Солнце в зените

Глава четырнадцатая

Вестминстер. Апрель 1472 года

Ричард бы сразу женился на Анне, но церковный календарь словно вступил с Джорджем в заговор, к моменту, когда тот дал свое брюзгливое согласие, настал Великий Пост. Так как свадебные службы попали под запрет с Пепельной среды после Пасхи, оглашения имен брачующихся в храме нельзя было начинать раньше начала апреля. Тремя неделями позднее Ричард и Анна обвенчались в соборе Святого Стефана в Вестминстере. Церемония стала самой примечательной в связи с простотой. Жених и невеста договорились не вверять обряд дяде Анны, архиепископу Йоркскому, и также сошлись на тихом и быстром проведении службы, воздержавшись от пышных празднеств, обычно сопровождающих бракосочетания лиц, происходящих из королевской семьи.

Эдвард, с огромным удовольствием отметивший бы их свадьбу на следующий день, неохотно согласился, как только понял, что оба новобрачных упрямо постановили поступить по-своему. Его разочаровал, но совершенно не удивил их выбор, двор мог вызвать чересчур мало счастливых воспоминаний у дочери графа Уорвика. Вероятно, будет к лучшему, думал король, если Дикон увезет Анну с собой на север.

Анна стояла сейчас не менее, чем в четырех или в пяти футах от места, занимаемого Эдвардом. Ее юбки лежали вокруг пеной из шелка цвета морской зеленой волны и пышных мантуанских кружев, отдавая дань почтения королеве. Он улыбнулся, заметив, как, даже в настоящий момент, глаза девушки блуждают по залу в поисках Ричарда. Анна была прекраснее, чем представала в воспоминаниях Эдварда, но поражала хрупкостью, вынудившей монарха задуматься, насколько хорошая мать из нее выйдет. На миг его взгляд нежно задержался на жене, только две недели назад подарившей ему их четвертую дочь, но потом вновь вернулся к Анне, обнаружив, что та снова вглядывается за спину Елизаветы, смотря на Ричарда. Эдвард усмехнулся, по крайней мере, Дикону не потребуется сомневаться в ее любви!

Тем не менее, относительно побуждений Анны король ошибался. Девушка следила за Ричардом не с тоской, а стараясь удостовериться, дабы он находился на не позволявшем слышать разговор расстоянии, ибо Елизавета казалась желающей кровопускания, тогда как Анна хотела по мере сил уберечь молодого человека.

'Соединиться узами брака без папского благословения...Как же пылок должен быть мой деверь Глостер!'

'Мы оба к этому стремились, Мадам', - парировала Анна столь любезно, сколь позволяло ей негодование.

Елизавета лениво прикасалась пальцами к последнему дару Эдварда, итальянскому ожерелью из обрамленных в золото топазов. 'Ричард всегда отличался порывистостью', - заметила королева с такой снисходительностью, что Анна ощутила кипение сдерживаемого гнева. От нее не укрылось также внимание, с каким Елизавета измеряла взглядом линию ее талии, внезапно осознав объект подозрений и поблагодарив Господа за пребывание Ричарда в другом месте.

'Вы должны понимать, это довольно необычно и способно достаточно легко разорвать ваш брак, если мне будет позволено заметить. Но, полагаю, ситуация не доставляет вам страданий?'

'Нет, Мадам, по меньшей мере, она меня не беспокоит'.

'Ваша вера в Ричарда трогательна. Надеюсь, вы станете в высшей степени послушной супругой', - небрежно сдалась Елизавета. Она стремительно теряла к беседе всяческий интерес. В общих чертах, брак Глостера ее хоть и немного, но порадовал, не часто доводилось наблюдать Кларенса настолько явно расстроенным. Но Елизавета не испытывала симпатии к этой жеманной девочке, наделенной темными глазами и кровью Уорвика, вместе с инстинктивным умением убеждать людей, даже таких искушенных, как Нед, что ей жизненно необходима мужская защита. Королева была твердо убеждена, - барышня, способная поменять постель Ланкастера на постель Глостера меньше, чем в течение года, нуждается в поддержке не сильнее Альеноры Аквитанской.

