Солнце в зените

Глава шестнадцатая

Лондонский Тауэр, февраль 1478 года

На стене над его кроватью нетвердой рукой были прочерчены углем десять крупных крестов. Джордж тщательно их пересчитал, - по одному на каждый из прожитых им после вынесения смертного приговора дней. Он сделал из их начертания некое подобие церемонии, нанося эти знаки ровной линией, не прибавляя нового до наступления заката. Поэтому то, что сейчас совершал Джордж, пребывало в поразительном противоречии с приобретенной им недавно привычкой. Он больше часа неподвижно лежал на кровати, взирая на запачканную грязным пальцем стену. Вдруг Джордж сел, а потом и спрыгнул с постели. Палочка, используемая в качестве наносителя крестов, лежала на полу около жаровни с горячими углями. Схватив ее, он бросил свое орудие в еле тлеющий центр и встал на колени на ложе, чтобы нанести вызывающе кривой крест, равный по размеру остальным.

На миг лицо Джорджа отразило удовлетворение, но, когда он внимательнее рассмотрел свое творение, его начало терзать суеверие. Стояла полночь. Надо ли ему так искушать Провидение? Кларенс занес кулак, чтобы стереть крест, но на полпути застыл. Разве избавиться от него сейчас не будет зловещим шагом? Возможно ли основательнее привлечь беду, чем так поступив? В любом случае мысли Джорджа тревожно заметались, и, наконец, он разрешил сомнения также, как и все, его в последние дни волновавшее, - потянувшись за бутылкой с вином.

Каким-то образом эти десять дней оказались легче предшествующих им четырех месяцев, ведь с вынесением ему смертного приговора наступило облегчение заключения. Джордж снова получил доступ к винному погребу в замке Гербер. Когда бы не возникло у него желание, герцогу всегда предоставляли напитки, так часто, как он мог только мечтать, и, если бы тот обладал способностью никогда не напиваться до беспамятства, то никогда не оставался бы трезвым как стеклышко.

Вернув бутылку на устилающий пол тростник, Кларенс закрыл глаза. Ночь и день имели для него сейчас мало значения, и Джордж засыпал, когда бы дремота его не посещала. То, что помещение было освещено факелами, совершенно узника не смущало, гораздо сильнее беспокоила темнота. Он требовал свеч еще настойчивее, нежели вина, наполняя камеру камышом и факельным пламенем, подсвечниками и лампадами с фитилями, хотя углы и продолжали сохранять тени, скрывая страхи, отогнать которые не удавалось и мальвазии.

После недолгого сна Джордж пробудился, чья-то ладонь мягко, но настойчиво трясла его за плечо. Открыв глаза, он удивленно замигал при виде наклонившейся над кроватью великолепной фигуры, - видения, облаченного в пурпурную рясу и струящуюся шелковую мантию. Так как разум Кларенса все еще пребывал одурманенным винными парами, он сначала засомневался, - стоит ли принимать очевидность своих ощущений всерьез, - слишком часто возвращаясь к действительности, Джордж обнаруживал тюремную келью кишащей призраками. Пока он вглядывался в напряженное измученное лицо под усыпанной драгоценными камнями митрой, в голове произошел проблеск понимания. Это не сон. Перед ним действительно стоит склонившийся над ложем епископ. Более того, Джордж был с ним знаком.

'Стиллингтон?' Сначала неуверенно, но потом с нарастающим возбуждением. 'Будь я проклят, если это вы! Боже Милостивый, как же приятно вас увидеть...хоть кого-то увидеть!' Джордж поднялся на ноги с некоторым затруднением, но его улыбка не переставала ослеплять собеседника. 'Как вы прошли мимо прислужников Неда? Представить не можете, как я хотелось с кем-нибудь поговорить-'

'Ваша Милость'. Стиллингтон поспешно перебил его, не в силах вынести такой дружелюбной встречи. 'Вы...вы не понимаете'. Он сглотнул, оглянулся по сторонам в поисках места, где мог бы присесть и, в конце концов, опустился рядом с Джорджем на край кровати.

'Я нахожусь здесь по приказу короля', - тихо произнес священник. 'Он послал меня к вам, мой господин... дабы вы могли услышать мессу и исповедоваться, с тем, чтобы не явиться пред лицом Господним не покаявшись'. Во время объяснения Стиллингтон сосредоточенно изучал свои колени, стараясь не смотреть, как Джордж воспримет смысл его слов. Однажды в юности епископу пришлось отпускать грехи осужденному на смерть, воспоминание об этом преследовало его годами. Но данный случай казался несоизмеримо хуже.

