Солнце в зените

Глава вторая

Ладлоу.

Октябрь 1459.

Смерть ожидала в темноте. Ричард мог ощутить ее присутствие, точно зная, она здесь. Смерть не была чужой для него, хотя минуло только десять дней после его седьмого дня рождения. Смерть всегда была значительной частью его мира, предъявив свои требования на сестру-младенца в колыбели, забрав двоюродных братьев и товарищей по играм и, более чем часто, в ранние годы жизни, угрожая и ему. Сейчас все вернулось и, также как и он, ожидало наступления дня. Он поежился и подтянул покрывало из лисьего меха к подбородку, отступая все глубже в укрытие кровати. Рядом сонно пошевелился брат и пихнул его локтем под ребра.

'Прекрати елозить, Дикон', пробормотал он и перегнулся, чтобы представить претензии на подушку Ричарда.

Тот робко попытался вернуть свою похищенную собственность, но трехлетнее превосходство Джорджа еще раз показало себя, и старший мальчик скоро задремал, подмяв под себя для пущей безопасности обе подушки. Ричард улегся головой на руку, наблюдая с завистью за сном брата. В свои семь лет он никогда не просыпался в такой час. И никогда за свои семь лет он не был так напуган.

Он думал о пробуждающемся дне с ужасом. Утром должно состояться сражение. Погибнут люди, по причинам, ему не вполне понятным. Но он осознавал с леденящей ясностью, что на исходе этого дня и его отец, и Нед, и Эдмунд могут находиться среди мертвецов.

С подушки брата соскользнула наволочка, виднелся кончик высовывающегося перышка. Он подполз ближе и вытащил его, осторожно глядя на Джорджа. Но тот тихо похрапывал, и скоро между ними на кровати выросла пушистая горка. Он стал разделять их на два лагеря, которые мысленно обозначил как 'Йорки' и 'Ланкастеры'. Перьевые силы Йорков предводительствовались, конечно же, его отцом, герцогом Йорком, а Ланкастеров - королем, Гарри Ланкастером, и француженкой, что была его королевой.

Он продолжал методично вытаскивать перья из подушки Джорджа и выстраивать их в лежащие друг напротив друга лагеря, но это не помогало. Мальчику оказалось не под силу забыть о своем страхе. А что, если его отец погибнет? Или Нед? И Нед и Эдмунд были взрослыми мужчинами. Достаточно взрослыми, чтобы участвовать завтра в сражении. Достаточно взрослыми, чтобы погибнуть.

Он начал выстраивать войско Йорков, пока оно значительно не превзошло силы Ланкастеров. Он знал, что его отец не хотел сражаться с королем, и не думал, что последний действительно стремиться к бою с его отцом. Снова и снова слышалось, говорили, что король усыхает от проливающейся крови.

Но у королевы таких сомнений не было. Ричард знал, она ненавидит его отца со всей той страстью, что так недоставало королю. Она желала ему смерти; Ричард слышал это от двоюродного брата Уорвика в тот самый день. Он не был в точности уверен, почему королева должна ненавидеть его отца, но слышал, как люди судачили, что у него больше прав на английскую корону, чем у короля, и подозревал, что это может совпадать с неумолимой враждебностью Её Величества. С толку Ричарда сбивало, однако, то, что его отец многократно присягал королю как своему монарху и землевладельцу. Он не понимал, почему его отец не мог уверить королеву в своей преданности королю Гарри. Пойми она это, может быть, и не ненавидела бы отца настолько. Может быть, не возникло бы необходимости в сражении.

Внезапно он закоченел, потом резко дернулся в верхний правый угол кровати, разбудив и разозлив Джорджа. Тот вынырнул из-под одеял, ругаясь как Эдвард, перелетая от раздражения к возмущению, по мере того как перья попадали к нему в рот.

'Чтоб тебя, Дикон', забрызгал он слюной, схватывая младшенького.

Ричард обычно проявлял проворство, изворачиваясь от мести Джорджа, но сейчас он не сделал попытки сбежать, и скоро старший брат прижал его к матрасу, несколько удивленный легкостью одержанной победы.

'Джордж, послушай! Ты глухой? Послушай!'

Колотя младшего подушкой, больше получая от этого удовольствие, чем злясь, Джордж, в конце концов, обратил внимание на глухие призывы и навострился, прислушиваясь.

'Люди кричат', тяжело произнес он.

Мигом одевшись в темноте, они прокрались из спальни в башне Загона из приданого. Весь Ладлоу внезапно погрузился во враждебные тени, превратившись в зловещее убежище всякому зловредному духу, вызванному лихорадочным воображением напуганных маленьких мальчиков. Спустя время они дошли до восточной двери большого зала, наткнувшись друг на друга, в необходимости быстрее достичь безопасности факельных огней и знакомых голосов.

Большой зал - 60 футов (британский фут - 0,304799472 м) в длину и 30 футов в ширину - был наполнен людьми, резко разбуженными, поспешно одевающимися на ходу, застегивающими ножны на бедрах, нетерпеливо лягающими замковых псов, которые кружили вокруг них в безумном волнении. Прежде всего, Ричард увидел только мечи, показавшиеся ему чащей обнаженных клинков, каждый в человеческий рост и способный отсечь голову от тела одним взмахом. Постепенно он стал различать знакомые лица. Брат матери, Ричард Невилл, граф Солсбери. Его взрослый сын и тезка, Ричард Невилл, граф Уорвик. Уильям Гастингс, юный друг отца. И у камина - Нед и Эдмунд.

Прошло какое-то время, прежде чем удалось найти родителей. Герцог Йорк и его герцогиня стояли поодаль от всех остальных в зале. Ричард заметил, как мать приблизилась к отцу и слегка прикоснулась пальцами к его губам. В ответ тот взял ее под руку. Ричард затаил дыхание. Он никогда не видел мать иначе, как безукоризненной, не менее, чем совершенной и уравновешенной. Стоявшая перед ним женщина с побелевшим лицом и копной распущенных волос, окутывающих ее своим сияющим беспорядком, была незнакомой ему.

