Солнце в зените

Глава четырнадцатая

Ковентри.

Апрель 1470 года.

'Джонни!'

Проводя скакуна через сторожевые ворота монастыря святой Марии, Ричард резко его придержал, заметив кузена. Он снова его окликнул, на этот раз обратив на себя внимание Джонни.

'Кажется, словно три месяца в Уэльсе пошли тебе на пользу, Дикон'.

Ричард рассмеялся, понимая, что никогда не выглядел хуже, чем сейчас, - сапоги покрылись застывшей коркой грязи, плащ вытянулся под тяжестью дорожной пыли, волосы перепутаны ветром, а задубевшая кожа сожжена солнцем. Он только что пережил три недели постоянной конной скачки, каждая миля которой сказывалась к настоящей минуте. Но в этот миг уже привычная изнуренность ослабла, Ричард слищком радовался приезду в Ковентри, чтобы думать об усталости.

'Мне сложно было бы определить, что хуже, Джонни....мой внешний вид или твои манеры, выражаемые его комментированием!' Он расплылся в улыбке, и Джон рассмеялся, больше ничего не добавив. Ричард выпрыгнул из седла и, передав скакуна в надежные руки, указал своим людям рукой на конюшни.

Он не виделся с Джонни с начала января, когда Эдвард снова отправил брата в Уэльс, на этот раз возглавлять комиссию судебных заседателей. В течение этих прошедших месяцев, пока молодой человек исследовал область, еще более наводящую жути, чем уэльский суровый холмистый край, - незнакомые пространства руководства, - не единожды случалось так, что Ричард нуждался в совете кузена. Но, несмотря на это, теперь он осознал, что мямлит в поисках темы разговора... с Джонни, из всех остальных людей!

Джон казался охвачен той же болезнью. В продолжение нескольких минут они шли молча. За мужчинами увязалась крупная взлохмаченная дворняга, в надежде на какую-нибудь подачку с их стороны, и, бросив на нее взгляд, Джонни спросил: 'Как твой большой волкодав? Все еще держишь его?'

'Гаретт?' - кивнул Ричард. 'Когда Нед послал меня в Уэльс, я оставил его сестре Элизе, чтобы она о нем позаботилась'. Его лицо осветила легкая улыбка. 'Надеюсь, я об этом не пожалею... Скорее, что не пожалеет Гаретт! Моему племяннику Джеку только семь лет, но он уже изрядный бандит'.

Как, во имя Господне, он и Джонни дошли до такого? После трех месяцев разлуки им было не о чем говорить, кроме как о чертовой собаке! Нет, не о чем. Слишком о многом. Ради Иисуса, так много было такого, что не могло произноситься между ними. А когда Уорвика и Джорджа схватят...тогда что? 'Лорд констебль. Главный судья Северного Уэльса. И тут же еще, главный судья и казначей Южного Уэльса. Совершенная гора из титулов, Дикон'.

Ричард пожал плечами. Ни единой темы для упоминания, за исключением последнего названного поста, который Эдвард был вынужден уступить Уорвику по его требованию восемь месяцев назад.

'Нед часто о тебе спрашивает. Думаю даже больше, чем справедливо для твоих лет. Неужели тяжесть выполняемых обязанностей не давит на тебя, Дикон?'

Ричард не спустил бы подобного никому другому. Но Джон заслужил право порицать Эдварда, если кто-то мог порицать короля. Кроме того, было редким облегчением воспользоваться возможностью признаться, как он сейчас и сделал: 'Ну, случается... чаще по ночам... ты даешь себе отчет за каждую человеческую жизнь, зависящую от тебя, и если решение твое оказалось неверным...' Во фразе содержалось больше того, в чем Ричард намеревался исповедоваться, однако он резко прервал себя, вызвав у Джона короткую улыбку.

'Ты необыкновенно способный слушатель для меня, Джонни! Вынудишь меня покаяться даже в тех грехах, которых вовсе нет на моей совести, если я не стану себя контролировать!'