Когда Стиллингтон не смог дольше избегать встречи взглядов, он попытался посмотреть на собеседника искоса. Месяцы вынужденной трезвости сорвали с Джорджа избыток плоти, появившейся в течение пропитавшегося вином лета. Упавшие наискось на лоб волосы отсвечивали как переплетенные золотые нити, в упор взирающие на Стиллингтона глаза были ярко зелено-голубого оттенка и таили ошеломленное непонимание детского взгляда. Епископ, не питавший по поводу Кларенса никаких иллюзий, тем не менее, чуть не плакал и, не являясь ни привлекательным, ни молодым, лишь удивлялся, почему удар неуловимо становится глубже, поражая одаренных юностью и красотой. Его сожаление отличалось такой остротой, что выбило святого отца из колеи, окрасив настрой Стиллингтона суеверной тревогой. Наверное, так, напомнил он себе, должен был выглядеть Люцифер накануне своего низвержения.

Тем временем Джорджу, до сих пор растянувшемуся на ложе и рассматривающему епископа снизу вверх, пришлось пошевелиться. Отстегнув от пояса четки из черного дерева и коралла, Стиллингтон протянул их молодому человеку.

'С позволения короля я отправился утром к вашей госпоже матушке. Она чрезвычайно горячо хотела, чтобы вы получили это. Когда-то они принадлежали вашему батюшке, посещавшему гробницу Святого Иакова в Компостелле'.

Джордж не шевельнулся, чтобы забрать четки. Стиллингтон помедлил, но потом понял, - исправление ошибки находится целиком в его власти.

'Она просила за вас, мой господин. Как и ваш брат, герцог Глостер, и ваши сестры, леди Саффолк и королева Бургундии. Вам не следует думать, будто они не беспокоятся о вашем положении. Это король приказал не пускать их к вам'. Его слова прозвучали втуне, Стиллингтон даже не был уверен, что Джордж слышал их.

Епископ яростно хотел вспомнить обычные в случаях успокоения фразы, выражения, к которым священник прибегал, облегчая измученные души, разрешая земную тоску и обращая мысли к Грядущему. Но все приобретенное в жизни знание сейчас оказывало мало помощи, Стиллингтон безнадежно запутался в чувстве собственной виновности.

Джордж ожил настолько внезапно, что Стиллингтон отпрянул. Нетвердо поднимаясь, молодой человек опустился у кровати на колени, и епископ ощутил, как к горлу подходит ком от того, что ему так постыдно не удалось удовлетворить необходимость в духовном утешении, которое способен обеспечить любой смертный. Но затем он увидел, - Джордж и не собирался молиться, герцог оказался на коленях лишь стараясь вернуть бутыль с вином.

Под осуждающим взглядом пораженного священника Джордж опрокинул флягу и начал пить, пока не захлебнулся. Он сплюнул, расплескав алкоголь и на постель, и на себя, а потом снова вернулся к бутылке. Прежде всего возмутившись, как может человек предстать пред Творцом во хмелю, минуту спустя Стиллингтон милостивее отнесся к происходящему на его глазах. Неужели он действительно хочет лишить Джорджа оцепенелого благословения, даруемого мальвазией? Нет, епископ решил, что ему этого не хочется.

Тогда Стиллингтон вспомнил, что у него осталось еще средство предоставить осужденному утешение.

'Я могу облегчить ваши мысли, мой господин, в отношении детей', - произнес он, озаряясь внутренним светом. 'Даже принимая во внимание коснувшееся вас бесчестье, Его Величество не собирается лишать ваших наследников положенного им имущества. Он дал мне обещание, что о них хорошо позаботятся, и что он все равно передаст графство Уорвик вашему сыну'.

Джордж опустил бутыль, вглядываясь в лицо вестника, после чего ошарашил Стиллингтона, разразившись дикими раскатами не поддающегося контролю судорожного хохота. 'Бедный набожный идиот', - задохнулся он. 'Ты надеялся этим меня успокоить? Думаешь, это все уладит?'

Сочувствие святого отца обдало ледяной волной, внезапно примешав к нему горечь. 'Я только уверил вас, что ваши сын и дочь не испытают страданий от отцовских прегрешений', - натянуто ответил епископ. 'Для большинства людей, мой господин, подобная гарантия имеет огромное значение'.

