Солнце в зените

Глава десятая

Лондон, 1483 год

22 июня монах Ральф Шаа, брат нынешнего лондонского лорда-мэра, поднялся по ступеням к проповедническому возвышению у креста святого Павла и начал свою речь перед притихшей в ожидании толпой. Он избрал для выступления библейский текст: 'Незаконное семя не должно взойти' и, в сиянии летнего солнца, открыл столичному люду подробности тайной помолвки, сообщенные шестью днями ранее Совету епископом Стиллигтоном.

Они мало удивили прихожан, город несколько дней пылал слухами. Некоторые обрадовались. Другие, циничные и надеявшиеся обогатиться в беспорядке правления юнца, позубоскалили над злосчастным обручением, как над затеей, сказкой, сочиненной, чтобы узаконить присвоение Ричардом короны племянника. Большая часть лондонцев осторожно свершившееся одобрила. Герцог был взрослым претендентом, доказавшим свои способности, обладавшим славой благородного и справедливого человека, тогда как Эдвард представлял собой неопытного юнца, воспитанника и выдвиженца Энтони Вудвилла. Ему сочувствовали, но общей реакцией стало облегчение, - еще не потускнели воспоминания о смутных временах, пережитых Англией при последнем короле-мальчике.

Через три дня в Вестминстере состоялось объединенное заседание палаты лордов и палаты общин, единодушно одобрившее обращенное к Ричарду ходатайство принять корону. На следующий день делегация знати, духовенства и горожан собралась в замке Байнард. Как раз здесь двадцатью двумя годами ранее единообразное посольство предлагало взойти на престол брату Ричарда, сейчас это предложение адресовалось самому Ричарду. Он согласился, назначив начало своего правления на четверг, 26 июня.

Анна стояла посреди спальни и совершенно не была довольна обозреваемой картиной. Перед ней находились внушительная перьевая кровать, накрытая богато вышитыми одеялами, фламандский ковер, ярко затканный золотом и зеленью, и стены, увешанные дорогими гобеленами. Тем не менее, комнате не хватало залитых солнцем окон и высокого потолка ее спальни на Кросби Плейс. Замок Байнард был построен почти тремя столетиями ранее, предназначаясь для обороны, и не важно, насколько роскошная стояла в нем мебель, по удобству он никак не мог сравниться с их домом на Бишопгейт Стрит.

Тем не менее, комната хранила для Анны множество воспоминаний. Именно в этой постели они с Ричардом теплой апрельской ночью одиннадцать лет назад подтвердили свой брак. 'Одиннадцать лет', - прошептала молодая женщина и в изумлении покачала головой. Глаза неожиданно наполнили слезы.

'Анна?' Вероника смотрела на нее с не поддающимся сокрытию сочувствием. 'Анна, не хотите ли об этом поговорить?...' Она остановилась, увидев, что на столе лежит открытым маленький ларец, содержащий мягкие тканевые салфетки, используемые герцогиней во время ее ежемесячных недомоганий. Вероника все поняла и почувствовала резкую боль так близко, словно могла в равной степени разделить разочарование Анны. Та недавно призналась в двухнедельной задержке, и, хотя согласилась, что для надежды еще слишком рано, Вероника точно знала, - ожидание в ее душе присутствует.

'Мне жаль, дорогая', - бесхитростно сказала она.

'Нет, Вероника, не надо. Я благословлена единственным сыном. Время смириться, что на то была воля Божья, и перестать разбивать сердце о том, чего не может случиться'. Слова Анны звучали бодро, прозаично и не несли в себе упрека. Прикрыв крышку ларца, она поставила его на пол, с глаз долой.

'Но перестать надеяться я не могу', - повинилась Анна. 'Завести ребенка сейчас, Вероника, именно сейчас... Это бы действительно оказалось даром Господним, заветным знаком правоты Ричарда в принятии короны. Думаю, если бы у меня появился младенец, я бы тогда не так возражала...' Предложение не получило завершения, но Вероника закончила его за подругу.

'Против королевского сана? Анна. Анна, не смотрите так удивленно. После тринадцати лет неужели вы считаете, я не изучила ваших сердца и мыслей?'

'Ричард никогда не должен узнать!' - выпалила Анна и сразу об этом пожалела. Вероника была последней на свете, кто выдал бы ее тайну. 'Прости меня, я знаю, что ты никогда не обманешь моего доверия. Просто я не хочу, чтобы Ричард догадался о направлении моих дум, о том, что я не нахожу счастья в мыслях о короне. Что я тоскую по Миддлхэму и жизни, которую мы там вели...'

