Миддлхэм, апрель 1483 года
Анна проснулась ровно накануне рассвета, проведя ночь в тревожных снах. Наступил день, который она с ужасом ожидала, день отъезда Ричарда в Йорк, а затем - в Лондон. Герцогиня лежала очень тихо, плотно сжав веки. Дважды за одиннадцать лет их брака она видела, как муж отбывает на войну, но никогда не волновалась за него так, как сейчас, когда он приготовился выехать на юг, чтобы предъявить права на опеку над юным королем.
Молодая женщина с жалостью подумала о мальчике. Ребенок еще слишком зелен для переброшенных на него обязанностей. Если бы только он был лучше знаком с Ричардом и не находился под столь сильным влиянием Энтони Вудвилла. Если бы только Анна могла поверить, что все будет хорошо, и Елизавета не попытается обойти последнюю волю Неда. Помимо прочего, она хотела бы не так досконально знать историю семьи мужа, стремясь забыть о жребии Томаса Вудстока и его сына - Хамфри. Как и Ричард, Томас приходился дядей маленькому королю, но, при достижении племянником совершеннолетия, тот приказал задержать и казнить Томаса. Судьба Хамфри оказалась не намного счастливее, его назначили опекуном юного Гарри Ланкастера, но выяснилось, что он не достаточно силен для удерживания этого поста. Как и отца, Хамфри схватили и казнили, не прошло и 24 часов. Никакое увещевание не сумело бы подарить Анне спокойствие. Что разбудило в ней такой суеверный страх, так это то, что оба мужчины носили титул, принадлежащий сейчас Ричарду, - герцога Глостера.
Глубже зарывшись в призрачную безопасность перьевого одеяла и стараясь не толкнуть Ричарда, Анна неудобно подвинулась. Пусть поспит еще немного. Это был довольно скромный отдых, который он мог получить за последние четыре дня. Скромный отдых и полное отсутствие времени для горя.
После присутствия на заупокойной службе по Эдварду в замковой часовне Ричард снова выехал на Белом Суррее на болота. Возвратившись бледным и потрясенным несколькими часами позже, он уселся и написал Энтони Вудвиллу в Ладлоу, выражая соболезнования юному племяннику и надежду на возможность встречи где-нибудь в пути, чтобы вместе вступить в Лондон. Затем Ричард набросал натянутое сочувственное послание Елизавете и тщательно выверенное обращение к Совету, где обещал быть таким же верным по отношению к сыну Эдварда, каким являлся для его отца. Тем не менее, герцог ясно дал понять, что, в соответствии с обычаем и собственной волей покойного короля, собирается принять полномочия опекунства над племянником. По окончании Ричард попросил Анну прочесть письма, и она заверила мужа в правильном выборе тона, который обязательно вызовет благосклонное отношение Совета. Никто из супругов не упомянул беспокоящую обоих загадку, - если Совет намеревался оставаться верным воле Неда, почему герцог до сих пор не получил от него документа об официальном признании?
Три дня спустя этот вопрос все же пришлось поставить. Известий от Елизаветы так и не поступало, как и от Королевского Личного Совета. Но в субботу, в середине дня, по подъемному мосту во внутренний замковый двор промчался второй посланец Уилла Гастингса. Если раньше он только намекал на смутные опасности, то сейчас уже отчетливо называл имена. Королева и ее семья хотят избавиться от опеки. Они сумели уломать Томаса Ротерхэма, канцлера Неда. Стенли заметно колеблется. Гастингсу нет необходимости рассказывать Ричарду, что случится, если заговорщики беспрепятственно возьмут власть над незрелым королем. Герцогу надо спешить в Лондон так быстро, как он только может, и лучшее из того, что он сейчас должен сделать - взять с собой внушительное сопровождение.
Анна начала дрожать и, потянув на себя одеяла, бросила взгляд в сторону Ричарда, стараясь не потревожить его своими действиями. Кровать была пуста, - она осталась одна. Не прошло и нескольких секунд, - герцогиня завязывала пояс халата и наклонялась, разыскивая у подножия ложа туфли.
Небо над главной башней окрасилось в бледный жемчужно-серый оттенок, замковые башенки погрузились в рассветный туман, должный вскоре сгореть с первыми лучами поднимающегося солнца. Несколько заспанных слуг уже находились на ногах, перемещаясь по залам и удивленно моргая при виде распущенных волос и мягкого голубого халата Анны. Она обнаружила часовню опустевшей, но все еще благоухающей от зажженных в память Эдварда свечей. В большом зале герцогиня встретила испуганную горничную, и девушка в ответ на настойчивое расспрашивание госпожи указала в сторону угловой лестницы.
С зубчатых стен открывался чудесный вид, демонстрирующий простор раскинутой у подножия долины и далекое серебристое свечение реки Кавер. В мае холмы покроются вереском, в октябре - золотом папоротника. Даже зимой в Венслидейле царит поразительное великолепие, но именно сейчас, может статься, здесь стоит прекраснейшее время года, когда нежно зеленое море разливаются так далеко, как только способен достать взгляд.