Джордж осушил бутылку, отбросив ее от себя с неожиданно яростной мощью. Она разбилась о дальнюю стену с такой силой, что при ударе раскрошилась, разлетевшись стеклянным дождем по всем уголкам камеры. У Стиллингтона перехватило дыхание, когда мимо его щеки пронесся щербатый осколок, он судорожно сжал в руке четки Сесиль Невилл.

'Почему я должен вам верить? Как мне знать, что Нед не пытается просто меня припугнуть? У него уже есть мои титулы и земли...Зачем ему еще и моя жизнь?'

'Мой господин...Мой господин, не обманывайтесь пустой надеждой. Не стоит на нее опираться, надежды нет с того ужасного проклятого момента, как вы опрометчиво позволили себе произнести имя Нелл Батлер-' Стиллингтон резко осекся, оставшись с полуоткрытым ртом.

'Матерь Божья, вы не знали!'

Джордж выглядел изумленным. Качая головой, он опустился на кровать. 'Значит то, что написал тот священник...было правдой? И поэтому Нед хочет... О, Господи!' Молодой человек ощутил на губах соленый привкус, понимая, - это результат выступления холодного пота. Затем его глаза сузились, и Стиллингтон шарахнулся от охватившего герцога гнева.

'Это вы донесли Неду, рассказав ему о заданных мною вопросах! Это вы меня предали!'

'Нет, мой господин, я не виновен! Мне следовало отправиться к королю сразу же, как вы нашли меня, но я этого не сделал. Страх заставил меня молчать. Если бы вы поступили так же!'

'Тогда...тогда как?'

'Мой господин, вы сами подвели себя', - немного успокаиваясь, ответил святой отец. 'Когда Его Величество в первый раз взял вас под арест прошлым летом, вы напились до умопомрачения, а в подобном состоянии вы разглагольствуете... крайне неразумно. В конечном счете, ваши пьяные речи достигли ушей Ее Величества'.

Джордж снова рухнул на постель. 'Все эти месяцы', - прошептал он, - 'я не понимал...и поэтому не верил ни секунды, что Нед сможет...'

Стиллингтон отвел взгляд. У него оставалось еще одно неприятное задание, которое следовало выполнить, прежде чем он сможет выслушать исповедь молодого человека, задание, больше всего остального его пугающее.

'Мой господин...Его Величество велел мне...предложить вам выбор...'

Собеседник ничего не ответил, глядя на пожилого священника остекленевшими и невидящими глазами.

'Вы...понимаете?' Стиллингтон запнулся, ненавидя Эдварда за то, что тот взвалил на него такую ношу, ненавидя покойную Нелл Батлер, и, сильнее прочих, ненавидя себя за слабость и тайну, которой никогда не желал бы знать.

'Я всегда слышал, что самой легкой смертью является утопление', - тихо произнес Джордж.

Келью наполнила тишина. Спустя несколько бесконечных мгновений епископ потянулся и взял обреченного за руку. Она горела и была липкой от вина. Пальцы обмякли и не сопротивлялись, когда старик вложил ему в ладонь четки, осторожно сомкнув их вокруг последнего дара.

Елизавета неподвижно застыла на пороге, слушая, как Эдуард раздавал распоряжения относительно похорон брата.

'...и тело его следует переправить в Тьюксбери, где и похоронить с должными почестями. Дайте знать аббату Джону. И оповестите мою матушку, брата Глостера и сестру, герцогиню Саффолк, чтобы они могли присутствовать на похоронах, если им сие будет угодно'.

Какое-то время, после того, как присутствующие покинули палату, она не шелохнулась, оставаясь на своем месте, пока Эдвард не поднял взгляд и не увидел ее.

'Что же я могу сделать для тебя, дорогая моя? Позволь угадать...Ты пришла станцевать на могиле Джорджа?'

Елизавета была слишком потрясена, чтобы разозлиться, услышав в этих словах погребальный перезвон по их браку. Она спотыкаясь направилась к мужу и упала на колени рядом с его стулом.

'Не говори так, Нед, не надо так со мной! Ты не можешь винить меня за смерть Кларенса. Ты не можешь быть таким несправедливым, ты же знаешь, что не можешь!'

Он выглядел настолько измотанным, что Елизавете еще не приходилось видеть мужа в подобном состоянии. Веки тяжело нависли над глазами, под которыми появились мешки, мускулы губ пугающе напряглись. Но, по мере того, как Эдвард слушал, она наблюдала их легкое ослабление.