'Осторожнее, Дикон, как бы нас не заметили', шипел Джордж на ухо, но Ричард стряхнул удерживающую руку брата и проскользнул вокруг возвышения в зал. Отчаявшийся, в ожидании увещеваний, он не смел приблизиться к родителям. Вместо этого, мальчик решился пробиться сквозь столпотворение к старшим братьям.

'И почему же ты должен выдвинуться с дядей Солсбери и братом Уорвиком, а не с отцом и со мной, Нед?'

Эдвард стал отвечать Эдмунду, когда маленькая тень неожиданно появилась рядом с его локтем, так тихо и внезапно, что натянутые нервы отказали юноше и он огрызнулся, 'Христа ради, Дикон, как ты здесь оказался? Почему ты не в постели?'

Но стоило взглянуть в пораженные глаза мальчика, и Эдвард смягчился. Опустившись на колени, он подхватил Ричарда на руки и, с Эдмундом, следующим позади, стал проталкиваться через зал к перегородке, находившейся на юго-западной стороне помещения.

Когда Ричард оказался поставлен на ноги, сзади послышались шаги, и за перегородку, задыхаясь, нырнул Джордж. Молчание затянулось надолго, но, не выдержав, Ричард прошептал: 'Пожалуйста, скажи нам, Нед...'

Эдвард посмотрел на Эдмунда, тот в ответ пожал плечами. Взгляд перешел на Ричарда и Джорджа. 'Да, лучше вам быть в курсе. Нас предали. Обратите внимание на людей в зале. Только одного лица вы здесь не обнаружите. Того, кому мы имели глупость довериться. Эндрю Троллоп ушел к Ланкастерам, а с ним и весь его гарнизон, находившийся в Кале. Более того, он прекрасно знал, что наши капитаны планировали на утро'.

'Что будешь делать?'

Эдвард пожал плечами. 'Что мы можем сделать, Джордж? Людей, чтобы сражаться нет, и не из-за ухода Троллопа. И Ладлоу не выдержит осады. Что мы можем, так это приказать нашей армии рассеяться в разные стороны. Сделав это, они должны будут мчаться так, словно дьявол уже рядом с хвостом их лошади'.

Мальчики уставились на него, оглушенные. Джордж оправился первым, выпалив: 'Ты имеешь в виду... сбежать?' Правда, потом он сжался в ожидании общего взрыва возмущения.

'А чего ты от нас хочешь?', вспылил Эдвард. 'Сохранить гордость, но лишиться голов? Мне нужно тебе объяснять, что случиться с нами, когда в Ладлоу наступит утро? На рассвете каждый человек в зале будет мертвецом'.

'Нет!', задохнулся Ричард. 'Нет, ты не обязан оставаться!'

Эдмунд, не менее злой, чем Эдвард, свирепо посмотрел на Джорджа. 'Отправь их обратно в кровать, Нед', выдавил он сухо.

Однако Эдвард запоздало вспомнил, что 10-летний мальчик не в состоянии, по правде говоря, отвечать за свои слова. Он почувствовал, как что-то сжимается на его руке, увидел, что Ричард придвинулся ближе. До этого момента он игнорировал Ричарда и Джорджа, уверяя себя, что никто не причинит зла ребенку, даже ланкастерская мстительная королева. Сейчас, задумавшись, с чем маленький мальчик столкнется поутру, он осознал, некоторым образом, к собственному изумлению, что совершил большое дело, разделив с Ричардом лежавшее впереди, когда Ладлоу падет перед силами Ланкастеров.

Словно почувствовав его мысли, Ричард неуверенно спросил: 'Мы поедем с тобой, Нед?'. Его сердцебиение ускорилось, заполняя уши своим звучанием, когда Эдвард покачал головой.

'Это невозможно, Дикон. Не тем путем, которым двинемся мы'.

'Оставишь нас Ланкастерам?', быстро отреагировал Джордж таким испуганным голосом, что Эдвард тут же кинулся защищаться.

'Тебе необязательно ужасаться, словно попадешь к неверным для ритуального жертвоприношения, Джордж!', ответил он резче, чем хотел. Эдвард взял себя в руки, удивляясь, как Джордж находил беспроигрышный путь разозлить его, и добавил мягче: 'Не надо бояться, Джордж. Ланкастеры не будут мстить детям. Вы будете в безопасности, более защищены, гарантирую тебе, чем если бы мы попытались взять вас с собой'.

Эдмунд нетерпеливо переступал с ноги на ногу, слишком напряженный, чтобы не разочароваться в ненужной трате времени на детей, когда оно было их единственной спасительной ниткой.

'Нед, наш двоюродный брат Уорвик ждет'.

Эдвард кивнул, но продолжил медлить, протягивая руку, чтобы взъерошить сначала белокурые волосы Джорджа, затем темные Ричарда. Они еще никогда не казались ему такими юными, совершенно беззащитными, как сейчас, когда приходилось оставлять их лицом к лицу с вражеской армией. Пытаясь улыбнуться, он играючи стукнул Джорджа по кисти руки. 'Не горюй', попросил Эдвард мягко. 'По правде, не стоит бояться. Ланкастеры не будут с тобой плохо обращаться'.

'Я не боюсь', быстро отреагировал Джордж и, когда Эдвард ничего не ответил, то подумал, что в молчании прочитывается недоверие и настойчиво повторил: 'Я совсем не боюсь!'

Старший брат выпрямился и сухо произнес: 'Рад слышать это, Джордж'.

Он уже почти последовал за Эдмундом, но потом порывисто обернулся к Ричарду. Склонившись на колени перед мальчиком, Эдвард взглянул в его лицо и мягко спросил: 'А что насчет тебя, Дикон? Тебе страшно?'

Ричард открыл рот для опровержения, но затем медленно покачал головой. 'Да', признался он почти неслышно, краснея, словно совершил самое стыдное откровение.

'Поделюсь с тобой секретом, Дикон... Мне тоже', сказал Эдвард и рассмеялся, увидев изумление на лице мальчика.

'Правда?', спросил он нерешительно, и Эдвард кивнул.

'Правда. Не существует бесстрашных людей, Дикон. Храбрец - это тот, кто научился скрывать свой страх, вот и все. Вспомни это завтра, парень'.