На минуту Анна остановилась на пороге - восстановить дыхание и незамеченной посмотреть на Ричарда. Суровость траурного одеяния совсем ему не шла. Оказавшееся посреди мрачной серости камзола из камвольной материи и иссиня черной гривы волос, его лицо выглядело потерянным, измученным и абсолютно лишившимся цвета. Он еще не заметил Анну, взирая на долину, словно пытаясь запечатлеть ее в памяти, удержать в голове, как по склонам наперегонки мчатся тени с солнечными зайчиками, наполняя луга светом.
'Ричард'.
Он тут же обернулся. 'Анна? Анна, что-то случилось?'
Герцогиня покачала головой и оказалась в объятиях мужа. 'Ничего, любимый, ничего. Меня...меня просто испугало то, что я могу проснуться и узнать, что ты уехал'.
'Разумеется, ты не подумала, что я уеду, не попрощавшись с тобой?'
'Я подумала, ты можешь решить, что будет добрым жестом пощадить меня, что...'
'Это не будет добрым жестом, любимая', - произнес Ричард, и Анна почувствовала прикосновение его губ к своим волосам. 'Я не мог заснуть и поднялся сюда - посмотреть на рассвет'.
'Ты все еще намерен действовать вопреки совету Уилла? Любимый, пересмотри свои взгляды. Возьми с собой достаточно людей, чтобы обеспечить безопасность, дать...'
Ричард покачал головой. 'Анна, я не могу. Взять на юг армию то же, что бросить факел в стог сена. Представить нельзя поступка более вызывающего и более способного вызвать подозрения в мой адрес. Мы все находимся на краю обрыва. Кажется, что мальчик-король неизбежно послужит громоотводом, который притянет на себя катастрофу. Признаюсь тебе, Анна, одна мысль о регентстве Вудвиллов заставляет меня холодеть до костей! Мы вполне способны столкнуться из-за ребенка с гражданской войной, что сделает вражду между отцом и Маргаритой Анжуйской похожей на пустяшную ссору'.
'Но разве это не весомая причина прислушаться к Уиллу и взять с собой внушительную силу?'
'Анна, я совсем не стремлюсь к мученическому венцу и не помышляю идти безоружным в пещеру ко льву. Если бы существовала надежда таким образом утихомирить столицу и облегчить людские сердца, я привел бы с собой почти весь Йоркшир. Однако этого не будет, и армия не обеспечит ни моей безопасности, ни равновесия в государстве. Я не должен рисковать, ставки слишком высоки'.
'Ричард...' слова сами по себе сорвались с ее губ, и останавливать их оказалось поздно. 'Ричард, что сейчас случится? Чего нам ждать?'
Оторвав голову от его груди, Анна увидела на лице мужа борьбу между желанием успокоить и отторжением лжи. 'Не знаю', - ответил он, в конце концов. 'Анна, я хотел бы сказать тебе другое, но не могу. Просто не знаю'.
Прежде чем покинуть Йорк Ричард проследил, дабы о душе его брата в Соборе Святого Петра отслужили заупокойную мессу. Также он проконтролировал публичную присягу в верности племяннику со стороны северных аристократов и торговых воротил, все это время стараясь поверить в смерть Неда и приход в свой мир опасности, горя, страха и ожесточенного возмущения, слившихся в его голове, словно они неразрывны и неотличимы друг от друга.
Еще находясь в Йорке, Ричард получил письмо поддержки с неожиданной стороны, - от своего кузена Гарри Стаффорда, герцога Бекингема. Тот предлагал, как присоединиться к Глостеру в поездке на юг, так и предоставить в его распоряжение тысячу человек. Недолго думая, Ричард отправил благодарный ответ. Он действительно был бы рад обществу кузена. К нему только что прибыл посланник от Энтони Вудвилла, объяснил герцог Бекингему в ответ на первое предложение о встрече. Энтони предложил свидание в городке Нортгемптон, что оказалось бы приемлемым для Бекингема, дабы он также там к ним присоединился. Тем не менее, Ричард с сожалением отклонял другое предложение кузена. Он собирался ограничить свое сопровождение несколькими сотнями спутников и просил герцога поступить подобным же образом.
Впервые более, чем за неделю, Ричард осмелился позволить себе надеяться на обнаружение безопасного пути сквозь внезапно возникшую вокруг него трясину. Предложение поддержки Бекингема обнадеживало. Но еще сильнее воодушевляло сердечное сотрудничество Энтони Вудвилла. Это странно оттеняло продолжающееся молчание Елизаветы. Неужели признаки смирения семейства Вудвиллов с действительностью его опеки только соломинка, подхваченная ветром?
