Глава двадцать первая


Ноттингем, октябрь 1484 года


Лето Ричард с Анной провели на севере, в начале августа ненадолго наведавшись в Вестминстер. Находясь там, король приказал перезахоронить в Виндзорском замке Гарри Ланкастера, а также назначил своего племянника Джека де Ла Поля на должность лорда-наместника Ирландии, которую династия Йорков обычно сохраняла для наследника престола.

В раннем сентябре монарх вернулся в Ноттингем, чтобы встретиться с посланцами из Шотландии, - одержанная в прошлом июне решающая для Англии морская победа убедила Джеймса (Якова - Е. Г.) в предпочтительности мира для всех имеющих отношение к вопросу сторон. К середине месяца Ричард уже имел возможность объявить о подписании договора о дружбе, сопровождающемся браком, ожидаемым между наследником шотландского престола и королевской племянницей, Анной де Ла Поль, старшей дочерью сестры Ричарда. Это было его самым значительным дипломатическим достижением к текущему моменту, ответным шагом к некоторой степени разжигаемой Францией беспощадной розни. После этого Ричард ощутил свободу для раздумий над личными заботами и незадолго до Михайлова дня отдал свою дочь Кэтрин замуж за Уильяма Герберта, графа Хантингтона.


Вероника направлялась в спальню Анны, когда встретила Джойс Перси и Мадж де Ла Поль, еще являющуюся подростком жизнерадостную солнечно-доброжелательную девушку, но теперь, когда ее мужа сделали наследником трона, внезапно превратившуюся в персону огромной важности.

'Королева лежит', - сообщила Мадж, приветствуя Веронику.

'В полдень? Она плохо себя чувствует?'

'Говорит, что хорошо. Но Анна обещала Его Величеству с сегодняшнего дня начать немного отдыхать после обеда. Он считает, что в последнее время его жена слишком быстро устает'. Мадж хихикнула. 'Должно быть, чудесно иметь такого внимательного мужа, - мне бы пришлось выглядеть как ходячий мертвец, прежде чем Джек даже заметил! Как-то раз я осветлила волосы на целых три тона, а когда спросила у него, как выгляжу, он искренне растерялся, в конце концов, поинтересовавшись, не приобрела ли я новое платье!'

'Мой Роб не лучше', - игриво сморщила нос Джойс. 'Но в последние дни Анна действительно выглядит осунувшейся'.

'Вы так полагаете? Я только этим утром отметила, что никогда еще ее цвет лица не был столь здоровым!'

Вероника улыбнулась и двинулась дальше. Странно, подумалось ей, обе - и Джойс, и Мадж, - правы. Анну сейчас отличает прекрасный румянец, глаза блестящие и ясные, кожа - прозрачна. Но она чересчур худощава, чересчур чувствительна и излучает нервозную оживленность, которая производит впечатление фальши, словно молодая женщина применяет ее для удержания остальных на расстоянии вытянутой руки. Пытается ли Анна подобным образом скрыть свое неисцелимое горе? Вероника не знала, но чувствовала беспокоящее напряжение, не понимая, почему в точности, но она серьезно беспокоилась.

Кровать стояла разобранной, но Анна находилась у окна. На дворе был необычно теплый для позднего октября день, и окно распахнули, впустив в комнату свет солнца и звуки смеха.

'Что вызывает такое веселье?' - спросила Вероника, присоединяясь к Анне у окна.

'Вон там - у большого зала', - указала та через двор. 'Видишь лук, что присутствующие передают друг другу? Он принадлежит Моргану Кидвелли и, исходя из восклицаний берущих его мужчин, должен являться точнейшим оружием, когда-либо произошедшим из Уэльса! Несколько мгновений назад к группе подошла Бесс и убедила Моргана с Ричардом показать ей, как им пользоваться. Разумеется, натянуть тетиву девочке не удалось, она чуть плечо не вывихнула, стараясь, и, как ты можешь ожидать, все джентльмены почти падают от смеха'.

Вероника усмехнулась. 'Эта девушка родилась на свет, чтобы кокетничать, настоящая дочь своего отца! Признаю, меня терзали некоторые сомнения относительно ее возвращения ко двору, я думала, оно может оказаться неловким, учитывая все факторы. Но получилось хорошо, правда?'

Анна кивнула и закашлялась. 'Она была очень добра к Ричарду', - тихо произнесла королева. На миг ее взгляд встретился с взглядом Вероники. Нужды говорить что-либо еще не возникло, - Вероника поняла и согласилась. То, что Бесс не винила его за смерть братьев, имело для Ричарда огромное значение, именно так, мрачно подумала Вероника, он мог ближе всего подойти к прощению себя.