Эдмунд обернулся. 'Бога ради, Нед, ты намереваешься медлить всю ночь?'

Эдвард поднялся. Посмотрев на Ричарда, он усмехнулся.

'Подумай о том, что собираешься рассказать мне в следующий раз. Ко всему, именно ты будешь рассказывать о сдаче Ладлоу, не я!'

Когда он ушел, торопясь догнать Эдмунда, то мальчики остались рядом с перегородкой, пытаясь примириться с невероятной действительностью, что с наступлением рассвета придет с армией Ланкастеров в село Ладлоу.

Эдмунд читал брата без затруднений, он делал это с тех пор, как они были маленькими мальчиками. Поэтому он не удивился, обнаружив, что Эдвард уже не идет за ним. Пройдя по его следам, Эдмунд нашел брата у помоста, спорящего с их матерью. Он поспешил к ним, подойдя, когда герцогиня Йоркская говорила: 'Эдвард, думаю, ты сошел с ума! Даже рассматривать такой безрассудный план. Это даже не обсуждается'.

'Подождите, матушка, выслушайте меня. Допускаю, звучит рискованно, если слышать в первый раз, но это стоит того. Сработает, я точно знаю'.

Эдмунду совсем не по душе приходилось звучавшее сейчас, он уже свыкся, - все, что Эдвард склонялся считать выполнимым, для других оказывалось пиком опрометчивости.

'Что сработает, Нед?'

'Хочу забрать матушку с мальчиками отсюда сегодня же вечером'.

Эдмунд настолько забылся, что чуть было не выругался прямо перед матерью. 'Христа ради, ты же не серьезно'.

'Напротив. Знаю, мы договорились, что лучше им остаться в Ладлоу, и матушка убеждена, вреда не причинят. Но я ее убежденности не разделяю, Эдмунд. Я не так уверен'.

'Никто из нас этому не рад, Нед', произнес Эдмунд взвешенно. 'Но мы не можем их взять с собой. Женщину и двоих маленьких мальчиков. Как нам придется ехать? Остаться в Ладлоу для них будет намного безопаснее. Женщин и детей не тронут. Этого не случится, даже Ланкастеры не посмеют. Они окажутся в плену у короля, и, скорее всего, Ладлоу заплатит крупный выкуп. Какой-то грабеж здесь тоже ожидаем, гарантирую. Но, Иисусе, Нед, это не французский городишко, чтобы творить разбой. Ладлоу все еще английский'.

'Да, но... '

'Кроме того', продолжал отвечать ему Эдмунд, 'где ты думаешь их разместить?' Тут он увидел, что ошибся, так как на губах у Эдварда заиграла усмешка.

'Вигмор', выговорил он победоносно. 'Аббатство августинцев поблизости от замка. Я оставлю их там в полной безопасности на несколько часов, это будет не сложно. Нет, не перебивай, просто послушай. Мы можем отправиться прямо сейчас по проселочным дорогам. Оттуда нет пути на Шропшир, по крайней мере, мне это неизвестно. Ты не будешь отрицать, точно?', сделал он вызов, и Эдмунд покачал головой.

'Нет, я не буду отрицать этого, но, когда ты доставишь их в Вигмор, что станет с тобой? потом? Не придется ли тебе одному выбираться к округе Шропшира? Прямо посреди Ланкастерских войск?'

Эдвард нетерпеливо пожал плечами. 'Ты забыл, что я вырос в Ладлоу? Я знаю эти места. Меня не схватят. Как только я доставлю их в Вигмор в полной сохранности, то догоню тебя и милорда отца без проблем'. Он снова ухмыльнулся и убежденно сказал: 'Увидишь, это сработает, не бойся. Признай, Эдмунд, план разумен'.

'По мне, это самоубийство. Считаешь, план разумен при раскинувшейся на всю округу ланкастерской сети? У тебя нет и шанса, Нед. Ни единого'. Эдмунд остановился, увидев упрямо сжатые губы Эдварда, и мрачно подвел черту. 'Так и вижу тебя связанным по вине твоего сумасшествия. То есть мы должны оседлать лошадей, взять мальчиков. А времени мало'.

Эдвард мягко рассмеялся, не выказав удивления. 'Я знал, что могу рассчитывать на тебя', сказал он одобрительно и покачал головой. 'Но в этот раз мне придется отказаться от твоей компании. Лучше, чтобы я сам забрал их'.

'Очень благородно', ехидно заметил Эдмунд, 'но не блестяще. Не будь дураком, Нед. Ты знаешь, я нужен для...'

Герцогиня Йоркская сначала слушала своих сыновей недоверчиво, потом резко вмешалась: 'Не могу поверить в услышанное! Разве вы не знали, что я объявила об отсутствии всяческого намерения покидать Ладлоу? Прошу тебя, о чем ты только думаешь, Эдвард? Хочешь перебросить меня поперек твоего коня, словно я шерстяное покрывало?'

Сыновья смотрели на нее, пораженные, ужаснувшиеся и взволнованные материнским гневом, более знакомым им по отцовским проявлениям. В эту секунду они внезапно показались ей такими юными, что ярость отхлынула, и волна защищающей их гордости перехватила горло герцогини, свиваясь со страхом за детей. Она заколебалась, в поисках правильных слов с терпением, свойственным матерям отпрысков - подростков. Пришлось напомнить себе, что они являются гражданами обеих стран, пересекающими неоформленные границы мужественности и мальчишества с частотой, не позволяющей точно узнать, где они находятся в данный момент.

'Твое отношение делает тебе честь, Эдвард, обоим вам оказывает честь. Думаете, что я не испытываю гордости, что вы готовы рискнуть своими жизнями ради меня, ради своих братьев? Но риск этот будет принят зря. Чтобы избавить нас от невзгод, вы погибните. Думаете я могу позволить это?'

'Риск не будет большим, матушка', начал Эдвард, но герцогиня покачала головой, протянула руку и коснулась нежно его щеки, что было для нее поразительным прилюдным доказательством своей нежности. 'Я не согласна. Полагаю, что риск окажется едва вообразимой огромной величины. И безрезультатно, Эдвард! Безрезультатно! Нам не угрожает здесь опасность. Ты действительно считаешь, я когда-нибудь оставила бы Джорджа и Ричарда в Ладлоу, если бы была вероятность, что им причинят хоть малейший вред?'