Проведя в Йорке два дня, Ричард в сопровождении северных рыцарей и мелкопоместных дворян начал неторопливо продвигаться на юг. С ним ехали лорд Скроуп, Грейсток, Фитц-Хью и несколько друзей детства. Остановливаясь в Понтефракте и Ноттингеме, они достигли Нортгемптона во вторник вечером 29 апреля, чтобы сразу узнать, - юный монарх миновал город буквально несколько часов назад. Вскоре после этого Энтони Вудвилл с немногочисленной свитой повернул обратно. Его сиятельный племянник помчался к городку Стони Стратфорд, объяснил он, опасаясь, что в Нортгемптоне не найдется достаточно жилья для размещения людей из сопровождения принца и Ричарда.
Герцог стоял у окна, наблюдая, как слуги Энтони Вудвилла вдоль рыночной площади освещают дорогу своему господину по направлению к ожидающему его постоялому двору. Он смотрел, пока свет фонаря не угас в темноте, но потом обернулся к стоящим рядом людям.
'Ну и?' - сухо поинтересовался Ричард. 'Что думаете об этом спектакле?'
Лица окружения служили точными зеркальными отражениями собственного скептического отношения Ричарда. Джону Скроупу осталось облечь его в слова, с солдатской резкостью заявив: 'Они нас полными идиотами считают? Гнев Господень, созывать парламент здесь, в Нортгемптоне? Да тут полно постоялых дворов со свободными комнатами для размещения и наших людей и королевской свиты. Нет, этот пес охотиться не станет. И ничего из этого не получится'.
'Я подумал', - согласился Ричард, - 'что Стони Стратфорд на четырнадцать миль ближе к Лондону'.
'Считаешь, Дикон, они собираются выслать парня вперед, не дожидаясь тебя?'
'Не знаю, Френсис. Но это объясняет, почему не произошло остановки здесь, в Нортгемптоне, - шаг тонкий, словно паутина. Но я удивлен, правда, удивлен'.
Ричард вернулся назад к окну. Внизу царили тишина, мрак и обманчивое спокойствие. Невольно вспомнился городок Олни, лежащий менее, чем в десяти милях на восток. Тот самый Олни, в которым Нед был вынужден сдаться кузену Невиллу. Воспоминание относилось к числу тех, что вряд ли когда-нибудь поблекнут, - Ричард до сих пор видел себя шестнадцатилетним юношей, одиноко стоящим на залитой солнцем улице и изумляющимся, как все, что могло казаться обыденным, в мгновение ока завершилось. Сегодня вечером он чувствовал нечто очень близкое к тогдашним впечатлениям.
За спиной Ричард услышал, как Джон Скроуп сердито сказал: 'Надеюсь на Господа, что вы не ошиблись, Дикон, сохранив нашу численность столь скромной'.
Был ли Скроуп прав? Не заблуждался ли он, внимая голосу осторожности? Если так, то помоги им всем Бог, не та это ошибка, которую человек должен совершать дважды.
Если бы только Ричарду оказалось известно происходящее в Лондоне! Если бы только он знал, кому мог доверять...Разумеется, Уиллу Гастингсу. Ричард уже не так сильно, как раньше любил Уилла. Слишком часто приходилось наблюдать его в стельку пьяным и задумываться, что он тоже внес свой весомый вклад в доведении Неда до столь ранней кончины, такой, которой никогда бы иначе не случилось. Нет, Уилл не на славу служил Неду, как бы сильно его не любил. Однако, Гастингс продолжал оставаться человеком, достойным доверия, в этом Ричард ни на секунду не сомневался.
Джека Говарда также можно занести в число достойных доверия лиц. Он никогда, пока продолжает дышать, не позволит управлению государством попасть в руки Вудвиллов. Саффолк, муж сестры Ричарда, Элизы? Не так уверен. Саффолк Вудвиллов не любит, но он человек простой и легко просчитываемый, который не станет рисковать своей шеей ради кого-то или чего-то. Хвала Господу, старший сын Элизы, Джек, граф Линкольн, скроен из более тонкой материи. Джек хороший парень, и на него вполне надежно положиться в открытом противостоянии с семейкой королевы. Тем не менее, ему еще только двадцать, что означает отсутствие голоса в Совете.
Остальные? Том Стенли и его служащий себе братец? Чертовски не похоже. Как их однажды припечатал Нед?.. 'Никогда не ошибешься, подозревая Стенли!' Эссекс смертельно болен. Бекингем уже продемонстрировал, кому отдал свою верность, ожидая тут же, в Нортгемптоне, меньше чем в часе пути от Ричарда. Нортумберленд? Сложный вопрос. Нортумберленд отпросился от поездки на восток, объяснив, что по его расчетам, разумнее остаться на границе, убедиться, как бы шотландцы не попытались воспользоваться английскими волнениями. Здравый смысл предложения отрицать не приходится. Однако...однако, Ричард не забыл, как Нортумберленд заперся в личных владениях весной 1471 года, не обозначая позиции, пока не уверился - он находится на стороне победителя.