'Я желаю вам благополучия, леди Глостер', - произнесла Елизавета, небрежно прощаясь, против чего Анна, как минимум, не возражала, настолько она была счастлива избежать этого язвительного обмена репликами и впервые услышать, как к ней обращаются в качестве герцогини Глостер. Титул словно пробовался девушкой на язык и смаковался в молчании, когда королева прибавила: 'Также желаю вам большей удачи, чем та, что сопутствовала вашему первому браку'.

В галерее менестрелей зазвучала клеветническая йоркистская баллада 'Изгнанный герцог', предположительно посвященная незаконной связи между Маргаритой Анжуйской и герцогом-ланкастерцем.

Две башни отмечают место, ставшее заброшенной могилой,

Где он лежит в сырой, холодной круглый год земле.

И королева Англии, которая была ему единственной любимой,

Уходит прочь, не в силах воспротивиться взгляд разъедающей слезе.

Декламировались и другие строфы, едва слышные сквозь звучащий смех, но в их слова по-настоящему вслушивалась одна Анна. Что за странная судьба ей досталась? Оказаться принцессой Уэльской, а потом и герцогиней Глостер меньше, чем за год.

Она отчасти нетерпеливо покачала головой. Не время позволять Эдуарду Ланкастеру предъявлять права на свои мысли или воспоминания. Скорее стоит благодарить Господа Всемогущего за ниспосланную ей удачу, позволившую вернуть все, чего Анна всегда хотела и что считала окончательно утраченным, - Ричарда и Миддлхэм.

Ричард потянулся к ее руке, сжав в своей поверх скатерти. Он оставался намного трезвее и Френсиса, и Роба, и Дика Рэтклифа, за каковую сдержанность Анна была благодарна, как была она благодарна за его готовность доставить ей радость, уберечь от представления, в которое неизбежно превратилась бы придворная свадьба.

'Ты так добр ко мне', - тихо прошептала девушка.

Ричард придвинул к ним свой кубок с вином, разделив его содержимое с Анной. Она скользнула пальцами по запястью юноши, и тот, перевернув ее руку, запечатлел на ладони поцелуй. Промелькнувший между ними взгляд не ускользнул от Роба, громко объявившего: 'Я бы сказал, что мы подзадержались с сопровождением брачной четы в постель!'

Анна напряглась и вновь потянулась к кубку с вином. Она находилась среди друзей, нельзя было оказаться дальше во времени и в пространстве от французского двора. Френсис являлся почти братом, знакомство с Робом длилось на протяжение всей ее жизни, Дик Рэтклиф также относился к числу знакомых и любимых людей. Его жена, Агнесса - давняя подруга Анны, старшая дочь лорда Скроупа, и, хотя она на несколько лет старше девушки, они объединены множеством общих воспоминаний о проведенном в Йоркшире детстве. Анна Фитцхью-Ловелл приходится ей кузиной, а Вероника - ближайшей из подруг. Тогда почему Анна так тревожится, почему ей настолько не по себе? Это не станет, попыталась она себя успокоить, никоим образом похоже на разгул вокруг ложа ее брачной ночи с Эдуардом Ланкастером.

Воспоминание причиняло столько боли, даже после больше, чем шестнадцати минувших с тех пор месяцев, что Анна сделала все, от нее зависящее, чтобы похоронить его и не воскрешать. Однако, сейчас ее преследовали лица из прошлого. Разгоряченные вином лица незнакомцев, оцепивших брачное ложе. Побелевший от напряженной ярости лик Маргариты Анжуйской, горько противившейся подтверждению союза, но побежденной французским королем, пообещавшим своему другу, графу Уорвику проследить, дабы Анна в целости и сохранности добралась до венчания и как следует была бы препровождена в постель. Облегчение на лице собственной матери и смирившееся сочувствие у Изабеллы. Угрюмость красивого лица молодого мужа, чувствующего ее отторжение и испытывающего обиду из-за невозможности супруги его скрыть.