Она увидела, - выиграно заметное преимущество, так как Эдвард уступил, состроив гримасу.

'Нет, матушка, конечно же, нет. Но...'

'И если бы мне действительно пришлось встретиться с опасностью, исходящей от Ланкастеров, Эдвард, в Вигморе она была бы не меньшей. Здешний замок принадлежит Йоркам, будет совсем не тяжело найти наше местоположение. Нет, я намерена остаться в Ладлоу. Я не боюсь за себя или за ваших братьев, но, признаюсь, мне тревожно за сельских жителей. Это наши люди; я должна быть здесь, чтобы говорить от их имени'.

'Как будет угодно, матушка', в конце концов сказал Эдвард. 'Осмелюсь сказать, вы правы'. Но он был слишком юн и добавил с тревожным оттенком в голосе: 'Надеюсь на Господа, что вы правы'.

Улицы опустошены, лавки плотно закрыты, рыночные прилавки пусты, даже собаки Ладлоу подозрительно онемели. Только мычание рогатого скота на рыночной площади разрывало жуткую неестественную тишину, окружившую городок при проезде авангарда армии Ланкастеров через Ладфортский мост и его входе в Ладлоу.

Они не встретили сопротивления; восточные валы Йоркистов, преграждавшие дорогу к Леоминстеру, обезлюдели. Продвигаясь по Широкой улице, они прошли через Широкие Врата беспрепятственно. В пугающей тишине они отправились на север к Восокой улице. Там пришлось внезапно пришлось натянуть поводья, так как на ступенях высокого рыночного креста их ожидали женщина и два маленьких мальчика.

Войско Ланкастеров вошло в Ладлоу. Узкие улочки запрудились ликующими солдатами. Лебединый флаг и флаг Розы полоскались на ветру, развеваясь над головами герцогини Йоркской и ее двоих младших сыновей.

Когда первый всадник попал в поле зрения, в начищенных доспехах, отражающих ослепляющую яркость солнечных лучей, Ричард подумал, - это мог быть король Гарри. Но полузатененное поднятым забралом лицо оказалось слишком юным; этот человек был не намного старше его брата Неда. Ричард рискнул шепотом навести справки у Джорджа и поразился дерзости последнего. Джордж прошептал в ответ: 'Похоже, ты не увидишь Гарри здесь, Дикон. Говорят, он глуп, не способен отличить гуся от гусыни в темноте'.

Время от времени Ричард слышал озадачивающие и таинственные упоминания о здоровье короля, произносимые с желчным значением, понимаемым мальчиком, однако, неполностью, в смысле того, что с королем не все было 'в порядке'. Но намеки настолько явно не предназначались для его ушей, делались так осторожно и неохотно, что он инстинктивно избегал этой темы, даже с Эдвардом. Ричард никогда не слышал столь напрямик выложенной правды как сейчас, посреди солдат этого же самого короля. Он смотрел на Джорджа со смешанным пониманием и восхищением.

Джордж впился взглядом в юного рыцаря, в данный момент приближающегося к ступеням рыночного креста. Потянув за материнский рукав, он прошептал: 'Матушка, кто это? Человек, предавший нас?.. Троллоп?'

'Нет... Мой господин Сомерсет', произнесла она тихо, и никто не смог бы угадать даже в этом сухом звучании, что только что герцогиня назвала имя человека, имевшего больше причин, чем большинство ненавидеть дом Йорков, человека, чей отец погиб как побежденный на поле боя, на котором победителем оказался ее муж. Именно это сопровождало ее в спуске со ступенек навстречу Сомерсету.

Генри Бофор, герцог Сомерсет насчитывал всего лишь двадцать три года от роду, но ему было доверено руководство королевской армией. Маргарита Анжуйская, ланкастерская королева французских кровей могла пренебречь соглашением и въехать в город со своими войсками, но существовали определенные ограничения, признать которые вынуждена была даже она. Не последним из них являлось отсутствие Жанны д,Арк в английском фольклоре.

Сомерсет не спешивался. Удерживая своенравного скакуна натренированной рукой, он нетерпеливо выслушивал герцогиню Йоркскую, страстно и убедительно говорящую от имени горожан Ладлоу.

В свои 42 года Сесиль Невилл была поразительно красивой женщиной с легкой худощавостью ранней юности и прямыми темно-серыми глазами. Сомерсет был не вполне безразличен к притягательному образу, ею представляемому - одиноко стоящей фигуры у рыночного креста, рядом с маленькими сыновьями. Однако, он заподозрил, что ее положение было тщательно просчитано для воззвания к его рыцарским чувствам. Генри Бофору не по душе приходилась эта гордая дама, жена его заклятого врага. Он отметил с радующим мрачным удовлетворением, что роль просительницы не просто ей дается.

В то время, как Сомерсет чувствовал себя вынужденным засвидетельствовать герцогине почтение, полагающиеся ее положению и полу, позволить ей ходатайствовать за жителей Ладлоу, у него не было намерения обращать внимание на приводимые доводы. Ладлоу долго являлся крепостью Йорков, - день расплаты обязан оказать благотворный эффект на другие города, колеблющиеся в своей верности Ланкастерам. Сомерсет прервал ее, чтобы спросить об уже известном. Герцогиня Йорк ответила довольно охотно. Ее муж? Он покинул Ладлоу, как и ее брат, граф Солсбери, с ее племянником, графом Уорвиком. Ее сыновья, Эдвард, граф Марч, и Эдмунд, граф Рутланд? Тоже уехали, заверила она холодно.

Сомерсет поднялся в стременах, окидывая взглядом сверху Высокую улицу по направлению к возвышающимся каменным стенам внешнего двора замка. Он знал, герцогиня говорила правду; само ее присутствие здесь было необходимым доказательством, - Йорки сбежали. Кроме того, вспомнил Сомерсет, позади замка был мост через реку Тим, соединяющийся с дорогой, ведущей на запад, к Уэльсу.