И потом были еще Вудвиллы. Два сына Елизаветы от Грея и четверо ее братьев. Это говорит о решающем голосе в Совете духовенства. Ричард не сомневался в архиепископе Кентерберийском или в Джоне Расселе, епископе Линкольна. Они славные люди, которые станут действовать только в интересах его племянника. Канцлер Неда, Ротерхэм? Благонамеренный, но слабый и легко подверженный влиянию человек. Эдвард Стори, епископ Чичистера - сложно ответить, но совсем не успокаивает воспоминание о прежнем пребывании святого отца на должности исповедника Елизаветы. Остается Джон Мортон, епископ Эли. Джон Мортон, однажды надеявшийся стать канцлером при Маргарите Анжуйской. Слишком умен, чтобы действовать в двух направлениях.
'Дикон?' На пороге стоял Роб Перси. 'Только что приехал герцог Бекингем'.
Бекингема окружили - запеченная куропатка в охлажденной подливке из трав, свиная отбивная и щучья икра, яблочные оладьи и миндальные пряники. Он махнул слуге рукой, чтобы тот начинал класть еду на поднос, заметив Ричарду: 'Мы вполне свободны откровенно говорить в присутствии Гилберта, он немой с рождения. Надеюсь, вы не против беседы во время моей трапезы. Я с рассвета в пути и чудовищно проголодался!'
У локтя Бекингема стоял кубок с приправленным специями гипокрасом (сладким вином со специями - Е. Г.). Он сделал глубокий глоток и произнес: 'Поведайте мне, кузен, как много вам известно о происходящем в Лондоне?'
'Чертовски мало', согласился Ричард. 'Надеюсь, у вас есть возможность рассказать мне, Гарри'.
'Да, у меня есть такая возможность. Но вряд ли вам придется по вкусу хотя бы одно из моих известий'. Бекингем вытер губы салфеткой, оглянувшись на напряженные ожидающие лица.
'Ваш брат был похоронен в Виндзоре в прошлое воскресенье со всеми положенными столь великому монарху церемониями. Госпожа королева не сочла должным подождать, оставшись в Вестминстере. Полагаю, вы можете догадаться почему, и, говоря по правде, она упустила мало из имеющегося в запасе драгоценного времени. Первое, что они предприняли - убедили Совет в необходимости снаряжения флота. Ради разбирательства с французскими пиратами, как объяснили Вудвиллы! Кого решили поставить во главе флота? Уверен, вы не удивитесь, что речь повели о брате королевы, Эдварде Вудвилле.
Томас Грей также не остался без дела. С марта он исполнял обязанности заместителя констебля Тауэра, и сейчас этот пост хорошо ему послужил. Грей завладел казной вашего брата, наполовину разделив ее с Эдвардом Вудвиллом, и распределив остаток между собой и королевой'.
На лице Ричарда не проявилось никакого выражения. 'Продолжайте', - сжато попросил он.
'Далее они в присутствии Ее Величества встретились с Советом, словно в глазах мира она уже является регентшей, объявив, что считают целесообразным сопровождение юного Эдварда из Ладлоу в Лондон внушительным вооруженным отрядом'.
У Ричарда перехватило дыхание. 'Насколько внушительным, Гарри?'
'Не таким, как они бы желали, за что вам следует поблагодарить Уилла Гастингса. Он пригрозил удалиться в крепость Кале, если свиту мальчика не ограничат двумя сотнями. Совет с ним в этом согласился, мне кажется, из-за потрясения от высказанной угрозы. Кроме того, мысль об идущей на Лондон армии Вудвиллей подтолкнула даже самых бесхребетных к демонстрации характера. Ее Величество сдалась под общим давлением, одобрив сопровождение из двухсот человек'. Бекингем помолчал.
'Не знаю, хочется ли мне спрашивать', - добавил он, криво усмехаясь, 'сколько людей вы с собой ведете, кузен?'
Ричард промолчал. Вместо него ответил Джон Скроуп. 'Пятьсот человек, если удастся насчитать'.
Бекингем скорчил мину. 'Даже с приведенными мною тремя сотнями, не поручусь, что рад подобному неравенству!'
Накрывшую стол тишину, в конце концов, разорвал Френсис. 'Вы исключительно хорошо осведомлены, мой господин Бекингем'.
'Иного состояния я не могу себе позволить'. Обернув к Ричарду орехового оттенка глаза, Бекингем тихо произнес: 'Как и вы, кузен. Я вам не все сказал. Гастингс сделал содержание вашего письма доступным для народа. На население оно произвело громадное впечатление, поэтому в Лондоне повсеместно было получено согласие на возглавление вами правительства. Тем не менее, королева и ее родственники сейчас контролируют абсолютное большинство членов Совета. Они возражают, что правление следует осуществлять через все регентское собрание, не доверяясь рукам одного человека'. Герцог поставил кубок с внезапным глухим стуком.