Анна снова кашлянула, и Вероника нахмурилась. Ей не был по душе этот звук, совершенно. 'Анна, что сказал вам о вашем кашле доктор Хоббис? Кажется, он усиливается, разве нельзя дать вам что-то для его облегчения?'

Анна покачала головой.

'Не могу в это поверить. Думаю, мне стоит с ним побеседовать вечером, посмотреть, что-'

'Нет!'

Вероника была ошеломлена горячностью Анны. 'Почему нет? Ричард сказал мне, что Хоббис лечит вас от кашля, что он настоял...Анна? Анна, вы же показывались доктору Хоббису? Или нет?'

'Да, я...' Анне изменил голос. 'Нет', - призналась она очень тихо. 'Нет...не показывалась'.

'Но Ричард сказал, что вы с ним виделись, сказал...'

'Я солгала ему, отчитавшись о встрече с доктором', - ответила Анна просто, и Вероника в изумлении на нее воззрилась.

'Не понимаю. Почему вы не хотите показаться Хоббису?'

'Потому что боюсь...боюсь того, что он может обнаружить'.

Вероника настолько резко втянула воздух, что это почти превратилось в стон.

'Мне не следует говорить тебе подобное, но...но мне так нужно с кем-то поделиться, Вероника. Я просто не способна и дальше держать все в себе...' Анна внезапно присела на подоконник, и Вероника увидела, как она дрожит.

'Уже второй месяц у меня не возобновляется цикл', - произнесла молодая женщина, а когда Вероника хотела ее перебить, медленно покачала головой. 'Нет... ребенка я не жду'.

'Анна...вы уверены? В течение первых месяцев беременности женщины часто чувствуют недомогание...'

'Да, я уверена', - тихо проронила Анна. 'Ирония этого всего в том, что я совершенно уверена. Видишь ли...Целое лето я пыталась зачать. Когда в августе мы вернулись в Вестминстер, я каждый день делала приношения к гробнице Безгрешного Эрконвальда в соборе Святого Павла и каждую ночь просила Богородицу прислушаться к моим молитвам. А потом в прошлом месяце у меня не продолжился цикл...наверное, сначала следовало подумать о беременности'. В ее голосе чувствовался странный недостаток эмоций, только вялое удивление. 'Но я не подумала, Вероника. Я...Не знаю почему, но я не подумала. Это было словно...словно я предугадала каким-то образом...'

Анна раскрыла ресницы, глаза сияли неестественным ярким блеском, зрачки расширились, придавая радужке скорее черный, нежели карий оттенок. То, что они отражали, безошибочно считывалось, как страх. У Вероники пересохло во рту, она спросила, спокойно настолько, насколько могла: 'Значит, вы утверждаете, что больны...что заболели не позже, чем в прошлом месяце?'

Анна кивнула. 'Думаю, даже раньше. Я просто не осознала, посчитала, это не более, чем утомление и...и скорбь по Неду'.

Она зашлась кашлем, нащупывая свой носовой платок. 'Сначала я просто была так измотана, Вероника...Просыпалась по утрам, ощущая, будто и не ложилась, малейшее усилие оставляло меня выкрученной и обессиленной. А затем...Ну, у меня дольше, чем я могу вспомнить, отсутствовал аппетит, но в течение последних недель я попыталась есть больше - дала обещание Ричарду - однако, вес продолжил падать. Кашель...сама знаешь. Я сказала себе, что здесь не о чем переживать, начав пить перед сном замешанную на меду конскую мяту. Но он становился сильнее, Вероника, особенно по ночам...Представить не можешь, на что это похоже, не смыкая глаз, лежать час за часом, из последних сил его душа и стараясь не потревожить Ричарда. Когда становится совсем плохо, я иду в гардеробную, откуда он меня не услышит, и кашляю в полотенце'.

'Ох, Анна...' Вероника закрыла глаза, не зная, что ответить.

'А прошлой ночью...прошлой ночью я ощутила, как дрожу, похолодев вдруг до костей. Это не затянулось надолго, каких-то несколько минут, но потом меня бросило в жар, Вероника, кожу будто опалило огнем. В конце концов, на теле выступил пот, после чего я смогла заснуть...'

'Анна...Анна, почему, во имя Господа, вы держали подобное от нас в тайне? Почему не дали знать доктору Хоббису? Почему?'