Звучали чрезмерно громкий смех и довольно непристойные шутки, заставлявшие Анну заливаться от стыда краской и усилившие накопившееся напряжение. От этого первоначальное осуществление супружеских обязанностей было настолько травматичным для нее и не несущим удовлетворения ему, что какой шанс оставался паре достичь хоть какого-то согласия, завершившего бы их первую ночь? Утром Анна и Эдуард проснулись как противники, и к тому времени, как супруг погиб, девушка знала, он целиком и полностью разделял ненависть, которую она к нему ощущала.

'Анна?' Наклонившись, Ричард нежно ее поцеловал и затем прошептал: 'Хочешь я на этом все остановлю?'

Глаза невесты расширились в благодарном изумлении. Ей ни разу не пришло в голову, попросить его об этом. Сопровождение к брачному ложу являлось неотъемлемой частью свадебного ритуала, и она принимала само собой разумеющимся фактом, что с ним ничего нельзя сделать, только терпеть, пока хватит сил.

'Ты действительно сделаешь это для меня?' - удивленно спросила Анна, и Ричард кивнул, сразу отклонив разразившуюся бурю протестов, раздавшихся в зале. 'Роб всегда думал, что я не могу самостоятельно пройти из башни до ворот! Но уверяю вас, мы с Анной способны отыскать нашу спальню без его великодушного предложения о помощи...и я не стану испытывать угрызений совести, что без меня вы не справитесь с празднованием!'

Мгновенно посыпались яростные возражения, но шутки хоть и были бурными, но носили добродушный характер, смех звучал по-дружески и, скрепленные молчаливым согласием, все действовали так, словно искренне верили, их компании не хочет Ричард, вовсе не Анна. К сожалению, Анна Ловелл нечаянно омрачила минутный настрой, внеся неожиданно горькую ноту. Роб продержался намного дольше Френсиса и Дика, уже признавших свое поражение, но он также был вынужден сдаться, произнеся с иронически сожалеющим пожатием плеч: 'Хорошо, если вы упорствуете в попрании традиций, Дикон, пусть получится, как желаете. Но как вам не совестно, так разочаровывать гостей...'

'Не столь сильно гостей, сколь свою невесту' - бесхитростно заметила Анна Ловелл, ответив искренне не понимающим взглядом на вспыхнувшее лицо новобрачной и быстрый взгляд Френсиса. В ее реплике заключалось крайне мало злобы, она просто произнесла вслух то, что пришло в голову, каким бы малообдуманным или неразумным, оно ни оказалось. Девушка тут же покраснела, смутившись от внезапно наступившей тишины. Леди Ловелл сказала не более всем известного, - настоящей причиной упрямства Дикона являлась смущенность Анны. Тогда почему Френсису необходимо бросать на нее еще один из арсенала его неодобрительных взоров, а другим делать вид, что все их внимание всецело поглощено музыкой?

Она вздохнула, начав возиться с кольцами. Анне Ловелл совсем не было уютно с этими людьми. Они приходились друзьями Френсису, но не ей, и юная леди не могла удержаться от подозрений их в презрении к ней по причине преданности семейства Фитцхью Ланкастерам. Френсис утверждал, что это не правда, но разве он не обязан был так говорить? А сейчас супруг точно должен упрекать ее за затруднения, доставленные кузине Анне. Миссис Ловелл ответила молодому мужу косым наполовину сожалеющим, наполовину умоляющим взглядом и снова вздохнула. Временами ему было так сложно угодить.

Рядом с постелью все еще горели свечи, но Анна лежала в темноте, задернутый прикроватный полог из триполитанского шелка прекрасно отражал отблески их пламени. Она услышала удаляющиеся шаги Вероники и, как только дверь отворилась, донесшийся из прилегающей комнаты звук мужских голосов. Далее в покоях появились телохранители ее мужа, направившиеся в гардеробную и внесшие умывальные чаши с теплой настоянной на травах водой, указывая в процессе действия домашним слугам сильнее на ночь разжечь камин.