Они уже добрались до входа в здание, занимаемое священником, когда Томас Парр, дворянин, служащий при Ричарде, догнал их. 'Мой лорд? Что с нашими людьми?'

Ричард смутился. Вопрос казался того, о чем он должен был позаботиться сразу, но радость встречи с Джоном моментально выветрила всех остальных из его мыслей. Молодой человек скосил взгляд на Джона, и кузен продемонстрировал большее милосердие, по сравнению с Эдвардом, воздержавшись от поддразниваний и ненавязчиво произнеся вместо этого, 'Сомневаюсь, что в монастыре достаточно помещения, Дикон, но держу пари, большинство постоялых дворов почти переполнены. Попробуй, тем не менее, выяснить, что творится в 'Белой розе' на Маленькой Парковой улочке'.

Ричард благодарно кивнул, повернувшись к Томасу. 'Попытаемся расквартировать их там, где сможем, Том. Узнай про обстановку в 'Белой розе' и в 'Ангеле'. Тут же дай мне знать, если появятся трудности, чтобы сразу их уладить'.

Он дернул головой в сторону жилища священника со словами: 'Принимая во внимание остановку Его Королевской Милости в покоях Его Святейшества Дерама, сильно опасаюсь, что у нас не будет и лишнего соломенного тюфяка, дабы вдвоем на нем разместиться, поэтому предлагаю подумать о проживании в гостевом домике. Позаботьтесь об этом также и для меня, Том, если дойдут руки. Еще, лорд Нортумберленд поужинает со мной сегодня вечером, также проследите за подготовкой'. Ричард обернулся к Джону. 'Это приемлемо, Джонни?'

'Я предложил бы тебе поинтересоваться у графа Нортумберленда', невозмутимо ответил Джон, вызвав резкий полуоборот и недоуменный взгляд Ричарда.

'Думал, только что поинтересовался', произнес юноша после секундной заминки с вопросительной неуверенной улыбкой человека, упустившего, в чем заключается соль шутки, но, тем не менее, желающего быть вежливым.

'Действительно не знаешь? Вижу, еще не в курсе. Так случилось, Дикон, что титул графа Нортумберленда больше мне не принадлежит. Девять дней назад Нед возвратил графство Нортумберленд Генри Перси'.

У Ричарда перехватило дыхание. Ему в голову не приходило, что сказать.

Изначально Ричард намеревался известить брата о своем прибытии, и только потом принять ванну и сменить одежду, чтобы присоединиться к Эдварду в жилище священника. Этот распорядок, однако, составлялся до новости о превращении ланкастерца Генри Перси в графа Нортумберленда, а кузена Ричарда - в маркиза Монтегю. Сейчас необходимость встретиться с Эдвардом стала настолько срочной, что уже не терялось времени на его поиски где-то снаружи.

Большой зал святого отца пропускал свет через два эркерных окна и несколько маленьких, но его было значительно меньше, чем в залитом солнцем саду, что заставило Ричарда подождать минуту, чтобы приучить глаза к тусклому помещению. Здесь присутствовал Уилл Гастингс, улыбнувшийся при виде юноши, также, как и Джон Говард.

Зять Ричарда, герцог Саффолк, кивнул с другого конца зала с незаметным удовольствием. Ричард не был хорошо знаком с Саффолком, ланкастерцем, женившимся много лет назад на его сестре Элизе, дабы расположить к себе Йорков. Он показал себя более послушным, чем другой зять, изгнанный герцог Эксетер, но молодой человек почему-то сомневался в его искренней привязанности к своей семье.

У ближайшего к Ричарду окна стоял стройный юноша с гладкими светлыми волосами и скрытными бесцветными глазами. В нем молодой человек узнал Генри Перси, двадцатитрехлетнего заядлого ланкастерского лорда, так внезапно вернувшего прежнее семейное графство. Ричард обменялся с Перси вежливыми приветствиями и двинулся через зал к брату, резко остановившись сразу после нескольких размашистых шагов, натолкнувшись взглядом на человека, находящегося у кресла Эдварда.