'Я не пошла к Хоббису, потому что понимала, ему придется доложить Ричарду. А он не должен знать'.

'Анна, это бессмысленно. Если вы больны, следует сказать Ричарду. Он имеет пра-'

'Нет! Именно он знать не должен! И тебе нужно пообещать мне это, Вероника, пообещать, что ты ему ничего не скажешь, что ты никому не скажешь'.

'Анна, я...я не могу!'

'Ты должна, Вероника!' Анна резко закашлялась, потянувшись молящей ладонью к руке подруги. 'Ты не понимаешь...Я не могу так поступить по отношению к нему, не могу...Если...если я настолько больна, как предполагаю, Ричард все равно слишком скоро узнает. Каждый день, который я способна ему подарить, каждый день, когда он не знает... Ох, неужели не видишь? Ты обязана мне пообещать, обязана!'

Вероника молчаливо покачала головой, у нее сжалось горло, прервав ответ.

Анна поднялась, глядя на подругу. 'Пожалуйста, прошу тебя...ради Ричарда...'

'Анна, нет! Не просите меня об этом!'

'Обещай мне...' Анна постаралась вздохнуть, на лицо хлынула яркая кровь, и во внезапном ужасе Вероника воскликнула: 'Да...да, я не скажу! Клянусь в этом, Анна!'

Но сдалась она слишком поздно. Анна так переволновалась, что кашель стал судорожным, вышедшим из-под возможности всякого сдерживания. Молодая женщина совершила неверный шаг назад и согнулась от мощи сотрясающих ее тело спазмов.

'Анна...Анна, я не знаю, что для вас сделать! Простите меня, но вам необходим врач, необходим!'

Анна затрясла головой, но не смогла даже вздохнуть, чтобы возразить. Колени ослабли, и она осела на подоконник. Вероника поднесла к губам подруги чашку, и Анна послушно попыталась совершить глоток, но поперхнулась и расплескала вино на свое платье. Словно издалека она услышала, как распахнулась дверь, зазвучали шаги и другие голоса. Джойс? Бесс? Комната вдруг наполнилась людьми, они нависали над ней, говорили одновременно, кто-то приложил к ее лбу влажную ткань. Анна сдавленно вздохнула, потом опять, уже менее тяжело. Она снова впустила в легкие воздух, снова ощутила собственное тело и всхлипнула от крайней силы облегчения.

'Анна?'

Открыв глаза, Анна сквозь дымку слез увидела испуганное лицо Джойс. Она хотела ее ободрить, заверить, что с ней все хорошо, но это обошлось бы в значительное усилие, и слов просто не нашлось.

'Дорогая, мы послали за доктором. И за Ричардом. Он будет здесь с минуты-'

'Нет', - прошептала Анна. 'Нет...'

Почему это произошло? Почему - с ней и с Ричардом? Так несправедливо, Благословенная Мария, так непростительно несправедливо. Сейчас ее захлестнула усталость, милосердное онемение, неверие, что собственное тело способно до такой степени подвести, и Анну затопил внезапный бунтующий гнев, богохульная ярость против Господа, Кто мог позволить подобному случиться, позволить умереть детям и так страдать невинным. Если только...если только Ричард оказался прав. И тогда вина мужа была также ее виной, ибо Анна настаивала, чтобы он принял корону. Но неужели это столь великий грех, что простить его нельзя? И раскаяние не зачлось?

'Оставьте меня', - отстраненно произнесла она. 'Вы все'. В голосе прозвучало нечто, чего никто из них никогда прежде от нее не слышал. Ни одна не воспротивилась, даже Вероника, - и Анна обнаружила, что ей повиновались с живостью, которая вызвала бы зависть даже у Елизаветы.

Неуверенно поднявшись, она направилась к своему косметическому столику, где взяла зеркало. На Анну из глубины отражения смотрела женщина с запавшими охваченными лихорадкой глазами, неестественно румяная, с блеском испарины на висках, мерцающей также на ее скулах и верхней губе.

'Анна?'

Она застыла, со стуком вернула зеркало на место и очень медленно повернулась. В дверном проеме стоял Ричард, и выражение его лица было именно таким, какое Анна больше всего боялась увидеть.


Роб и Френсис сидели у камина, на первый взгляд увлеченно играя в Скрижали. Но Ричард знал, - они все время не сводили с него глаз, можно было хорошо это почувствовать, ощутить на коже их невысказанную обеспокоенность. Не Нед ли как-то заметил, что в дружбе ему повезло? Как всегда, Нед оказался прав. Понимают ли они, как дороги Ричарду, эти парни, с которыми он столь многое разделил? Слишком часто дружеские проявления принимаются, как само собой разумеющееся, и любовные...любовные еще чаще, словно постоянно впереди будут безграничные завтра и обеспеченное Господом будущее.