'Сожалею, что должен сообщить вам о триумфе королевы, кузен. Совет проголосовал за пренебрежение и обычаем, и последними желаниями вашего брата. Также было получено одобрение требования Ее Величества о незамедлительном короновании мальчика. Церемония назначена на это воскресенье, и если вы к этому сроку не доберетесь до Лондона...ну, значит, тем лучше. Конечно, допуская, что вы вообще до него доберетесь!'
Отодвинувшись от стола, Ричард резко встал. Идиот! Глупый, глупый идиот! Ему следовало знать, следовало ожидать. В этой женщине нет ни чести, ни толики порядочности или искренности. Чем она будет дорожить, если разорвет страну на клочки? Если она победит, если приберет правительство к своим рукам до достижения сыном совершеннолетия, то лишь Господу под силу спасти Англию. По сравнению с ней Маргарита Анжуйская кажется поистине святой.
Потрясение быстро уступило место ярости. Мозг вдруг совершенно очистился и охладел. Если Елизавета этого хотела, так тому и быть. Джордж слепо блуждал в сплетенной Вудвиллами паутине, ухитрившись даже вручить ей нож, который королева всадила ему в спину. Сейчас королеве предстоит решать задачу посложнее. Это Ричард может невестке обещать.
'Дикон?' Голос принадлежал Френсису. 'Дикон, как ты намерен поступить?' 'Думаю',- мрачно ответил Ричард, - 'настало время прислушаться к совету Уилла Гастингса... Обеспечить безопасность племянника и поехать в Лондон'.
У Энтони Вудвилла не получалось заснуть. К 4 часам утра он прекратил бесполезную борьбу, сев в кровати, чтобы почитать. Но мысли никак не концентрировались на тексте.
Черт бы побрал за все Елизавету! Что на нее нашло, отчего сестра решилась устроить это противостояние? В нем не было необходимости. Почему она не была способна понять?
Энтони сразу увидел, - они не в силах позволить себе тиранить дворянство. Их семью слишком ненавидели, чтобы Вудвиллы осмелились посягнуть на единоличное правление, прежде следовало заручиться поддержкой союзников. Когда Эдвард достигнет совершеннолетия, ситуация изменится. Но до этого, Лисбет нужно было повременить со сведением старых счетов, сколь бы отторжения данная необходимость у нее не вызывала.
Он не закрывал глаза на будущие ловушки. Только, по мнению Энтони, самая большая для семьи опасность состояла в союзе двух могущественнейших лиц Англии: Глостера и Гастингса. Самосохранение подсказывало договориться - не с одним, так с другим. Энтони выбрал бы Глостера, чьи претензии основывались как на праве крови, так и на последних желаниях Неда.
Поэтому ему представлялось благоразумным согласиться с предложением Ричарда и с готовностью принять приглашение на свидание в Нортгемптоне. Энтони не строил в отношении герцога воздушных замков. Тот ненавидел Вудвиллов и винил Лисбет за гибель Кларенса. Глостер сделает все от него зависящее, дабы вывести их из состава правительства. Однако Энтони не думал, что Ричард пойдет дальше. Он обладал твердым представлением о добре и зле и не относился к числу людей, которые ради мести ставят на кон все. В любом случае, его влияние будет кратковременным. Эдвард еще юн, но уже со своей точкой зрения на происходящее. Скорее всего, с мальчиком Глостер не сладит. Как в подобных обстоятельствах говорили картезианцы: 'Отправьте к нам ребенка, пока ему не исполнилось семь лет, и он навечно останется нашим'. Ладно, он опекал Эдварда с десяти лет. Но Глостер все равно увидит этот колодец сухим.
Правда, только вчера его племянник Дик Грей выехал из Лондона со срочными приказами от Лисбет. Не при каких обстоятельствах Энтони не дозволялось разрешать Глостеру к ним присоединиться. Он должен был тут же доставить Эдварда в Лондон. От этого зависело все остальное. Энтони уже растратил драгоценное время, настояв на праздновании в Ладлоу дня Святого Джорджа, вместо того, чтобы сразу отправиться в Лондон. Брату не следует снова подводить Ее Величество.
Вспомнив, Энтони в смущенной тревоге покачал головой. Как может женщина одновременно оказаться настолько практичной и настолько отчаянной? Лисбет никак нельзя было посчитать глупой, но почему тогда она так стремилась к катастрофе?