Отразившееся на лице Вероники сочувствие вызывало опасение в приглашении себя пожалеть. Анна сделала глубокий вдох и очень ровно произнесла: 'Но я не имею права жаловаться. Ты видишь, Вероника, я совершила все, чтобы убедить Ричарда в необходимости принять корону'.

'Какой выбор у вас был, Анна?' Вероника прошла к окну. Она знала, что Ричард официально передал Большую Печать канцлеру Расселлу, и произнесла: 'Заседание состоялось. Канцлер Расселл выступил вместе с епископом Стиллингтоном и остальными. А...' Она замешкалась, найдя странным говорить о Ричарде, как о 'короле', но больше не чувствуя удобным просто использовать его имя. Вероника остановилась на '...ваш муж', прибавив, скрывая смущение: 'Он уехал? Почти четыре часа, куда он отправился так близко к ужину?'

'В Тауэр', - нехотя ответила Анна. 'Встретиться с племянником'.

'Да'. Наступило продолжительное молчание. 'Думаете...это благоразумно?'

Анна подняла взгляд и медленно покачала головой. 'Нет, не думаю. Но Ричард чувствует, что сильно задолжал Эдварду'.

Вероника ничего не сказала, но мимолетное внимание к ее лицу предоставило бы информацию, занявшую целые тома книг. Минуту спустя Анна присоединилась к подруге у окна. Внизу во внутреннем дворе находился также герцог Бекингем, но она видела одного Ричарда.

'Брат Ричарда был королем, сотканным из противоречий, Вероника. Множество людей ненавидели его, он многократно подвергался клевете, обвиняясь противниками в несовершенных им прегрешениях. Но он имел счастье оставаться по-настоящему равнодушным к этим наветам. Видишь ли, он не заботился о том, что думают о нем другие, и данное свойство сберегло его от моря горестей. Он просто не заботился', - повторила Анна, словно сама себе не верила, изумляясь, как подобное можно понять.

'Но Ричард заботится', - заметила Вероника, и Анна кивнула.

'Да', - согласилась она. 'Ричард заботится'.

Вероника отвела взгляд от встревоженного лица Анны и вернулась к оживлению внизу, во внутреннем дворе. Ее помыслы занимали местные слухи. Как только опасность заговора Гастингса-Мортона осталась позади, Ричард отправил в Йорк извещение о необходимости отложить прибытие в столицу войск. Он желал удостовериться, что таким образом не возникнет вопрос запугивания, и никто не сможет обвинить его в требовании короны, подкрепленном присутствием в городе армии. Тем не менее, Вероника понимала, - на любом постоялом дворе или в питейном заведении она сумеет обнаружить хмельных постояльцев, уверенных, - Ричард с самого начала собирался захватить корону племянника.

В сплетнях и домыслах истину никогда не найти, подумала она и вздохнула. Лондон всегда являлся плодородной почвой для слухов, но Веронике не доводилось прежде наблюдать его настолько ими изобилующим, даже в дни низвержения Джорджа. На поверхность снова выплыла клевета, с чьей помощью династию Йорков пытались запятнать еще двадцать лет назад, - навет о незаконнорожденности Эдварда, появившегося на свет от интрижки герцогини Йоркской с лучником из Руана. Ричард пришел в ярость, но не больше брата преуспел в выслеживании источника очага этого пожарища, после чего порывисто настоял на переезде Анны из дома в Кросби Плейс в жилище матери - замок Байнард. Данный шаг, по мнению Вероники, лишь причинил подруге неудобства, продемонстрировав уязвимость герцога перед праздной пьяной болтовней.

'Я знаю, он не привык, чтобы люди интересовались причинами его действий, Анна, но боюсь, что с настоящего момента ему следует научиться ожидать этого. Такова неприятная сторона царствования'.

'Да', - мрачно ответила Анна. 'Я знаю'.