Он был среднего роста и коренастого телосложения в свои тридцать с хвостом лет. Широкий в плечах бархатный камзол, шелковые лосины, инкрустированные драгоценными камнями кольца - все соперничало за право объявить владельца состоятельным человеком. Вычурность одеяния затмевалась исключительно изяществом подстриженных усов и заостренной бородки, заботливо ухоженных и представляющих вызов современной моде, что Ричард счел жеманностью. Далее терпимость мыслей о Томасе, лорде Стенли, которой можно было бы поделиться, у юного герцога Глостера не простиралась. Совсем.

В минувшие полгода, как только Эдвард стал возлагать на Ричарда постоянно возрастающие обязанности, юноша был вынужден выносить больше, чем разделение неприятных моментов, моментов личных сомнений и внутренней неуверенности. Это могло восприниматься как спокойно, так и весело, - наблюдение за другими людьми, ожидающими от него руководства, тогда как Ричард прекрасно отдавал себе отчет, для собственного же успокоения, в своем возрасте и в своей неопытности. Но ни одно из этих мгновений не было настолько тяжелым, как напряженная встреча со Стенли две недели тому назад на дороге между Шрусбери и Херефордом.

Оба войска оказались застигнуты врасплох, и Ричард внезапно встал лицом к лицу с необходимостью принимать сиюминутное решение, которое способно было привести к немедленным вооруженным последствиям для него и к долгосрочным политическим результатам для его брата. Он знал Стенли и считал того самым ненадежным человеком во всей Англии. Ричард не обладал уверенностью в вопросе о причине движения Стенли в Манчестер с хорошо экипированной армией, но такая ситуация была ему не по душе, абсолютно не по душе. Инстинкт, подозрение и родство Стенли с Уорвиком, - все сплелось в мозгу юноши, и, с ледяной уверенностью, звучащей удивительно убедительно, даже для него самого, Ричард потребовал, чтобы Стенли освободил дорогу. В любом случае, Стенли он убедил. Последний уступил, неохотно и с отговорками, но, тем не менее, уступил.

Сейчас вид Стенли вновь стремительно взвихрил воспоминания Ричарда, и, даже подходя преклонить колени перед братом, молодой человек не спускал глаз с вельможи. В то же время он понял, что хотел бы успеть вымыться и переодеться. Ричард чувствовал себя неопрятным, не умеющим скрыть свою настороженность, опасающимся и отважным одновременно.

'Милорд Глостер', произнес Эдвард, улыбнувшись ему, когда Ричард прикоснулся губами к мерцающему коронационному кольцу.

'Нет нужды объяснять, как я рад видеть тебя невредимо вернувшимся из Уэльса. Однако, милорд Стенли собирается огласить жалобу в твой адрес. Он утверждает, ты действовал беззаконным и несправедливым образом на дороге между Шрусбери и Херефордом две недели назад. Милорд Стенли заявляет', здесь Эдвард бросил взгляд в сторону Стенли для подтверждения, 'что ты препятствовал его мирному использованию королевской дороги и оскорбил его, ко всему прочему. Я верно излагаю проблему, милорд Стенли?'

Стенли зловеще смотрел на Ричарда: 'Совершенно правильно, Ваша Милость'.

Ричард открыл рот, но затем упрямо сжал губы. Он ощущал пустоту в желудке, неприятно раздувающееся подозрение, что впутал Неда в липкую политическую ситуацию, и все из-за того, что оказался слишком порывистым, слишком скорым на действия. Но нет... нет, он не был таким! Подозрение, висевшее над Стенли, доказало свою верность, Ричард убедился в этом. Будь он проклят, если скажет, что-то другое, даже Неду. Но в голосе брата присутствовало нечто загадочное, словно слабый намек на ....гнев? Разочарование? Ричард не был уверен, чувство не поддавалось определению, но он безошибочно его ощущал.