Какому безумному совету она следует? У Энтони не осталось иного выбора, кроме как поддерживать сестру в ее истеричных интригах, но он чувствовал уверенность, что сумел бы немного вразумить Елизавету, если бы находился с ней рядом во время смерти Неда. По сути, Лисбет не оказалось, к кому обратиться. Энтони любил своих братьев - Эдварда и Ричарда, но ни один из них не был чрезмерно одарен разумом. Оба бесстрашные люди, но в случае ливня из вина - выскочат, стараясь поймать его недавно вошедшими в моду итальянскими вилками. Его младший брат, Лайнел, только что возведенный в сан епископа Солсбери, отличался достаточной сообразительностью, но имел опасную склонность к эгоистичной интриге и никогда бы не посоветовал держать себя в руках. Что до племянников - Дик Грей не больше решится противоречить матушке и брату, чем принять церковный обет, а Том...Том всегда страдал от искривленного представления о мире, замечая лишь то, что хотел заметить.
Неудивительно, что с такими доверенными лицами Лисбет запуталась в подобных опаснейших сговорах. Осознает ли она последствия в полной мере? Чем ее напугал Глостер? Энтони хотел бы поверить, что все идет по намеченному ранее плану, что Елизавета не переоценила собственных ресурсов, что-
'Мой господин?' Какое-то время по комнате перемещались слуги, раскладывая его платье. Цирюльник уже стоял наготове с бритвой и нагретыми полотенцами. Один из людей распахнул ставни, именно он позвал Энтони.
'Мой господин, кажется, что-то пошло не так. Думаю, вам лучше подойти и взглянуть'.
Закутавшись в простыню, Энтони присоединился к слуге у окна. В рассеянном свете необычно туманного утра к рыночной площади шли люди - вооруженные и несущие на одежде Узел Стаффорда, герцога Бекингема, и Белого Вепря Глостера. Пока они занимали позицию напротив трактира, Энтони смотрел вниз в изумленном переваривании.
Когда Ричард достиг Стони Стратфорда, наступил рассвет. По причине раннего времени по улице сновали солдаты, нагружавшие норовистых вьючных животных, перекидываясь проклятиями и жалобами. Ясно - он успел, кавалькада племянника как раз собиралась выезжать.
Подобное подтверждение его подозрений мало успокоило Ричарда. Он не мог думать ни о чем ином, как о позволенной им себе тонкой грани ошибки, о ставке всего на неожиданность и личную оценку Дика Грея. Допусти герцог просчет...
'Придержи людей здесь, Гарри', - велел он и пришпорил коня вперед, вниз по Уотлинг Стрит. Ричарда сразу узнавали, - люди спешили разойтись по сторонам, освобождая ему проезд сквозь свои ряды. Их пораженные и изучающие прожигающие взгляды ощущались на спине, когда герцог придерживал узду, останавливаясь напротив занятого племянником постоялого двора.
Эдвард находился перед великолепным сливочного окраса скакуном, уже готовясь подняться в седло. Ричард заметил на его лице удивление, сразу уступившее место неуверенности. Тем не менее, мальчик довольно свободно выступил навстречу, пока герцог спешивался и преклонял перед ним колено.
'Вероятно, Ваша Милость не думали меня увидеть. Разве вы не приказали, дабы я встретил вас здесь нынешним утром?'
Эдвард покачал головой, принимая одновременно смущенный и настороженный вид. 'Мне сообщили лишь, что нам следует отправиться в Лондон с первыми лучами солнца. Мой дядя Энтони с вами?' Он поднял руку, указывая в направлении ожидающих Ричарда сопровождающих. 'Я не вижу...'
'Нет, он отсутствует'. Ричард понизил голос, произнеся только для Эдварда: 'Мне надо с тобой поговорить, Эдвард. Мы можем зайти внутрь?'
В эту минуту на пороге возник Дик Грей, и Ричард имел удовольствие наблюдать, как его лицо полностью утрачивает цвет, приобретая болезненно белый, словно недавно снятое молоко, цвет.
В комнате находились всего пятеро: Эдвард, Ричард, Бекингем, Дик Грей и камергер принца, Томас Вон. Герцог охотнее побеседовал бы с племянником с глазу на глаз, но Дик Грей настоял на своем присутствии, а Ричард не горел желанием устраивать перед мальчиком препирательство.
'Дядя, я...Я не понимаю. Почему тебя не сопровождает дядя Энтони?'
'Эдвард, то, что мне нужно тебе сообщить, принесет боль. Я искренне хотел бы, чтобы случилось иначе, но этого не будет. Известие относится к твоему отцу. Он умер раньше назначенного ему срока, парень. Ему не следовало уходить таким молодым, напротив, он должен был прожить намного дольше...' Ричард остановился, сглотнув. Две недели - не тот отрезок времени, чтобы удалось смириться со смертью Неда, для этого, возможно, не хватит и всей оставшейся жизни.
'Он был обманут, Эдвард, обманут людьми, заботящимися только о том, что они получат от его благоволения и полностью игнорирующими свое участие в выкапывании им себе могилы. Эти же господа относительно собственных владений хотят сыграть с тобой ту же шутку, что уже совершили с твоим отцом и моим братом. Они уже стараются отбросить последние повеления Неда, отказывая мне в опеке, которую он-'
'В опеке?' Эдвард резко обернул голову и взглянул на сводного брата. 'Батюшка назначил дядю Глостера моим опекуном? Дик, это правда?'