Возвратившись взглядом к внутреннему двору, Вероника увидела, что Ричард удалился, но Бекингем продолжал медлить. Он из породы людей, - заметила она про себя ворчливо, - притягивающих всеобщее внимание, словно некий редкий цветок, который долго находился в небрежении, а сейчас в свете человеческого интереса начал разрастаться. За подобными созданиями нужно заботливо ухаживать, хотя слишком часто они так жадно погружаются в почву, что оттесняют окружающие растения в глубокую тень. Тем не менее, Вероника должна была признать за Бекингемом чутье на способы притягивания к себе внимания. Разве не взял он слуг Уилла Гастингса в свой дом, не прошло и нескольких часов после смерти их господина? Такому драматичному яркому шагу мог бы позавидовать сам Делатель Королей. Как же он, наверное, страдал из-за долгого запрета покойного короля занимать принадлежащее ему место под солнцем, подумала Вероника и выпалила: 'Френсис считает, за всплеском нелепых сплетен о вашей госпоже свекрови, как о неверной супруге, может стоять Бекингем'.

Увидев, как Анна нахмурилась, Вероника поспешила прибавить: 'Мы не ставим под сомнение его верность. Френсис первым признает стойкость Бекингема в поддержке Ричарда. Но, вместе с тем, он является человеком, обладающим бешеной гордыней и всеми причинами для неприязни к его брату, покойному королю. Не думаю, чтобы герцог очень сожалел о замаранности имени Эдварда, в самом деле, не думаю'.

'Френсис не любит Бекингема', - с вызовом отметила Анна, но Вероника отказалась хвататься за наживку.

'Нет', - легко согласилась она, - 'не любит. А вы, Анна?'

Анна ответила не сразу. 'Я обязана ему жизнью моего мужа', - произнесла она, в конце концов, - 'обязана настолько, что никогда не сумею расплатиться. Но нет, Вероника. Нет, я не люблю его'.

Вероника была вынуждена спросить: 'Любит его Ричард?'

'Не знаю', - задумчиво ответила Анна. 'Сомневаюсь в этом, даже не думала задать ему подобный вопрос. Ричард всю жизнь верен достойным того людям, а Бекингем находился на его стороне, когда данная приверженность могла обойтись очень дорого'.

Вероника тут поспорить не могла. Она кивнула, наблюдая, как Бекингем совершает свой яркий отъезд, сопровождаемый столь многими сподвижниками, что внутренний двор показался объятым цветными всполохами узла Стаффордов.

'Хотела бы я', - произнесла вдруг Вероника, 'чтобы ваш муж не ходил сегодня в Тауэр. Боюсь, как бы он об этом не пожалел'.

Анна посмотрела на нее. 'Я тоже, Вероника'.

Джон Арджентайн являлся единственным из слуг, выбранных Энтони Вудвиллом, которому позволили остаться с Эдвардом. Он приветствовал Ричарда с почтением, но глаза его дружелюбием не светились, свидетельствуя об оскорбленности, что не предоставлялось возможным предъявить вслух.

'Ваш племянник наверху, в спальне, Ваша Милость. Желаете, чтобы я его к вам позвал?'

'Да, доктор, пожалуйста', - отрывисто произнес Ричард, реагируя себе вопреки, на чужую невысказанную враждебность.

Обнаружив, что остался в комнате один, Ричард уже начал присаживаться, но потом передумал. По столу задул сквозняк, разметав вместе с гусиными перьями листы бумаги и несколько открытых на середине книг. Это были тома, предназначенные совсем не для детей, как увидел герцог. По всей вероятности, Эдвард являлся для своего возраста очень начитанным. Но он - сын короля, значит, с рождения воспитывался ради дня, когда наденет корону.

Ричард резко направился к окну, распахнул ставни и воззрился на расположенные внизу сады коннетабля. Его нервы были настолько натянуты, что он слишком круто обернулся, когда за спиной хлопнула дверь.

Дикон родился почти на три месяца позже, чем сын Ричарда, Нед, но обгонял кузена, как в росте, так и в весе, обещая унаследовать отцовский гигантизм. Не менее симпатичный подросток, сейчас он выглядел основательно перепачканным, покрывшись до колен грязью, измазав лицо и набрав волосами солому.

'Боже Милосердный, Дикон! Что ты делал?'

При звуке голоса Ричарда мальчик вздрогнул, с испугом оглянувшись. Он дергал за длинный поводок, вталкивая в дверной проем сопротивляющегося спаниеля. Наконец, он позволил псу расслабиться, произнеся: 'Дядя!' Выдавая в интонации поражение, но ни на секунду не встревоженность, Дикон осторожно вытер руки о полы камзола и подошел вежливо поприветствовать Ричарда.