Во взгляде Эдварда на него сквозило ожидание, надежда на ответ. Как и у всех остальных. Ричард ясно видел. Также он заметил, испытав при этом небольшое потрясение, что только на одном лице, на лице Джона Говарда, выражалось сочувствие к его положению. Гастингс развлекался, Саффолк проявлял слабую заинтересованность, Перси - благоразумную нейтральность. Однако Ричард знал, ни один из них не любил Стенли. Странно, ни разу до сегодняшнего дня молодой человек не осознавал, - он тоже мог представлять собой мишень их зависти, все эти люди возмущались его действиями только потому, что он приходился братом Неду, других причин у них не существовало. О таком повороте следовало основательно поразмыслить, но сейчас Ричард собрался и по-военному произнес: 'Мой сеньор?'

'Ты не желаешь ответить на обвинения лорда Стенли?'

Ричард снова взглянул на Стенли и, решив, что гнев будет полезным костылем его дрогнувшей уверенности, произнес совершенно ровно: 'Лорд Стенли пренебрег совершением всего одного заявления, но того, которое должно нанести ему окончательное поражение. Не произойди нашей встречи на дороге между Херефордом и Шрусбери, он мог бы легко проследовать в Манчестер, - объединить силы с графом Уорвиком'.

'У вас нет доказательств этого, лорд Глостер. Я официально отрицаю обвинение, тем более, что оснований для него у вас нет. Сами знаете, что нет!' Обернувшись к Эдварду, Стенли резко произнес: 'Ваша Милость, я глубоко оскорблен такой тенью, брошенной на мою верность!'

'Мне следовало этого ожидать, милорд'. В голосе Эдварда все еще звучала неуловимая интонация, та самая, которую Ричард не мог вполне обозначить для себя.

'У вас есть подобное доказательство, милорд Глостер?'

'Нет, Ваша Милость', неохотно ответил Ричард, решительно отвернув подробное развитие или объяснение выразительного признания. Но он не сумел удержаться от беглого испытующего взгляда на брата, в котором в небольшой степени, но присутствовал призыв.

'Хорошо, милорды... На мой взгляд, все выглядит как неудачное непонимание. Ваши заверения в преданности, конечно же, очень приятны, лорд Стенли. И я не намерен испытывать веру в меня. Тем не менее, я доверяю мнению своего брата Глостера и не желаю задним числом менять своего доверия. При сложившихся обстоятельствах, считаю, что происшествие должно быть забыто. Смею утверждать, вы оба со мной согласны?'

Эдвард откинулся на спинку кресла, взирая на обоих поверх ободка бокала с вином. Ричард кивнул, почти незаметно. Однако, Стенли громко и с пылом заявил: 'Нет, Ваша Милость, я не согласен! Почему я должен находиться под подозрением из-за мальчишеских фантазий? Не думаю, что Ваше Величество полностью осознает, как оскорбительно для меня его поведение! Он осмелился сказать...'

Эдвард бросил взгляд на Ричарда, прерывая торжественное выступление Стенли задаваемым с откровенным любопытством вопросом: 'Что же точно ты сказал, Дикон?'

Ричард сейчас был больше раздражен, чем не уверен, и небрежное использование братом обращения 'Дикон'рассеяло последнее из его сомнений. Юноша знал, Эдвард собирается поддержать его, по крайней мере, прилюдно. Но он еще не понял, чего ожидать, когда они останутся с глазу на глаз.

'Я сказал ему очистить дорогу. Когда лорд Стенли отказался, я объяснил, что мои люди могут пройти между рядами его войска или же по ним. Выбор за командующим', отчеканил Ричард, позаботившись о четком произнесении каждого слова, после чего Эдвард подавился напитком.

Он задыхался, отплевываясь и начиная кашлять, что заставило обоих - Ричарда и Уилла Гастингса броситься вперед, прежде чем они осознали, что король борется, но не чтобы восстановить дыхание, а чтобы подавить смех. Долго сдерживаться не получилось бы, поэтому Эдварду не оставалось ничего другого, кроме как сдаться, хохоча до тех пор, пока на его глазах не появились веселые слезы, и слишком трясясь от смеха, чтобы можно было говорить.