Ричард снова направился к двери спальни, остановившись с рукой, зависшей всего в нескольких дюймах от щеколды, но потом развернулся и опустился на ближайший стул. Почти сразу он почувствовал теплый влажный след, просвистевший по его шее, и вовремя поднял руку, чтобы отразить следующий взмах ласкового языка Локи.

'Сохрани меня Господь от комнатных собачек, размером с маленького пони', - произнес Ричард на всю комнату и притянул к себе огромного пса, зарываясь щекой в мягкую серебристо-серую шею Локи.

В этот момент дверь открылась, и из спальни в компании Томаса Бемсли, домашнего врача из Миддлхэма, присутствовавшего у смертного одра Неда, вышел доктор Хоббис. Ричард встал так резко, что алан был застигнут врасплох и вынужден неуклюже вскарабкаться назад, чтобы сохранить равновесие.

Повисло напряженное молчание, которое, в конце концов, прервал Ричард. 'Ну как?' - спросил он хрипло.

'Сейчас отдыхает, мой сеньор. Но, учитывая необычную суровость приступа кашля, мы посоветовали Ее Милости остаться в постели еще на один или два дня'.

Ричард кивнул, но никто из докторов не вызвался добавить что-то помимо сказанного. Они, как он видел, настолько не горели желанием отвечать, что ему пришлось самому задавать им вопросы. Ричард наклонился вперед, облокотившись на спинку стула, и уперся взглядом в инкрустированные драгоценными камнями кольца и в свои побелевшие костяшки пальцев.

'Я старался убедить себя, что кашель Анны просто кашель, не более. Но так ли это?' Он перевел взгляд с Бемсли на Хоббиса. 'Я хочу, чтобы вы мне сказали. Правду'.

'Мы еще не можем быть уверены, Ваша Милость, но...' - начал Бемсли, и Ричард посмотрел на Хоббиса.

Врач постарше заколебался, но затем очень тихо произнес: 'Мы полагаем, что это чахотка'.

'Господи...' Ричард считал, что подготовился к худшему из возможного из уст врачей, но такого не ожидал. Терцианова лихорадка, даже инфлюэнца, но не чахотка. Та самая чахотка, Белая Чума, что предъявила права на Беллу и забрала сына Джонни Невилла. Изнуряющая лихорадка, являющаяся фактическим приговором молодым и хрупким.

'Она...она знает?'

Доктор Хоббис кивнул. 'Она прямо задала нам вопрос, Ваша Милость, не чахотка ли это. Я не смог солгать ей'.

'Дикон...' Рядом стоял Роб, переживший смерть от родов юной жены. Проницательные голубые глаза смотрели прямо в душу Ричарда и понимали все очень хорошо. Роб неуклюже потянулся, его рука потрепала рукав друга и упала, вскоре он выпалил: 'Послушайте, Дикон, это еще не означает, что надежды нет. У Джойс чахоткой заболела двоюродная сестра, когда последней было всего пятнадцать лет. Думали, - она умрет, но сегодня с ней все в порядке, - вышла замуж и детей родила ...'

'Ваша Милость, Сэр Роберт прав', - быстро успокаивающе вмешался доктор Бемсли. 'Ваша госпожа получит лучший уход, который мы способны вам гарантировать, и, если будет на то Воля Божья, я не нахожу причин, почему бы ей не поправиться от данного недуга'.

Ричард взглянул на него. 'Если бы вы только знали', - ответил он тихо, 'как сильно я хочу вам поверить'.


'Что это, Ричард?'

'Козье молоко, яичные желтки, розовая вода и мускатный орех. Также, думаю, мед. Звучит не слишком плохо, правда?' Ричард обнял Анну, помогая ей сесть, и не свел с нее глаз, пока она пила.

'Вечером доктор Хоббис хочет, чтобы перед тем, как мы отправимся спать, ты выпила смешанное с лавровыми плодами красное вино. Полагает оно значительно облегчит твой кашель, но просит продолжить принимать в течение дня конскую мяту с медом'.

Взгляды Анны и Ричарда встретились над ободком ее кубка. Напиток обладал сладковатым привкусом и густой консистенцией, - она выпила его до капли и вытерла губы тыльной стороной ладони.