'Я был внизу - в Львиной Башне. Они кормили больших кошек. Огромными кусками вот такого сырого мяса...' Он широко развел руки. 'Мне разрешили бросить немного в клетку к тигру, но Робин-', - указывая на спаниеля, - 'Робин испугался, начав скулить, будто боялся, что окажется следующим пунктом в меню!'

Дикон облокотился на стол, принявшись перемещать нарисованных человечков и нагромождать их друг на друга, пока не соорудил кривобокую башню, не сводя все это время глаз с Ричарда. 'Вы здесь, чтобы увидеть Эдварда?'

'Да'.

'Могу поспорить, он не захочет встретиться с вами, дядя. Эдвард утверждает, что вы с самого начала планировали забрать его корону и убить нашего дядю Энтони'. Это было сказано крайне спокойно, но не выглядя обвинением, скорее просто констатацией веры брата. Голубые глаза с пронизывающим любопытством взирали на Ричарда, не выказывая ничего иного, кроме интереса к ответу.

'Да', - медленно ответил Ричард. 'Думаю, так он это и видел. Но данное убеждение - ложь, Дикон, и оно не может быть дальше от правды, чем сейчас. Ты веришь мне?' Он сразу понял, что не справедливо задавать такой вопрос ребенку, но также осознал его правомочность, предоставив Дикону необходимую ему возможность для начала разговора.

'Я не знаю, чему еще верю. Как только папа умер, все потеряло свой смысл. Папа назначил вас Лордом Регентом, значит, он не смог бы поверить, что вы отнимите у Эдварда корону. Понимаю, мама никогда вас не жаловала, но папа сказал мне, что вы - единственный человек в мире, кому он действительно доверяет. Бесс и Сесилия тоже вам доверяют. Бесс заявила, - для нас глупо было отправляться в убежище, ведь для этого не существовало необходимости'.

Мгновенно отвлекшись, он признался: 'Терпеть не мог жилище аббата. Там совсем нечем заняться, и Бриджит заболела, постоянно рыдая. Мама тоже плакала, но не разрешила бы нам выйти, пока Бесс и архиепископ на прошлой неделе не уговорили ее позволить мне присоединиться к Эдварду'.

Дикон бросил быстрый взгляд на Ричарда и увидел, что дядя слушает его с вниманием, которое мало кто из взрослых когда-либо ему уделял, после чего успокоившись, мальчик ощутил свободу добавить: 'Я так запутался во всем этом, дядя. И Эдвард мне тут не помощник. Он не хочет играть или стрелять по мишеням. Единственное, что ему требуется, - говорить о грядущей казни нашего дяди Энтони и о вашей претензии на корону. Конечно, она принадлежала Эдварду, поэтому он еще больше ранен этим, к тому же, брат любит нашего дядю Энтони, тогда как я... ну, я никогда хорошо его не понимал. Потом, мне известно, что папа всегда любил вас намного сильнее дяди Энтони, и я...я просто еще больше запутался'.

Ричард не мог придумать, что ответить. Он потянулся и стряхнул несколько соломинок из волос мальчишки.

'Подозреваю, что выгляжу не очень опрятно? Дядя... Я хочу спросить у тебя кое-что. Вчера к нам пришел архиепископ и сказал, что папа был помолвлен с другой леди перед тем, как жениться на маме. Эдвард ответил, - это не правда, но все остальные подтвердили, - так оно и было - и архиепископ, и лорд Говард и...ну, я и хочу данный вопрос выяснить. Если Эдвард не может быть королем, тогда, полагаю, я также не смогу быть герцогом Йоркским?'

'Нет', - неохотно ответил Ричард. 'Нет, парень, боюсь, что не сможешь'.

'Это то, что и сказал лорд Говард, но...происходящее кажется странным. У Эдварда титулов даже больше, чем у меня, - принц Уэльский, граф Честер, герцог Корнуолл, и я забыл, что еще, но сейчас он не обладает ни одним из них...Мне новое положение совсем не кажется справедливым, дядя. Может быть, он не возражал бы так против отказа от короны, если бы вы могли вернуть ему одно из прежних званий?'

В этот миг Ричард ничего не желал сильнее, нежели способность дать Дикону уверенность, о которой тот просил. Но герцог не мог заставить себя лгать мальчику. 'Я не в силах сделать это, Дикон. Но ты не будешь ни в чем нуждаться, обещаю'.