Он резко взмахнул рукой, и солдаты двинулись по ступеням к кресту. Дети отпрянули, и Сомерсет испытал удовлетворение, увидев внезапный страх на надменном красивом лице Сесиль Невилл. Она прижала к себе сыновей и поинтересовалась, не намеревается ли господин Сомерсет отомстить невинным детям?

'Мои люди здесь, чтобы проследить за вашей безопасностью, госпожа'. Ее презрение причиняло боль; герцогиня была всего лишь женщиной. Женщиной из семьи Йорков. Он не видел причин не напоминать ей о действительности их вызывающих почтение положений, произнес герцог откровенно, добавив, что колеблется решить, - не должна ли пленница быть благодарна за предоставление вооруженной охраны еще до наступления темноты.

Герцогиня побелела, услышав в словах захватчика похоронный звон по Ладлоу. Теперь она понимала, - только один человек мог предотвратить предстоящую резню, - странная мягкая душа, томившаяся лишь по духовному миру и связанная брачными узами с женщиной, известной йоркистам под наименованием Мессалины.

'Я желаю увидеть Его Милость Короля', произнесла она настойчиво. 'У него нет более преданных подданных, чем народ Ладлоу'.

Требование было невозможным, но оно могло не оказаться признанным как таковое. Сомерсет сглотнул горькую отповедь и лаконично ответил: 'Его Милости следовало остаться в Леоминстере'.

Но Сесиль больше не смотрела на Сомерсета. Ричард, стоявший столь близко к ней, что мог наступить на подол платья, почувствовал, как тело задеревенело, легким нерешительным движением быстро поникло. Затем она склонилась на вершине ступеней в реверансе, очень точным и контролируемым движением, полностью отсутствующим в ее обычном изяществе. Ричард спешно последовал ее примеру и склонился на ступенях рыночного креста, таким образом в первый раз встретив королеву Ланкастеров.

Первое впечатление оказалось благоговейным страхом. Маргарита Анжуйская была самой прекрасной женщиной, которую он когда-либо видел, прекрасной как королевы из сказок Джоан, рассказываемых при укладывании спать. Полностью в золотом и черном, словно бабочки- махаоны, за которыми он гонялся все лето в безнадежном восхищении. Глаза огромные и черные, чернее чем розарии Уитби, щедро поливаемые его матерью. Алый рот, кожа, белая как снег, темные волосы, покрытые головным убором из золотого газа, лицо, обрамленное складками блестящего мерцающего материала, казавшегося созданным из солнечного света. Ничего подобного раньше он не видел и не мог отвести глаз от этого, или от нее.

'Где ваш супруг, госпожа? Конечно же, он не бросил вас расплачиваться за свою измену?' Ричард любил звук голоса своей матери, чистый и низкий, отдающий такой же музыкой, как и церковные колокола. Голос прекрасной королевы обернулся разочарованием, резко и едко напоенный насмешкой, столь сильно выделяющийся произношением родного Анжу, что он едва распознавал ее слова.

'Мой супруг поклялся в верности Его Милости королю и он держит свое слово'. Королева рассмеялась. Ричард снова не обрадовался, услышав звук ее голоса. Он ненавязчиво придвинулся ближе к матери, проскользнул рукой в рукав ее платья.

С внезапным ужасом он осознал, что блестящие черные глаза решили остановиться на нем. Похолодев под ее взглядом, он тоже стал всматриваться в королеву Ланкастеров, неспособный отвести свои глаза от ее. Ричард привык, - взрослые смотрели на него, не замечая. Он принимал это как особенность видения взрослых. Сейчас мальчик видел, - с королевой дело обстояло иначе, она видела его очень ясно. Что-то очень холодное и подозрительно оценивающее было в ее взгляде, что-то пугающее, не понятно точно - чем?

Королева смотрела на его мать. 'С момента как ваш супруг и ваши сыновья Марч и Рутланд столь отважно избежали последствий своего предательства, вам, госпожа, остается стать свидетелем вместо них. Отметьте какую цену мы должны взыскать с этих лиц, неверных короне'. Ответ Сесиль был немедленным и неожиданным. Она вышла перед лоснящейся черной кобылой Маргариты.

'Эти люди - добрый, богобоязненный, верный королю народ. Они не отягощены перед Вашей Милостью долгом неверности, я уверяю Вас'.

'Госпожа, вы преграждаете мне дорогу', тихо произнесла Маргарита.

Ричард увидел, как ее кожаный наезднический хлыст прорезал воздух над его головой. Кобыла ринулась вперед, и на секунду остановившего сердце ужаса он подумал, что матушка упадет под копыта лошади. Герцогиня достаточно прочла на лице Маргариты, чтобы оказаться предупрежденной, однако отпрянула точно вовремя, удержавшись на ногах благодаря самому бдительному из солдат Сомерсета.

Ричард скользнул за солдатом, прижался к матери; Джордж уже был рядом с ней. Герцогиня дрожала. Она прильнула на миг к Джорджу, как если бы он являлся взрослым человеком.

'Отошлите моих сыновей из города', попросила она хрипло. 'Я заклинаю Вашу Милость... Вы тоже - мать'.

Маргарита обернулась в седле. Она рванула поводья, направляя кобылу к кресту. 'Да, я - мать. Мой сын родился ровно 6 лет тому назад... и почти с самого дня его рождения были те, кто хотел оспорить данные ему при появлении на свет права, те, кто смели говорить, что он не является истинным сыном моего мужа, короля. Вам известно также хорошо, как и мне, госпожа, люди, больше других ответственные за подобные подлые наветы... Ричард Невилл, граф Уорвик. Уорвик.... ваш племянник, госпожа! Ваш племянник!'

Последняя фраза превратилась в шипение, в волну обжигающей ярости, сопровождающуюся взрывом французской речи, слишком быстрой и бешеной, чтобы ее можно было распознать. Прервавшись перевести дух, она в тишине бросила взгляд на мертвенно-бледную женщину и похолодевших от страха детей. Крайне медленно и подчеркнуто королева сняла одну из своих тонко вышитых перчаток для езды. Испанской кожи, окаймленную собольим мехом. Она заметила, как Сесиль Невилл подняла подбородок, как ухмыльнулся Сомерсет, зная, что они оба ждут от нее пощечины этой перчаткой. Вместо этого Маргарита швырнула ее в пыль у ног Сесиль.