Анна тихо лежала, прислушиваясь. Треск, приглушенный смех, она различила голос Ричарда, тихие и добродушные упреки. Глубже забравшись в кровать, девушка поежилась, простыни были гладкими, как шелк и холодящими кожу, подобно льду. Анна воспротивилась искушению свернуться и, напротив, заставила себя вытянуться, дабы немного нагреть постель для Ричарда.

Когда он отдернул полог, девушка увидела, что свечи погасли, и единственно оставшееся освещение исходит от камина. Анна немного опасалась первых минут в общей постели, предчувствуя появление неловкости, но успокоилась, так ее и не встретив. Ричард привлек новобрачную к себе, привычно обняв, будто они делили ложе месяцами. Так же как и их взаимные ласки на протяжение недель перед отъездом в Шен, это являлось для Анны полной неожиданностью, и она испытывала некоторую робость от чувства его обнаженного тела рядом с ней. Тем не менее, Ричард проявлял необходимую нежность, готовность успокоить ее, и когда он начал изучать Анну, то делал это неспешно, словно не было в их соединении никакой срочности, что также снимало волнение.

Она стала медленно расслабляться, только сейчас Анна могла позволить себе признать, насколько сильно владело ей напряжение. Все понятно - проблема заключалась в проклятых воспоминаниях, что Роб невольно вытащил на поверхность. Также понятно, что она была дурочкой, разрешив им иметь какое-то значение. Просто...просто она так хотела порадовать его, сделать счастливым. Так хотела, что чувствовала из-за этого боль. Казалась нестерпимой мысль разочаровать его, ни разу и никоим образом.

'Я очень хочу стать тебе хорошей женой', - прошептала Анна с настойчивостью, заставившей Ричарда поднять голову от ее груди. В мерцающих бликах огня она могла различить только вопросительно нежную улыбку, вызванную на его губах произнесенными словами.

'Не имею настолько далеко простирающихся претензий', - рассмеявшись, сказал Ричард. Анна погладила его по волосам и пальцами провела неровную дорожку по шраму, идущему от запястья до локтя, цене, заплаченной им за лавры лично выигранного сражения при Барнете. Повернув голову, она приложила губы к его локтевой впадине, внезапно увидев высветленные солнцем монастыри Серна и снова ощутив пронимающий до костей озноб, который охватил ее при словах Сомерсета о ране, полученной Ричардом в бою. Тот день был во многих отношениях худшим в жизни Анны. Никогда не чувствовала она себя столь одинокой и покинутой. Дочь погибшего бунтовщика и постылая супруга. Никогда Ричард не казался дальше, чем тогда, в минуту разговора с Сомерсетом на апрельском солнце...За исключением, возможно, памятного декабрьского дня во Франции, дня ее бракосочетания с Эдуардом Ланкастером.

Дева Мария! Что висит на ней, заставляя думать об этом сейчас? Анна резко сделала вдох, вынудив Ричарда тут же воскликнуть: 'Анна? Любимая, я был слишком груб?' 'Нет...нет. Ричард, я люблю тебя...Люблю, клянусь, люблю!' 'Ты говоришь это так, будто подозреваешь, что я сомневаюсь в тебе, любимая!' Не зная, как ответить, Анна еще ближе прижалась к нему. Он целовал ее шею, губы, волосы, сделал ладони чашечками для ласкаемой груди, поглаживал нежную поверхность внутренней части бедер. Она держалась за него, словно они оказались на пугающей морской волне, и только Ричард мог удержать ее над водой. Девушка называла его 'любимым' и 'дорогим', охотно двигаясь и предоставляя тело ласкам, одновременно борясь с нарастающим чувством отчаяния и заброшенности, наступления которого она больше всего боялась: чувством предательства со стороны своей собственной плоти. Она ничего не ощущала. Ничего.

Напрасно, Анна пыталась захотеть ответить на поцелуи Ричарда, разделить испытываемую им страсть. Не получилось. Никогда ее мысли не были так далеки и отстранены, будто она наблюдала, как он любит чье-то чужое тело. Анна любила его, любила чрезвычайно сильно. Тогда, что с ней не в порядке? Почему она не способна чувствовать то, что должна, что чувствовала бы любая другая женщина? Раньше Ричард вызывал у нее эти ощущения, почему их нет сейчас, когда они имеют первостепенное значение? И как ей скрыть от него происходящее? Ланкастер возненавидел Анну за холодность, но Ричард испытает боль...чудовищную боль.