Дикон явно надеялся на большее. Он занялся дальнейшим складыванием человечков на столе, сопровождаемым постройкой вокруг башни новых укреплений. 'Эдвард говорит, вы хотите держать нас здесь в качестве заключенных. Я ответил ему, что не верю в такое, но...Что с нами дальше будет?'

Этот же вопрос Ричард часто задавал себе в последние две недели. Найдется ли им место при его дворе? Дикону, вероятно, да, но Эдварду? Нет, мальчик слишком обижен для такого развития событий. Слава Господу, он еще слишком юн, достаточно юн, чтобы иметь защиту от заговоров и интриг людей, использовавших бы его для личных целей. Возможно, со временем, Эдвард повзрослеет, и не захочет вступать ни в один из подобных кружков, он смирится с фактом роковой помолвки и лишением наследства. А если нет? Ричард невидяще взглянул на чертежную доску, размышляя о Генрихе Тюдоре и об Эдуарде Ланкастере. Жребий лицемера не относится к легким, он обещает жизнь, полную ложных надежд и больших опасностей. Ричард не желал для сына брата подобной судьбы.

Дикон тревожно заерзал. 'Дядя? Вы странно выглядите...Вы не ответите на мой вопрос?'

'Да, Дикон, конечно, я тебе отвечу', - быстро сказал Ричард, проклиная себя за демонстрацию ребенку своих опасений. 'Как только я сумею совершить необходимые приготовления, собираюсь отправить тебя с братом на север, в мой замок в Шериф Батоне. Думаю, вы будете счастливы там, Дикон. Север - прекрасное место для возмужания'.

Дикон подумал. Перспектива жизни в Йоркшире не внушала ему отвращения, и мальчик согласно кивнул. 'Когда? Я смогу взять с собой собаку? Что относительно сестер? Они тоже приедут?'

Ричард не успел ответить, так как в этот момент на пороге показался Эдвард. Позади него стоял, положив на плечо принцу поддерживающую его ладонь, доктор Арджентайн. Когда мальчик уперся, доктор мягко подтолкнул спутника в комнату.

Лицо Эдварда опухло, покрывшись пятнами неровного цвета, он производил впечатление лихорадочности, словно недавно поднятый ото сна человек. Принц заметно вздохнул и шагнул навстречу Ричарду.

'Что вам угодно?' Его голос звучал пронзительно и неровно, будто Эдвард сдерживал слезы, что дало Ричарду понять, - он только что совершил серьезную ошибку.

'Поговорить с тобой, Эдвард, сказать тебе...' Ричард замолчал. Никто и никогда не смотрел на него с такой ненавистью, какая читалась сейчас во взгляде племянника.

'Сказать мне что...дядя?' Эдвард как выплюнул обращение. 'Что мне надо вам доверять? Что вы сожалеете о краже принадлежащей мне короны? Или, быть может, вы хотите поговорить со мной о моем дяде Энтони? Да, я также об этом знаю, - вы осудили его на смертную казнь! Мне тоже следует ее опасаться? Или вы удовольствуетесь разрешением мне сохранить жизнь, так как корону уже забрали?'

Ричард совершенно побелел, но ничего не ответил, не сделав и попытки защититься. Нет ни одного довода, он это знал точно, которому бы Эдвард поверил.

'Убийца!' Линия губ Эдварда гневно искривилась неотделимой от горя яростью. 'Кровь моего дяди будет на ваших руках, и Господь вас за это проклянет! Господь проклянет вас-' Голос надломился в рыдание. Он развернулся и, вырвавшись из-под сдерживающей руки доктора Арджентайна, сбежал вниз по лестнице.

'Эдвард!' Возглас доктора Арджентайна прервался хлопком двери спального покоя. Он очень медленно повернулся к Ричарду.

'Вам следует простить мальчика, Ваша Милость. Он находился под действием громадного напряжения и не осознавал, что говорит'. Это было произнесено любезно и бесстрастно. Арджентайна выдавали лишь глаза, - осуждающие, обвиняющие, выносящие приговор. 'Хотите, я приведу его назад?'

Ричард сглотнул. 'Нет', - тихо ответил он. 'Оставьте его'.

Казалось, что комната отражает звук рыданий Эдварда, хотя в действительности тишину в ней нарушало только щелканье нарисованных человечков, которых Дикон продолжал выстраивать в неустойчиво созданные колонны. Он перевел взгляд с Ричарда на доктора и обратно.

'Я пытался объяснить вам, дядя', - вставил сдержанно мальчик, - 'что Эдвард не желает вас видеть'.