'Хочу, чтобы этот город узнал, что случается с теми, кто поддерживает предателей. Полюбуйтесь на это, господин Сомерсет', резко сказала она и, не дожидаясь его ответа, взмахнула хлыстом по бокам лошади, поворачивая его в еле уловимом глазом мелькании впечатляющего искусства верховой езды. Затем Ее Величество отправилась обратно по Широкой улице, заставляя солдат рассыпаться перед собой.

Кричала девушка. Звук омыл Ричарда ледяными волнами, заставив задрожать. В ее криках было столько ужаса, что он ощутил слабое облегчение, когда они оказались заглушены, стали менее различимы, а потом совсем прекратились. Ричард сглотнул, продолжил смотреть в противоположную от церковного двора сторону, откуда шли девичьи крики.

Внезапно изменилось направление ветра, принеся ему едкий запах сгорающей плоти. Все большего числа домов касались факелы, пламя достигло примыкающего свинарника, поймав в ловушку несколько несчастных животных, находящихся внутри. К счастью, визг умирающих свиней уже не различался, так как свидетельствующие об агонии звуки обреченных созданий вызывали у мальчика тошноту. Ему приходилось видеть животных, разделываемых для получения говядины, однажды попав благодаря Эдварду и Эдмунду на холостяцкую охоту. Но здесь было совсем другое, это был мир, сошедший с ума.

Мир, в котором люди гнались по улицам, словно скот с пеньковыми веревками, свисающими с шеи. Мир, в котором солдаты обдирали с подвергающихся ограблению лавок доски для возведения виселиц напротив цехового зала. Мир, в котором младший сын городского писаря был избит дубинками и оставлен умирать посреди Широкой улицы. Стоя у креста, Ричард еще мог видеть его тело. Он пытался не смотреть туда, - сын писаря помогал ему поймать в западню лисенка, обнаруженного памятным летним утром на лугу Динхэм.

Решительно отвратив взгляд от тела мальчика, которого он знал и любил, Ричард обнаружил, что смотрит на странное красноватое пятно, расползающееся в пыли у подножия креста ручейками красного. Алые струйки сбегали в сточные канавы. Какое-то время он наблюдал, затем понимание поразило мальчика и заставило резко отпрянуть.

'Джордж, взгляни!' Он указывал в зачаровывающем ужасе. 'Кровь!'

Джордж уставился на лужу, затем присел на корточки и помешал рябь пальцем для пробы.

'Нет', произнес он в конце. 'Вино.... оттуда, видишь?' Он указывал на угол, где стояли несколько огромных бочек, вытащенных из разграбленной таверны, содержимое которых выливалось в центральную сточную канаву.

Джордж и Ричард обернулись на пробегающего позади быка, поощряемого улюлюканьем скучающих солдат, которых Сомерсет отрядил стеречь их. Рядом с ними Ричарду было не по себе. Пока они охраняли герцогиню Йоркскую и ее сыновей от приставаний солдат, шатающихся вокруг креста, было очень заметно, что такая обязанность не приносит им сколько-нибудь радости. Они мрачно смотрели на товарищей, делящих добычу ограбленного города. Ричард был уверен, - большинство из них охотно прислушалось бы к настойчивым просьбам матери - отвести ее с детьми в королевский лагерь. Один из солдат оставался непреклонным, однако, учитывая, что они не могли действовать без особых указаний Его Милости герцога Сомерсета, и то, что власть принадлежала ему, никто не мог покинуть сомнительное убежище у креста - ни пленники, ни их вынужденные конвоиры.

Герцогиня Йоркская внезапно закричала. Человек, хромавший вниз по Высокой улице, двигался медленно, без направления или причины. Проходя, словно судно без руля, казалось, он забыл о солдатах, наталкивающихся на него, с руками, полными награбленного добра из замка. Сейчас тот был ободран до стен, поднимаясь над несчастным городом, выставленным скелетом останков некоего расхищенного прошлого. Сейчас, когда он наступал на пятки нагруженным награбленным солдатам, то оказывался осыпаем кругом проклятиями, локтями толкаем в сторону. Другие руки, однако, протягивались предотвратить его падение, даже расчищали дорогу. Ему, они - люди только что после ограблений, изнасилований и виселиц. Тем не менее, они не смели оскорбить священника.

Его одежда и капюшон заявляли, он был одним из братьев-кармелитов - Белых братьев Святой Марии. Когда-то безупречно белое было обильно испещрено сажей, даже брызгами крови. Как только он придвинулся ближе, они заметили, - на священнике надета лишь одна сандалия, до сих пор по недосмотру испачканная грязью, размазанной по улице, мутным вином, по щиколотку доходившим в водосточных канавах вокруг креста. При звуке своего имени он приостановился, подслеповато моргая, озираясь вокруг. Герцогиня Йоркская снова закричала, взывая к нему, и на этот раз священник увидел ее.

Стражники не делали попыток остановить его, карабкающегося вверх по ступеням подножия креста, безразлично наблюдая, как Сесиль качнулась взять протянутую пастырем руку своими ладонями. Ее взгляд вспыхнул, упав на запятнанное одеяние, затем снова вернувшись к побелевшему мрачному лицу.

'Вы ранены?'

Он тоскливо покачал головой. 'Нет... Они убили наш скот. Молочных коров, овец... Стойла изгажены кровью... '

Голос угас, взгляд затуманился, и лишь когда она повторила его имя, священник ожил, опять сконцентрировался на герцогине и двух детях, смотрящих на него в изумлении. Он выглядел не как брат, которого они видели, а как перепачканный и нечесанный беднейший проситель милостыни, с остекленевшими глазами и обмякшим ртом в глубине образовавшейся воронки.

'Госпожа... Они разграбили братство. Они все забрали, госпожа, все. Затем они подожгли помещения. Кладовую, пивоварню, даже лазарет и богадельню. Они ободрали церковь... Даже дарохранительницу и потир (сосуд для богослужения, нужен при освящении вина и принятии причастия), госпожа, потир...'