'Нет...Нет, я не могу. Ты права, прости меня, Лисбет. Я не виню тебя, действительно, не виню'. Угол его рта дернулся вверх, пытаясь показаться улыбкой. 'Господи, хотелось бы мне иметь такую возможность! Но я хорошо знаю, одна из ироний судьбы состоит в том, что я убедительно вру всем, кроме самого себя'.

Елизавета встала, переместившись на ручку стула и начав легкими движениями пальцев снимать напряжение с шеи и плеч Эдварда. Прикрыв глаза, он откинулся на спинку.

'Джордж передал мне сообщение через Стиллингтона. Попросил поделиться пожеланием о встрече в аду!' Король расхохотался совершенно не вызывающим ответной улыбки смехом. 'Полагаю, у него было на это право!'

'Не нахожу здесь ничего смешного', - осуждающе произнесла Елизавета.

Эдвард заерзал на стуле, озадаченно сказав: 'Странно. Мои отторжение и сожаления относятся к матушке, к Мег, к Дикону. Но не к Джорджу. Тем не менее, он приснился мне прошлой ночью. Можешь поверить в такое, Лисбет? И еще, проклятие на мою голову, но во сне ему было не больше десяти... если даже...'

Елизавета так спешила, что не могла позволить себе тратить время на дальнейшее потакание. На кону стояло нечто важнее облегчения совести Неда.

'Что со Стиллингтоном?'

'Нет!' Внезапность, с какой Эдвард вскочил на ноги, чуть не опрокинула ее на пол.

'Нед, ему известно!'

'Я сказал - нет! Я не стану убивать этого старика!'

Они впились друг в друга глазами, всецело сосредоточившись на волевой схватке, тем более яростной, что их противоборство зиждилось на близости. Первой взгляд отвела Елизавета, она решила сменить тактику, искренне спросив: 'Нед, ты же не считаешь, что я желаю решить это подобным путем? Но у нас нет выбора. Что если, когда ты умрешь, он выступит с рассказом об известной ему тайне? Мы не должны упускать прекрасную возможность'.

'Святый Боже, женщина, ему почти шестьдесят, да и здоровье не блещет!' Эдвард с отвращением покачал головой. 'Когда я оставлю этот свет, он уже много лет будет мертв и напрочь забыт. Ты позволяешь страхам затмить простейший здравый смысл'.

'Я ему не доверяю',- упрямо повторила Елизавета, сразу увидев, как губы мужа опять сжались.

'Ну а я доверяю', - оборвал ее Эдвард. 'Он пятнадцать лет держал язык за зубами, скажешь - нет? Зачем ему сейчас меня предавать? Нет, Лисбет. Я не отправлю на смерть человека, подарившего мне одну лишь верность. Как и не забуду о его сане, даже если ты уже сбросила его со счетов'.

'В конце концов, разве ты не хочешь убедиться, что он осознает, сколько может потерять? Сделай это хотя бы ради меня, Нед...ради меня и ради твоих сыновей. Ради Бога, пожалуйста!'

Нахмурившись, он мрачно кивнул. 'Хорошо. Сделаю, что смогу...нагоню на него страха Божьего. Но не более того, Лисбет. Я отправил на тот свет Джорджа, потому что у меня не было другого выбора, но я не хочу пролить на свои руки еще и кровь Стиллингтона. Не тогда, когда в этом нет особой нужды. И я не позволю причинить ему зло'. Он окинул ее пробирающим до костей холодным взглядом, добавив с безошибочно считываемым ударением: 'Уверен, ты запомнишь это...дорогая женушка'.

25 февраля Джорджа упокоили рядом с его супругой под сводом, находящимся позади главного алтаря аббатства Святой Девы Марии в Тьюксбери. Его имения забрали, конфисковав богатства в пользу короны. Эдвард пренебрег Биллем о лишении гражданских и имущественных прав, возведя маленького сына умершего в достоинство графа Уорвика, графство Солсбери король предпочел отдать малышу Ричарда. Некоторая часть земель Джорджа перешла к Энтони Вудвиллу, остальные доходы - к Томасу Грею, но основное ядро состояния брата Эдвард сохранил в собственных руках. Опекунство над осиротевшими племянниками было также доверено Томасу Грею.

Несколько недель спустя после смерти Джорджа Роберту Стиллингтону, епископу Бата и Уэльса, предъявили обвинение в неосторожных словах, 'наносящих ущерб государству' и препроводили его в Тауэр. После трехмесячного удержания там святого отца, в июне состоялось решение об освобождении, предваряющемся принесением новой клятвы верности династии Йорков и йоркистскому королю, которому старец обязался служить уже давно.