Стенли стоял очень спокойно, наблюдая за Эдвардом. Лицо вельможи горело, окутавшись в оттенки красного, до этого в природе не замеченные. У него тоже в глазах стояли слезы, слезы ярости, мерцающие словно огарки и сжигающие своим блеском людей, находящихся поблизости. Все они начали ухмыляться, как он заметил: и Гастингс, и Говард, и Саффолк, даже Перси. А Глостер? Глостер следил за Стенли с плохо скрываемым торжеством.

'С позволения Вашей Милости', удалось выдавить ему, протолкнув слова сквозь плотно сжатые зубы.

Веселье Эдварда каким-то образом притихло. Король начал привставать, с улыбкой говоря: 'Ты слишком тонкокож, Том. Мы знаем друг друга довольно, чтобы не обращать внимания на случайное пренебрежение хорошими манерами, не так ли?'

Стенли пристально взглянул на него. Он был захвачен врасплох волной неприязни, поддерживающей зародившийся гнев, холодный, расчетливый и презрительный. Стенли никогда не жаловал Эдварда Йорка, но никогда до этого не видел молодого человека так ясно и критически, как сейчас. Как похоже происходящее на Йорка, горько подумалось ему. Эдвард столь самоуверен, что никто не в силах сопротивляться его обаянию, стоит лишь парню улыбнуться или пошутить. Король так чертовски самодоволен, что, кажется, не существует греха, который бы ему не простили.

Стенли и не подозревал, как хорошо пролетающие в мозгу мысли отражаются на его лице, пока не увидел, что улыбка Эдварда изменила свой характер, значительно заледенев.

'Раз вы подумали об этом, лорд Стенли, не сомневаюсь, вы согласитесь со мной, что случившийся инцидент лучше всего полностью предать забвению'. Эдвард протянул руку, чтобы полностью подчеркнуть подчинение Стенли, произнеся холодным ироничным голосом: 'Предполагаю, вы знаете, что я отдаю вам должное, милорд. Надеюсь, вы хорошо понимаете, как ценны для меня ваша поддержка и верность'.

Добрые намерения Ричарда резко перешли на путь принятия большей частью именно таких решений. Он упорно пытался быть милостивым победителем и открыто не злорадствовать. Но при этом юноша не сумел справиться с собой и громко расхохотался. Эдвард выстрелил в него взглядом и, как только глаза братьев встретились, тоже рассмеялся. Хохот следовал по пятам удаляющегося из помещения Стенли. Казалось, он слышал отзвуки, даже выйдя в тепло залитого солнцем монастырского сада.

Томас Парр был трудолюбивым и толковым человеком, к тому моменту, как Ричард заходил в комнату, для его ванны уже согрели воду. Томас также послал в кладовую за вином, обрадовавшись своей предусмотрительности, при виде остановившегося у него юного лорда в компании лорда Гастингса и Его Милости, короля.

'Нед, я знаю, что был прав в отношении Стенли. Я никогда и не думал иначе'.

Голос Ричарда был приглушен, исходя из складок его камзола. Он решил не тратить времени на пуговицы, нетерпеливо стянув одежду через голову с некоторой помощью Томаса. Снова задышав легко, молодой человек подытожил:

"Он намеревался присоединиться к Уорвику и Джорджу в Манчестере. Точно знаю, - он это бы и сделал".

"Не сомневаюсь, Дикон", самодовольно согласился Эдвард. Он расположился на кровати и вытянул руку к кубку с вином, который для него уже держал Томас.

"В жизни мало постоянства, братишка, но прими мои слова за чистую монету, ты никогда не ошибешься, заподозрив Стенли".

Ричард присоединился к хохоту Эдварда, также как и Уилл. Спустя мгновение монарх несколько протрезвел, произнеся с ухмылкой: "Ты оказал мне услугу, Дикон, которую я не скоро забуду. Правда должен заметить, парень, тебе отчаянно не достает такта".

Уилл издал недоверчивый возглас. "Такта? Святая Богородица Мария!"