'Послушайте меня', потребовала она. 'Послушайте, Бога ради...'

В конце концов, ее настойчивость подействовала на него, и брат замолк, остановив взгляд на даме.

'Вам следует отправиться в замок. Отыскать герцога Сомерсета. Сообщить ему, что он должен отдать приказ отослать моих сыновей в королевский лагерь'. Она оглядела детей, снова понизив звук голоса, отчаянно произнесла: 'Для всего остального уже слишком поздно. Вам ясно? Ступайте сейчас же и быстро! Солдаты не причинят вреда священнику; они позволят вам пройти. Если Сомерсета нет в замке, ищите его в зале гильдий. Они пользуются им как темницей, следовательно, герцог может оказаться там. Отыщите его... ' Ее голос был не громче шепота. 'Ради любви Иисуса, Сына Единородного, отыщите его'.

Монах кивнул, опаленный ее напряженностью. 'Я найду его, госпожа', дал он обет. 'Я не подведу вас'.

Джордж достаточно понял из этого обмена репликами, чтобы дрожь страха прошла по нему. Тут же он придвинулся ближе к матери, глядевшей вслед монаху, который поднимался назад по Высокой улице. Его когда-то белые одеяния растворялись в толпе грабящих город солдат.

'Вы не доверяете нашим стражникам, матушка?', прошептал он.

Герцогиня обернулась к сыну. Он был прекраснее всех других ее детей, настолько белокурый, насколько Ричард черноволос. Она позволила себе задержать руку на его мягких освещенных солнцем волосах, спадающих на лоб. Заколебавшись, герцогиня помедлила с полуправдой.

'Да, Джордж, я доверяю им. Но здесь совершаются злодеяния, которые не ты, не Ричард не должны видеть. Поэтому я желаю, чтобы вас отправили в королевский лагерь в Леоминстере. Вы должны, Ричард!'

Закричав, она поймала младшего сына, схватила его как раз вовремя, предотвратив его ныряние вниз со ступеней подножия креста. Встав на колени, она притянула сына к себе, браня его очерствевшим от страха голосом. Ричард вытерпел упреки молча. Когда мать отпустила его, мальчик резко осел на ступеньки и замкнул руки на поднятых вверх коленках в тщетной попытке сдержать дрожь, сотрясавшую его худенькое маленькое тело. Сесиль не представляла, что же он увидел, что причинило ребенку такое горе. И она не ждала объяснений. Герцогиня обернулась, обратившись к стражникам с такой яростью, что они отшатнулись.

'Я не позволю держать моих сыновей здесь, чтобы они наблюдали смертельные муки Ладлоу! Вы пошлете людей к Сомерсету! Сейчас же, будь вы прокляты, сейчас же!'

Мужчины поникли под волной ее гнева, обернувшись, охваченные инстинктивной неловкостью, - герцогиня все еще принадлежала к классу, которому они были приучены повиноваться с рождения. Но Джордж сразу увидел, - материнская ярость не имеет последствий, она не принимается во внимание. Какое-то время он наблюдал, потом опустился на ступеньки рядом с Ричардом. 'Дикон? Что ты увидел?'

Ричард поднял голову. Его глаза ослепли, подозрительно почернели, целиком затянулись голубизной за счет потрясенно расширенных зрачков.

'Ну?', потребовал Джордж. 'Скажи мне, что ты увидел? Что могло оказаться столь ужасным из всего этого?'

'Я увидел девушку', наконец произнес Ричард. 'Девушку, которую солдатня тащила на церковный двор'.

Даже сейчас Джордж не мог сопротивляться случаю проявить житейское понимание. 'Ту, которую солдаты потащили с собой?', уточнил он со знанием дела.

Его слова ничего не значили для Ричарда. Он едва расслышал их.

'Это была Джоан. Она была вон там...' Он отмахнулся направо от себя, 'в Мясницком ряду. Она шла спотыкаясь, потом упала на мостовую и осталась лежать. Ее платье полностью порвалось, и на нем была кровь... ' Он судорожно вздрогнул и продолжил только после настойчивого понукания брата.

'Из церкви вышел солдат. Он... он вцепился в ее волосы своей лапой и рывком поставил на ноги. Затем он снова потащил ее внутрь'. После этого у мальчика перехватило дыхание, угрожающее вырваться рыданием, но каким-то образом он справился и пристально посмотрел на Джорджа.

'Джордж... это была Джоан!', повторил он, почти ожидая, что брат возразит, заверит его в ошибке, в том, что увиденная девушка, возможно, не могла оказаться Джоан.

Ричард задержал дыхание, ожидая ответа Джорджа. Скоро он заметил, - тот не собирается обнадеживать, даже не думает произносить утешительных опровержений. Он никогда не видел брата, потерявшим речь прежде, он никогда не видел, чтобы Джордж смотрел на него так, как сейчас. В глазах старшего мальчика стояла недвусмысленная жалость, и Ричард внезапно осознал, с Джоан произошло нечто куда худшее, чем то безобразие в Мясницком ряду, свидетелем которого он был.

Мимо пробежал солдат, пронзительно крича и потрясая винной флягой. Она была открыта, и вино разбрызгивалось по его следам, заливая всех, попадавших в диапазон его движения. Ричард наклонился вперед, снова опуская голову в руки. Внезапно он посмотрел наверх, хотя услышал достаточно, чтобы встревожиться при прохождении пьянчужки.

'Джордж? Люди были повешены?'

Джордж кивнул. 'Благодари Бога, Дикон, что наш отец в безопасности, вдали от Ладлоу', произнес он рассудительно. 'Попади он либо наши братья в руки королевы, она отрубит их головы, чтобы повесить их на городских воротах, и, не исключено, заставит нас смотреть на весь процесс с начала до конца'.

Ричард взглянул на него с ужасом, а затем подпрыгнул, когда по рыночной площади разнесся женский крик. Джордж тоже вскочил на ноги, крепко схватив Ричарда за плечи.