Когда все закончилось, и они тихо лежали, обнявшись, Анна отвернула голову в сторону, чтобы Ричард не заметил дрожащих на ее ресницах слез. Краткий миг показался девушке нескончаемым, не раздавалось ни единого звука, кроме замедляющегося ритма его дыхания и предательской дрожи в дыхании Анны. Она выдала себя, конечно же, выдала. Попытка совладать с собой оказалась столь убогой, что в момент проникновения Анна почувствовала вспышку прежнего страха и не зависящее от ее воли помертвение, достаточные, дабы сделать его вхождение неожиданно трудным. Да, Ричард знал, должен был.

Она закрыла глаза, пряча слезы. Он проявил столько терпения и заботы, лишь бы не причинить ей боль. И все эти усилия пошли прахом, - изумление перед происшедшим никуда не уходило. Первоначальное неудобство почти сразу миновало. Стоило Ричарду дать ее телу время приспособиться к нему, привыкнуть к его движениям, боль уступила место ощущению напора, которое Анна не посчитала неприятным. Девушку накрыло огромное облегчение, принесшее с собой волну нежности. Она сразу смогла расслабиться настолько, чтобы последовать за Ричардом и испытать легкое неудовольствие от завершения, ибо только тогда начала черпать определенное наслаждение от близости, интимности и чувства его тела рядом со своим.

Но то, что Анна надеялась испытать, то, что думала следуемым испытать, должным испытать...это ощущение полностью от нее ускользнуло. Остался один стыд от воспоминания, как сначала она отстранялась от Ричарда, как он был вынужден успокаивать и убеждать ее. Его попытки вести себя с ней бережно лишь делали ее провал в собственных глазах непростительным. Анна так мечтала принести Ричарду радость. А сейчас ему стало известно то же, что и Ланкастеру, что в ней нет чего-то важного, что она-

'Анна?' Он приподнялся над ней, заставив ощутить внезапную утрату и задрожать. Ричард обернул девушку простыней и наклонился поцеловать ее отстранившуюся щеку.

'Я знаю, это не было тебе настолько приятно, любимая, но...' - начал юноша мягко, и Анна со сдерживаемым рыданием перекатилась в его объятия.

'Ричард, все это моя вина. Я не доставила тебе удовольствия, хотя так хотела...'

'Не доставила мне удовольствия? Любимая, ты доставила мне величайшее удовольствие!' Ричард передвинулся так, чтобы получить возможность смотреть на ее лицо, и, когда она открыла глаза - неуверенно взглянуть на него, произнес: 'Я слишком поспешил, не дал тебе достаточно времени. Думаю, ты его очень хотела и должна была так долго ждать'. Он прочертил пальцем одинокую слезу, продолжавшую лежать на ее щеке, поцеловал, как только она коснулась уголка губ, и улыбнулся: 'Но я найду его для тебя, обещаю!'

'Ты не против...Ричард, я слишком боялась разочаровать тебя, оказаться для тебя несостоятельной...'

'Анна, посмотри на меня. Как, испытывая мучившие тебя напряжение и нервозность, ты могла рассчитывать получить от занятия любовью большую радость? Думаешь, я не знал? Мне стоило лишь прикоснуться к тебе, чтобы это почувствовать, ты была натянута, словно готовящаяся к выстрелу тетива, поверь. Но потом будет лучше, любимая, намного лучше. Все, чего тебе недостает - опыт, и мне ничего не хочется более, чем излечить это!'

Анна совершила тяжелый вдох, зависший где-то в горле, и затем начала покрывать его лицо слепыми лихорадочными поцелуями, не остановившись пока их обоих не накрыла волна смеха.