Он стоял, взирая на Эдварда, со свободой давнего знакомца, возразив через какое-то время: "Вот редкая шутка, рожденная благодаря тебе, Нед. Скорее я усомнюсь, что Стенли ожидал, что ты примешь его жалобу всерьез, так тяжело ей было поверить моментами, а он ведь не полный дурак. И больше всего сомнений вызывает его приход к тебе спасать лицо, вряд ли можно было предположить, что ты рассмеешься ему в лицо почти до состояния развязывания пупка".

"Случившееся не относилось к моим дипломатическим приемам, не так ли?" - уступил Эдвард, совершенно не раскаиваясь. "Но, Иисусе, Уилл, этот человек такой осел!"

"Тебе нет нужды мне объяснять!" - скорчил мину Уилл. "Мы родственники с ним, не забывай, оба женаты на сестрах Невилл".

"Господи, услышь мои молитвы, хватит уже с Уорвика сестер! У него и так чересчур много зятьев, на мой вкус. Наш друг завлек в свои сети также и графа Оксфорда".

Ричард кинул рубашку Томасу, в удивлении уставившись на Эдварда. "Оксфорд? Он же ланкастерец, разве нет?"

"Более или менее. В прошлом году женился на сестре Уорвика Мадж и с того дня, кажется, уделяет графу слишком много внимания. Ему несколько не хватает присутствия духа, тем не менее. Смылся, как только услышал, что я достиг Лост-Кот-Филд, бросившись на побережье и сев на корабль, отплывающий во Францию".

Эдвард осушил бокал и поставил его на пол.

"Любопытно, сильно ли обрадуется Христианнейший король Франции, когда перед ним возникнут союзники Невиллы, за голову каждого из которых назначена цена, но с пустыми кошельками, как один", кисло проронил он, давая знак Томасу вновь наполнить кубок.

Ричарду пришлось бы по душе зрелище пришедшего в замешательство французского короля и впавшей в такой хаос французской внешней политики, но, Господи Иисусе, какой ценой! Он не мог вообразить Уорвика и Джорджа обнищавшими изгнанниками при французском дворе. А если они не ускользнут, если попадут в руки Неда... что тогда? Ричард предпочитал не думать об этом.

Ванна источала аромат лаврового листа и майорана, благоухая мятой и приятно согревая. Ричард сильно истосковался по подобной роскоши, поэтому довольно погрузился в деревянную кадку, оставив голову на сложенных полотенцах, помещенных под его шеей. Какое-то время в комнате царила тишина. Уилл Гастингс отбыл, а слуги, наливавшие воду под наблюдением Томаса, были настолько скованы благоговейным страхом, вызванным королевским присутствием, что не осмеливались переговариваться друг с другом иначе, как шепотом.

"Нед, я встретил Джонни, когда только въехал в монастырь. Он сказал, ты вернул Нортумберланд Перси".

Ричард не привык интересоваться мнением брата, в действительности, он прежде никогда этого не делал. Юноша поколебался, а потом просто спросил: "Почему, Нед?"

"Здесь нет секрета, Дикон. Ты же знаешь, в каком затруднении я оказался на севере. Семья Перси уже давно имеет там определенный вес. Это популярный ход, он многое принесет для облегчения местных обид. Нет ничего оскорбительного в демонстрации людям своей способности откликаться на их жалобы... при условии, что ты не делаешь из нее привычки".

"Я знаю, Перси пользуются мощной поддержкой в Йоркшире", согласился Ричард. "Но..." Он не был уверен в том, что собирался сказать, однако, снова почувствовал, что колеблется.

"Дикон, ты знаешь, что в этот четверг исполнилось девять лет со дня моей победы при Таутоне? Девять лет и до сегодняшнего дня я вынужден тратить силы на подавление ланкастерских восстаний. Уверяю тебя, я могу подумать о лучших способах проведения следующих девяти лет, братишка. Нет, если возвращенный титул может умиротворить семью Перси, это разумная цена, чтобы ее заплатить. Я нуждаюсь в них ради сохранения спокойствия на севере в собственных целях... и это, Дикон, и есть ответ на твой вопрос".

"Но... но разве Джонни не тот человек, которому и следует заплатить таким образом?"