'Мы найдем время на возвращение в Лондон, любимая. Ты сможешь отдохнуть в носилках, а я поеду рядом и составлю тебе компанию. Как полагаешь, будешь готова отбыть в начале следующей недели? Если нет, мы подождем...'

'Ричард, все хорошо', - ответила Анна и улыбнулась ему. Мужчина улыбнулся в ответ, но напрягся, услышав ее кашель, темные подернувшиеся синью глаза не отрывались от лица жены, расслабившись только, когда она снова устроилась в его объятиях.

'Что тебе достать, любимая? Должно же быть что-то, чего ты хочешь?'

'Ни...ничего. Просто держи меня', - произнесла Анна, и он притянул ее еще ближе, поглаживая нежными пальцами по волосам и прикасаясь губами к ее лбу, и впервые за многие недели она ощутила что-то, почти напоминающее умиротворение. Но вскоре в комнату вошел доктор Хоббис, застыв при виде их вместе на кровати, и Анна виновато вспыхнула, готовая отстраниться, не держи ее Ричард так крепко.

Удовлетворившись тем, что ее кубок пуст, и пощупав лоб, чтобы убедиться, что пациентку не мучает лихорадка, Хоббис степенно объявил: 'Я прослежу, чтобы перед сном вам прислали следующий молочный напиток, госпожа'.

Анна кивнула. 'Вам не следует тревожиться, доктор Хоббис. Я...Я знаю, что нужно делать'.

Она дождалась, пока Хоббис уйдет, но дольше не тянула, понимая, что если не скажет этого сразу, то не сможет уже никогда.

'Ричард...Я обещала быть с данного момента честной с тобой и ничего больше от тебя не скрывать, и намереваюсь так и поступать. Но ты, любимый, тоже должен быть честным со мной...и с самим собой'.

'Считаешь, я не честен?'

'Нет'. Она совершила глубокий неровный вдох. 'Несколько минут назад ты упоминал, что мы пойдем спать, но, дорогой мой, ты же понимаешь, что этому не бывать. Доктор Хоббис же объяснил тебе, что мы больше не должны делить одну спальню...правда?'

'Анна, послушай-'

'Нет, любимый, нет. Чахотка самая заразная из болезней. Думаешь я когда-нибудь смогу подвергнуть тебя такому риску? Доктор Хоббис в этом тверд, и он прав, Ричард'. Она изогнулась в его объятиях и умоляюще на него посмотрела.

'Ты должен сделать это, если не для себя, то для меня, любимый. Доктор Хоббис сказал, что, если я хочу поправиться, то мне следует избегать напряжения и эмоциональных волнений, а какой мир внутри у меня будет при жизни в страхе, как бы и тебя не поразила моя болезнь?'

Ричард попытался было заговорить, но смолк и, после долгой паузы, кивнул.

Анна испытала огромное, переполняющее ее облегчение, - она знала, - Ричард не стал бы прислушиваться к Хоббису, убедить его могла она одна. Но затем молодая женщина подумала, что это будет значить, - больше никогда ей не лежать ночью в его объятиях, не чувствовать его тепла, его ласк, не слышать успокаивающий тихий звук его дыхания рядом с собой. Больше никогда. И внезапно данный факт представился Анне слишком тяжелым, чтобы вынести, стоящим слишком многого, чтобы подобное следовало у нее просить. Она плотно закрыла глаза и прижалась щекой к плечу Ричарда, но обжигающие слезы, что струились сквозь ресницы, покрывали ее лицо безутешным следом горя, которое Анна не могла долее отрицать.

Молодая женщина постаралась сохранить дыхание ровным и легким, чтобы Ричард не узнал о ее плаче, но затем ощутила на веках, ресницах и влажной коже лица прикосновение его губ. Она понимала, что следует остановить мужа, не позволять ему делать этого, что доктор Хоббис никогда ей не простит, но не смогла отвернуться, не смогла отказать в безмолвной попытке утешить, в единственном добром жесте, который Ричард сейчас был способен для нее совершить. Конечно же Господь ее за это не покарает, не разгневается за разрешение обнять себя в последний раз, поэтому Анна лежала очень тихо, чувствуя на коже теплоту дыхания Ричарда и слыша глухое биение его сердца. Тем не менее, она вовремя вспомнила, что нужно отвернуть лицо, чтобы он не смог поцеловать ее в губы. Спустя долгие минуты слезы Анны иссякли. Ричард продолжал крепко обнимать жену, но так ничего и не сказал, как не проронила ни слова и она.


Загрузка...