'Если бы я только поговорила с тобой, поделилась своими сомнениями! Внутри все было завязано в узлы, так я боялась, что ты посчитаешь меня холодной, что ты-'

'Холодной? Анна, послушай. Признаюсь, некоторое количество неприятных минут в монастырском саду в Ковентри ты мне доставила. Но не после того вечера, и уж точно не в недели, проведенные в аббатстве Святого Мартина!' Он подавил зевоту и вновь ее поцеловал.

'Сейчас же придвинься ближе, и я покажу тебе достаточно приятный способ заснуть. Обопрись на меня таким образом, чтобы я мог обнять тебя. Видишь, мы лежим, словно ложки?'

Его близость успокаивала, равно как удовольствие от теплоты тела. Анне хотелось бы разговаривать и дальше, но голос Ричарда уже сквозил сонным удовлетворением. Девушка прильнула к нему, вскоре после чего медленное и ровное вздымание груди любимого рассказало ей, что он заснул.

Наступление апреля не всегда означало приход весны в Венслидейл, но в этом году казалось, что теперь можно уверенно надеяться на отсутствие в Пенинских горах запоздалых снегопадов и насквозь пронизывающих сильных ветров. Долина повсюду покрылась темно-изумрудным мхом, частично сменяющимся зеленой листвой и нежными оттенками только что появившейся травы, река Ур отражала проплывающие облака и небо, придавая им серебристый блеск.

Что поразило Анну прежде всего, так это народ. Узкие улочки Миддлхэма были запружены мужчинами и женщинами в количествах, заставивших девушку сразу подумать, - многие из них приехали из соседних городков. Когда она обернулась назад, собираясь спросить у Ричарда, не перенеслись ли ярмарки, проводившиеся по понедельникам, в ее отсутствие на другой день, люди начали кричать. В изумлении Анна поняла, - эти приветствия адресованы ей, дочери их господина графа, наконец-то вернувшейся домой.

Она приостановила лошадь и обнаружила себя окруженной любившими отца и стремящимися выразить ту же любовь его ребенку селянами, адресующими ей благие пожелания. Еще слишком рано было для белых роз Йорков, но вперед уже вытолкнули робеющую маленькую девочку, вручившую Анне охапку цветов, в которой присутствовали нарциссы, подснежники и гиацинты. Ей протянули словно инеем припорошенный в свете заходящего солнца кубок для вина, чья цена составляла далеко не маленькую сумму, выделенную из сельского бюджета. Анна хриплым голосом заверила собравшихся, что принять его - составит для нее честь и что она станет беречь этот дар от чистого сердца, будто зеницу ока.

Недалеко, в стороне от толпы на ступенях креста рыночной площади стояли двое мужчин. Сельский священник прикрывал глаза, словно от солнца, но его слова свидетельствовали о глубокой заинтересованности в происходящем.

'Дар от чистого сердца', - тихо повторил он. 'Одна незадача - они вручили этот дар не тому человеку'. Стоящий рядом человек с интересом на него посмотрел. Томас Рэнгвиш навещал в Мэшеме родственников, когда узнал, что герцог и герцогиня Глостер должны вернуться в Миддлхэм, поэтому он тут же решил присутствовать при их въезде. Ко всему прочему, убедил себя Томас, Глостер пришел к власти в этой части страны, и человеку с политическими устремлениями, как у него, поддержка такого лица будет дорогого стоить. Рэнгвиш спросил: 'Вы имеете в виду, что кубок следовало передать герцогу?'

'Именно. Учитываться станет его доброжелательность, а не герцогини'.

'Ошибаетесь. Взгляните на его лицо, святой отец. Ваша паства и помыслить не могла ни о чем лучшем, дабы умаслить герцога, чем только что сделанное'.

Над башней струился штандарт Глостера. Анна прикрыла глаза и взглянула на алый с голубым фон, обрамляющий Розу и Солнце, герб ее кузена Неда, и на клыкастого Белого Вепря Ричарда. Пока она смотрела, флаг натянулся и развернулся во всю длину, продержавшись так какой-то миг, будто пришпиленный к яркому небу с несущимися по нему облаками.

Обернувшись, Анна увидела, что Ричард остановил коня рядом с ней.

'Мы дома', - сказал он.