"Он так сказал?" Эдвард тут же выпрямился, удивленно задавая свой вопрос. Ричард впервые подумал, что верность Джонни и верность Неду может и не быть единым явлением.

"Нет, конечно же, нет", быстро ответил он. "Я озвучил свою мысль, совсем не его".

"Думаю, едва ли я плохо обошелся с Джонни, Дикон", медленно произнес Эдвард. "Я не только сделал его маркизом Монтегю, но и даровал ему большое количество имений, когда-то принадлежавших графу Девону. Более того, как тебе известно, я назначил его сына герцогом Бедфордом и согласился помолвить мальчика со своей Бесс. Такой шаг может превратить сына Джонни однажды в короля Англии. Неужели графство Нортумберленд является слишком большой ценой, чтобы отплатить за вышеперечисленное? Я не считаю так, Дикон".

Ричард был склонен согласиться. Помолвка его маленькой племянницы и мальчиком Джонни, состоявшаяся как раз накануне его отъезда из Лондона в Уэльс, была, на самом деле, впечатляющим доказательством королевской милости. У Эдварда росло трое дочерей и, в случае его смерти в отсутствии сына, корона перейдет к Бесс и наследнику Джона скорее, чем к Джорджу.

'С позиции твоих слов, Нед, случившееся имеет определенный смысл', уступил Ричард. Но он опустил глаза в колышущиеся воды в кадке, и не собственное отражение вернуло взгляд, а лицо кузена, такое, каким юноша видел его в последний раз в монастырском дворе, напряженное, сдержанное, вытянутое и несчастное.

'Джонни ничего не говорил мне об этом, Нед', произнес он, подбирая слова с нехарактерной для себя внимательностью. 'Я говорил от своего имени, не от имени Джонни. Все по причине... по причине его изможденного заботами вида этим вечером, словно у человека, получившего вдобавок к остальным смертельную рану'.

'Я не удивлен, Дикон', ответил Эдвард, и его голос стал вялым. 'Знаешь, я велел утром арестовать архиепископа Йоркского'.

Ричард кивнул. 'Бедный Джонни', тихо вырвалось у него. Молодому человеку стоило только вернуться мыслями к Джорджу, чтобы очень хорошо понять, что сейчас чувствует Джонни. Внезапно ему стало холодно, но даже в голову не пришло обратить внимание на остывшую воду в бадье. Ричард не побеспокоился приказать подлить горячей, почему-то это не показалось ему стоящим усилия. Вместо этого юноша дал знак подать себе полотенце.

'Нед, у тебя есть хоть какие-то новости о местонахождении жены Уорвика и его дочерей? Они все еще в замке Уорвик?'

'Понятия не имею. Ходили слухи, что Изабеллу видели в Эксетере в прошедшие две недели, но насколько это правда...' Эдвард пожал плечами.

Впервые Ричард подумал, что, если Уорвик и Джордж покинули Англию, это могло означать, что они взяли с собой жен. И Анну. Тревожность мысли вынудила найти причины ее отвергнуть почти сразу же и недоверчиво мотнуть головой.

'Конечно, они не решили взять во Францию женщин? Господи, Нед, ребенок Беллы должен появиться на свет в нынешнем месяце!'

Эдвард не ответил. Но Ричард не удивился. Что здесь можно было ответить?

Новость медленно докатилась до севера, и на дворе стоял поздний майский вечер, когда несколько недель спустя Френсис взялся за перо и обдуманно сделал следующую запись в своем дневнике:

Написано в Миддлхэме, в день накануне Вознесения в лето Господне 1470-е, на 10-й год правления короля Эдварда.

Граф Уорвик достиг Эксетера на побережье Девоншира 10 апреля и сел на корабль, в тот же день отправляющийся во Францию. После опасного пересечения канала он был выгнан из Кале своим прежним союзником, лордом Венлоком. Затем граф в поисках убежища двинулся в Онфлер в Нормандии, где его тепло принял французский король. На текущий момент больше известий нет, ни о местонахождении, ни о планах графа. Что я знаю точно, мой господин Уорвик не относится к числу людей, готовых смиренно принять жребий изгнанника.