Можешь вообразить Джорджа герцогом Бургундии? Защити нас, Пресвятая Мария!'


'Мэг не упоминала этого при Джордже, правда?' Но надежда была отчаянной, Ричард понял, как только спросил.


'А как ты думаешь? И мне не надо описывать тебе его реакцию. Кто-то уже клятвенно обещал ему помазание и коронование!'


'Нед, ты не можешь допустить, чтобы этот брак состоялся. Джордж...Джордж слишком неуравновешенный. Лишь Господь знает, на что он способен, если когда-нибудь дорвется до такого уровня власти'.


'Подозреваю, мы оба знаем, на что он способен, Дикон. Ты просто щепетильничаешь, не говоря прямо, что он совершенно точно должен пойти на еще один захват английской короны, на этот раз с поддерживающей его бургундской армией. Хорошо, не стоит тревожиться, Братишечка. Я тогда лишь увижу Джорджа герцогом Бургундии, когда Безгрешная Церковь рассмотрит меня как достойный образец для избрания в святые!'


'Ты сказал ему, что запрещаешь этот брак?'


'Еще нет'. Уголок рта Эдварда на мгновение дернулся в язвительной усмешке. 'Не желаешь присутствовать, когда я объявлю о запрете?'


'Думаю, - нет!' - поспешно отказался Ричард. 'В действительности, я бы и потом предпочел об этом не слышать!' Он взял кубок у скромно стоящего рядом слуги и спросил: 'Нед, скажи, есть вероятность, что Мария может согласиться на свадьбу? Так как, обладая ее словом, Джордж ни в грош не оценит твой запрет. Для него не в новинку жениться без твоего разрешения'.


'Хорошо заметил, Дикон. Наверное, мне надо упечь Джорджа в Тауэр, чтобы удержать в Англии! Но мои агенты сообщают, это Мег, а не Мария, упорствует на браке. Мария представляется определенно равнодушной к такой мысли. Но я сегодня же собираюсь отправить к ней письмо, четко обозначив, что проект свадьбы с Джорджем даже не рассматривается. Девчонка не дура, понимает, насколько нуждается во мне, дабы помешать Людовику проглотить ее с потрохами'. Эдвард опять сделал знак виночерпию, прежде чем мимоходом добавить: 'Предполагаю, я также предложу жениха вместо Братца Джорджа. Брата Лисбет, Энтони' .


Ричард подавился, затянувшись вином, которое уже хотел проглотить. Задыхаясь и кашляя, он пытался отдышаться, пока слуги беспокойно сновали вокруг его кресла, а Эдвард заботливо стучал брата по спине. К моменту, когда Ричард пришел в себя, он был слишком потрясен, чтобы поступить иначе, чем прямо выпалить терзающие разум мысли: 'Энтони Вудвилл! Господи, Нед, ты же не серьезно!'


Таким образом, молодой человек разорвал негласный договор, заключенный между ними почти двенадцать лет назад, - его пренебрежение к родственнику Елизаветы осознается и даже молчаливо одобряется Эдвардом, при условии сокрытия подобного отношения для остального общества. Король не продемонстрировал обиды, несмотря на сказанное, всем видом выказывая более чего-либо иного ленивое удовольствие и веселье.


'Не будь столь простодушен, Дикон. Ты же не думаешь, что я сплю и вижу, как Мария выходит за Энтони или думаешь?'


'Тогда почему?'


'Довольно просто. Лисбет хотелось бы сделать братца правящим монархом. Называя имя Энтони, я ее в высшей степени осчастливлю и одновременно не приму на себя никакой угрозы, совершая такой шаг. Тебе же сложно представить, чтобы Мария когда-нибудь согласилась на его предложение? Представительница гордого, словно Люцифер, Бургундского дома?' Он рассмеялся и покачал головой. 'Тем не менее, Лисбет было очень приятно, когда я выдвинул идею лично ходатайствовать за Энтони. Ведь не часто мне удается удовлетворить ее так легко, Братишечка!'


Ричард испытал облегчение, но не совсем не окончательное. 'Но разве ты не понимаешь, Нед? Джордж с ума сходит от твоего запрета жениться ему на Марии. Ты же знаешь, он убедит себя в ее согласии и в исходящем исключительно от тебя подрыве его честолюбивых устремлений. Отвести его кандидатуру и тут же заменить Вудвиллом...то же самое, что посыпать солью раны Джорджа, гарантированно еще сильнее озлобить'.


Эдвард пожал плечами. 'Ну и что?' - спросил он равнодушно.


Загрузка...