'Это не Джоан, Дикон', сказал он поспешно. 'Крик звучал не от церкви. Это не Джоан.' Ричард, перестав бороться, уставился на него. 'Уверен?', прошептал он, но как только Джордж кивнул, женщина снова закричала. Для Ричарда это было уже слишком. Он вырвался из кольца рук брата с такой силой, что потерял свое равновесие и скатился вниз по ступеням рыночного креста под ноги лошади, всадник которой едва обогнул угол Широкой улицы.

Ричард не поранился, земля оказалась слишком мягкой для этого. Правда, воздействие от его падения вытянуло весь воздух из легких ребенка. Внезапно небо над его головой заполнилось парящими передними ногами и спускающимися копытами. Когда он осмелился вновь открыть глаза, то его мать уже стояла в грязи на коленях рядом, а скакун остановился в неполном футе от места падения.

Руки Сесиль тряслись так сильно, что она принуждала себя переплести пальцы вместе, чтобы обрести точку опоры. Наклонившись вперед, она вытирала грязь с лица своего ребенка рукавом платья.

'Слезы Иисусовы! Госпожа, почему вы все еще здесь?'

Герцогиня резко подняла голову, чтобы взглянуть в лицо, оказавшееся молодым, нахмуренным и смутно знакомым. Она напряглась, чтобы вспомнить, и у нее получилось. Рыцарь, подъехавший настолько близко, что чуть не растоптал ее сына копытами своего скакуна, был Эдмундом Бофортом, младшим братом герцога Сомерсета.

'Ради Бога', попросила она в отчаянии, 'отведите моих сыновей отсюда в безопасное место'.

Эдмунд Бофорт вгляделся в нее, затем вылетел из седла, встав рядом с герцогиней на улице.

'Почему вы сразу не отправились в королевский лагерь в Леоминстере?' Голос звучал раздраженно и недоверчиво. 'За происшедшее мой брат кого-то освежует заживо. Ланкастеры не воюют с женщинами и детьми'.

Сесиль ничего не отвечала, просто смотрела на него и видела краску, вспыхивающую на его скулах. Эдмунд Бофорт резко обернулся и стал раздавать указания людям, приехавшим в Ладлоу под его руководством. С глубоко прочувствованным облегчением она увидела, все они были трезвы.

'Мои люди сопроводят вас в королевский лагерь, госпожа'.

Она кивнула и стала напряженно наблюдать, как он распускал ее стражников, искал для нее с детьми лошадей, затем с брезгливым ругательством расчищал путь клинком своего меча меж напившейся солдатни, пререкающейся из-за награбленной добычи. Даже сейчас, когда спасение было почти в руках, дышалось ей не легче. Легче не станет до тех пор, пока герцогиня не увидит сыновей в безопасности на пути, уходящем из Ладлоу. Когда она вела мальчиков вперед к ожидающим их лошадям, Ричард внезапно начал упираться. Это позволило матери, в конце концов, отпустить вожжи, державшие ее последние двадцать четыре часа, и ударить сына по лицу. Он задохнулся, но принял наказание без крика и возражения. Запротестовал Джордж, мгновенно вставший на сторону брата.

'Не браните Дикона, матушка', упрашивал он. 'Видите ли, он видел ее. Он видел Джоан'. Заметив отсутствие у нее понимания, Джордж указал в сторону приходской церкви. 'Девушка на церковном дворе. Это была Джоан'.

Сесиль опустила взгляд на младшего сына, встала на колени и мягко притянула его к себе. Она увидела слезы на его ресницах и отпечаток своей пощечины на на щеке мальчика.

'Ох, Ричард', прошептала она, 'почему ты этого не сказал?'

Пока они дожидались подхода армии Ланкастеров этим утром, герцогиня взяла на себя труд внушить обоим мальчикам безотлагательность самоконтроля. Сейчас, однако, она более не заботилась о гордости или чести, исключительно о боли в глазах собственного ребенка, боли, которая должна всегда быть чуждой детству.

Это произошло после того, как Эдмунд Бофорт совершил доброе деяние, которое она никогда не забудет, которого не смела даже ожидать. Пока герцогиня смотрела на него, оформляя просьбу, по ее мнению, тщетную, юноша произнес прежде, чем она заговорила: 'Я отправлю нескольких своих людей на церковный двор найти девушку. Я отправлю ее к вам в Леоминстер. Если она...' Он заколебался, смотря вниз на маленького мальчика, обнимаемого матерью, и спокойно закончил: 'Чтобы ни должно быть исполнено, случится, госпожа. На данный момент, думаю, мы больше здесь не задержимся'.

Она оцепенело кивнула. Юноша протянул руку, герцогиня приняла, позволила ему помочь ей подняться. Он был, только сейчас стало видно, очень молод, не более чем на четыре или пять лет старше ее Эдмунда. Очень молод и совсем не счастлив тому, что нашел в Ладлоу. Довольно проницателен, чтобы понять, она не желает присутствия Ричарда при обнаружении Джоан.

'Я не забуду вашей доброты, господин', произнесла герцогиня тихо и с большей теплотой, чем думала когда-либо почувствовать в отношении члена семьи Бофорт.

'На войне, госпожа, на ней всегда есть ... крайности', ответил Эдмунд Бофорт очень тихо, и затем странная искорка сочувствия, промелькнувшая между ними, исчезла. Молодой человек отступил отдать сдержанные и выразительные приказы. Солдаты двинулись вдоль площади к церковному двору. Другие ждали, чтобы сопроводить герцогиню Йоркскую и ее сыновей в королевский лагерь в Леоминстере. Эдмунд Бофорт кивнул, приказывая выдвигаться. Сесиль приостановила скакуна перед ним.

'Благодарю вас, господин'.

В его взгляде сквозила настороженность, затемненность тревожными подозрениями человека, застигнутого врасплох собственной искренностью и размышляющего, - не скомпрометировал ли он себя этим проявлением.

'Не разочаруйте меня, госпожа. Я целиком полагаюсь на решение своего брата. Он совершил то, что должен был. Требовалось, чтобы урок, преподанный здесь сегодня, не был забыт в ближайшем будущем ни одним человеком'.

Сесиль посмотрела на него. 'Не стоит тревожиться, мой господин', ответила она с горечью. 'Ладлоу не забудется'.