'Нет! Это...понимаешь, Эдвард, мы...твоя матушка...чувствует, что будет лучше, если...'
'Ясно...' Выдержка Эдварда для мальчика его лет являлась замечательной, как сын короля, он, прежде всего, усвоил уроки самоконтроля. Но произошедшее имело слишком большое значение и случилось чересчур быстро. Губы паренька начали подрагивать, отчего ему пришлось, оборачиваясь назад к Ричарду, прикусить нижнюю.
'Дядя, я не знал. Но...но ты без сомнения ошибаешься в отношении моего дядя Энтони. Не могу отвечать за остальных, однако, уверен, он никогда не поступит бесчестно...'
Не желая того, Эдвард задел болезненную струну. Для Ричарда время вдруг превратилось в бесконечный текучий поток, сомкнув прошлое с настоящим на давно минувшем октябрьском вечере в Миддлхэме. Он посмотрел на племянника и услышал, как сам произносит те же слова в защиту Неда перед Уорвиком. На какой-то момент герцог обнаружил столь мощное отождествление себя с мальчиком, что сочувствие перекрыло ему горло, сделав речь невозможной. Вместо него ответил Бекингем, резко заявив: 'Они держали свои делишки сокрытыми от глаз Вашей Милости'.
'Не слушай их, Эдвард', внезапно перебил его Дик Грей. 'Ты же мне доверяешь? Доверяешь дяде Энтони?'
Взгляд Эдварда метнулся к Грею, а потом опять к Ричарду. С оттенком колеблющейся защиты юноша произнес: 'Дяде Энтони я доверяю. Почему он не может стать тем, кто направляет мои шаги, он и моя матушка?..'
'Потому что', огрызнулся Бекингем, 'не женское дело управлять государством. Этим следует заниматься мужчинам. Что до семьи Вудвиллов-'
'Гарри', прервал его быстро и предупреждающе Ричард. 'Эдвард, твой отец считал лучшим, дабы я был единственным, кто дает тебе советы. Ты же, конечно, хочешь выполнить его желание'.
Эдвард замолчал. 'Да', - согласился он, что звучало более любезно, чем утвердительно.
'Хорошо, все, чего мы искали здесь сегодня, - удостовериться, что воля твоего батюшки будет соблюдена. Ради этого пришлось удержать твоего дядю в Нортгемтоне, хотя ему и не причинили никакого вреда. Сам убедишься, когда мы сегодняшним утром туда вернемся. Сейчас, вероятно, тебе больше придется по душе переждать в своей комнате, пока мы станем готовиться к отъезду?...'
Вопрос был задан крайне любезно, но, в действительности, нес в себе силу приказа, а Эдвард являлся достаточно взрослым для адекватного его восприятия и понимания - выбора совершенно не предлагается. Юноша кивнул, решительно удаляясь, что привнесло в его поступок неожиданное и потому особенно трогающее душу достоинство.
Ричард подошел к окну, убедившись в нахождении внизу на дворе своих людей. Они до сих пор значительно превышали числом свиту молодого короля, однако та представлялась мало склонной оказывать сопротивление, надеясь на повеления, которых так и не последовало. Обернувшись к Дику Грею и Томасу Вону, герцог отрывисто обронил: 'С нынешнего момента вы оба под арестом'.
Две тысячи уэльсцев, пребывавших под командованием Энтони Вудвилла, получили распоряжение о роспуске и возвращении домой. Сбитые с толку и лишенные руководства они так и поступили.
Ричард тут же почувствовал, насколько проголодался. Завтрак он пропустил, да и прошлым вечером ничем не перекусывал. Сейчас вновь появилась возможность подумать о повседневном распорядке дня, в том числе, о еде, и герцог отправил слугу спуститься на кухню постоялого двора. Горящие желанием угодить, стряпухи мигом поставили перед ним блюдо с рисовыми оладьями и тарталетки с мягким сыром. После нескольких укусов Ричард отодвинул тарелку. Его аппетит внезапно улетучился, он поймал себя на неоднократном воспоминании о пораженном выражении лица Эдварда, когда тот удалялся из комнаты. Как произошло, что сын Неда так чужд ему? И несомненная привязанность мальчика к Энтони Вудвиллу... Иисусе Христе, как же им с этим разбираться?
'Примите мои поздравления, кузен. Теперь понятно, почему вы заслужили себе такое имя на поле брани'.
Вошедший в комнату Бекингем встал, усмехаясь. 'Хорошо спланировано, великолепно исполнено и полностью победоносно!'
'Еще и удачливо', добавил Ричард с короткой ухмылкой. 'Я сильно обязан вам, Гарри. Однажды вы уже занимались моими проблемами. Сейчас вмешательство могло чертовски опасно сказаться на самой вашей жизни. Я этого не забуду, уверяю вас'.
Бекингем пожал плечами. 'Не буду отрицать, что хочу получить голос в возглавляемом вами правительстве, и почему нет? По одному закону крови я имею на это право. Только дело в большем. Я слишком хорошо знаю семью Вудвиллов, ядовитых змей нашего Эдемского сада. Небо и землю бы перевернул, чтобы увидеть, как их низвергнут в прах, откуда те пришли, а вы достаточно волевой и сильный для данного шага человек. Поэтому видите, кузен, вопрос здесь не в выборе противоборствующей стороны. Хотя свой выбор я совершил почти лет шестнадцать назад'.
Ричарду понадобилось мгновение на воспоминание. Шестнадцать лет тому назад Бекингему пришлось жениться на младшей сестре Елизаветы, Катерине.
'Вам нужно будет распустить сопровождающих мальчика', - продолжал Бекингем, на что Ричард кивнул.
'Знаю', - согласился он с неохотой. 'Его следует оградить от Вудвиллов, а свита Эдварда сплошь прикормленные Энтони наймиты. Тем не менее, не похоже, чтобы парень понимал, Гарри. Как такое возможно?'
Бекингем опять пожал плечами, спросив: 'Вы готовы ехать?'
'Нет, еще нет'. Ричард поднялся на ноги. 'Сначала хочу побеседовать с Эдвардом, посмотреть, способен ли немного облегчить его душу'.
'Воля ваша. Но не ищите в мальчике черты брата. Избавьте меня от этого, кузен'. Бекингем вдруг серьезно добавил: 'Он Вудвилл целиком'.
Ричард нахмурился и отвернулся, не ответив.
Некоторое время герцог сомневался, стоя перед дверью принадлежащей племяннику спальни. Что он может сказать мальчику? Следует предупредить Гарри в будущем держать язык на привязи и не говорить перед Эдвардом о Елизавете в пренебрежительной манере, - не существует худшего способа завоевать, таким образом, доверие паренька. И вероятно ли его вообще завоевать? Должны быть пути достучаться до ребенка. Он ровесник Джонни. Поговорить с ним, как с сыном...Ричард слегка постучал в дверь, после чего открыл ее.
Благодаря серебристым волосам матери и ярко-голубым глазам отца, Эдвард являлся поразительно симпатичным подростком. Однако сейчас, как заметил Ричард, эти глаза приобрели красноватую кайму. Он плакал? Едва ли стоит стыдить его за подобное. Господи Иисусе на Небесах, о чем Нед думал? Почему из всех людей в мире он выбрал в воспитатели Эдварду Энтони Вудвилла?
'Эдвард, я хотел бы с тобой побеседовать'. Ричард подождал, наблюдая, как мальчик неохотно сделал шаг вперед и неловко присел рядом на скамью.
'Ты думаешь, я не представляю, что ты чувствуешь, но это не так. Представляю, и лучше, чем большинство других. Мне было столько же, сколько и тебе сейчас, когда Нед рассорился с нашим кузеном Уорвиком. Я любил их обоих, Эдвард, усвоив горький урок непримиримости преданности разным людям'.
Эдвард ничего не ответил. Он внимательно рассматривал свои колени, и все, что открывалось взгляду Ричарда, оказывалось копной его блестящих волос.
'Я пытаюсь объяснить, что понимаю, как смущает тебя происходящее. Ты любищь своего дядю Энтони и совсем меня не знаешь. Но как только мы прибудем в Лондон...' И что тогда изменится для мальчика? Их противоречие не имело никакого отношения к географии. Он просто подставной дядя.
'Эдвард...' Что тут сказать? Что любил Неда? Что между ними должна быть связь, хотя Ричард чувствовал, - ее нет и в помине. Эдвард поднял голову и посмотрел на него взглядом Неда. Нет, не Неда. Настороженным и ничего не объясняющим взглядом.
'Если ты готов, мы можем вернуться в Нортгемптон', сказал Ричард и машинально занес руку над плечами мальчика, как сделал бы со своими сыновьями. Он впервые касался Эдварда и получил реакцию, неожиданную для обоих. Тот одеревенел, резко отпрянув, словно его укусила оса. Отстранение было неумышленным и потому более красноречивым.
Эдвард мгновенно взял себя в руки, приобретя даже немного смущенный вид.
'Я не хотел показаться грубым', - объяснил он очень вежливо. 'Ты застал меня врасплох, дядя, вот и все'.
Ричард был ошеломлен, - в том, как Эдвард шарахнулся, он прочел более, чем недоверие. Здесь присутствовал также и страх. Еще до того, как получилось остановить себя и лучше подумать, он тихо выпалил: 'Господи Иисусе, что же они тебе обо мне наговорили?'