Солнце в зените

Глава двадцать третья

Виндзор, февраль 1485 года

Анна всегда предпочитала Виндзор Вестминстеру, и 12 января Ричард перевез двор в замок XI века, что приблизительно в двадцати милях на запад от Лондона. Вопреки всему он надеялся, что супруга сможет каким-то образом воспротивиться необратимым изменениям, но, по мере того, как месяц подходил к исходу, ее силы также убывали. Незадолго до Сретения Господня, Анна слегла в постель, и Ричард больше не смог отрицать правду, - до следующей весны его жена не доживет.

Первый февральский день начался с сырости и сильного ветра. Снег посыпал незадолго до сумерек, не прекращаясь в течение еще долгих часов. По нижнему двору бушевал колючий ветер, но Ричард едва его заметил. Как не обратил он внимания и на пораженные взгляды немногих встречаемых по пути, захватываемых врасплох внезапным столкновением лицом к лицу с сопровождаемым лишь огромным серебристо-серым аланом королем.

Как для него теперь стало привычным, с наступлением темноты Ричард отправлялся в спальню жены, - вечерние часы предназначались только Анне. Иногда они беседовали, но вопросов, которые бы не выдали ложь их взаимного притворства, оставалось все меньше и меньше. Большую часть ночей супруги играли в шахматы или в карты, но сегодня Ричард быстро заметил, что внимание Анны блуждает далеко от игральной доски. Извинившись за скорое окончание партии, он встал, чтобы удалиться, и увидел в ее запавших темных глазах не вызывающее сомнений облегчение.

Пусть это мало успокаивало боль, Ричард решил, что понимает. Все, что Анна сейчас могла для него сделать - постараться уменьшить снедающее свою душу беспокойство, уберечь мужа от страха и отчаяния, неотвратимо мучающих женщину в проводимые в одиночестве часы, когда она хотела прийти к соглашению с так обманывающей ее болезнью, чей смертельный исход отсчитывался буквально неделями. Ричард чувствовал, что не имеет иного выбора, кроме как уважение пожеланий Анны и превращения смерти в запретный в разговорах вопрос, но, на самом деле, не мог поступить иначе, не в силах вынести оставления хоть малейшей надежды, даже той, которую считал неверной.

Таким образом, супруги обнаружили себя запертыми внутри заговора о молчании, но до нынешнего вечера Ричард не понимал, как высока может оказаться цена, и что, отрицая истину, они приговаривали друг друга к страданиям в строгом разобщении и уединении. Ирония положения подействовала на него с опустошающей силой. Больше всего Ричард хотел утешить Анну, однако именно он сделать этого не мог, ибо только ради мужа та должна была держаться и скрывать присутствие болезни, проживая последние дни во лжи. Стоя там, у ее постели, Ричард вдруг подумал, что если бы смотрел на нее с определенного расстояния, то оно увеличивалось бы с каждым совершаемым Анной вздохом, постоянно затрудняющимся и стесняющимся. Она уже ускользала от него, оказавшись в плену чувств, которых он не мог разделить и прислушиваясь к тому, что Ричард не способен был услышать, - к тишине, отмечающей время, ее время. Анна умирала, а он нет, и это препятствие являлось непреодолимым даже для любви.

В течение более чем часа Ричард бесцельно бродил, но лишь сейчас, когда сквозь кружащий на ветру снег впереди замерцала огнями Церковь Святого Георга, он понял, куда инстинктивно направлял свои шаги. Начатый более десяти лет тому назад его братом Эдвардом храм до сих пор не был завершен, - к моменту смерти короля крышей успели накрыть только клирос и боковые приделы. Тем не менее, это было величественное здание, даже в его теперешнем состоянии, и Ричард надеялся, что со временем, сумеет воплотить архитектурные стремления брата в жизнь и сделать Церковь Святого Георга современным прочным памятником, воздвигнутым в честь Эдварда.

Войдя в южную дверь нефа, он поймал себя на колебании перед входом в часовню Уилла Гастингса. На какое-то время Ричард замер в тишине, взирая на крупную могильную плиту. Место упокоения Уилла. Его украшало неуместное воздаяние, - факел заиграл на глянцевых темно-зеленых листьях, пересыпанных яркими, как кровь, ягодами. Ричард увидел, что это кисть английского остролиста, и удивился, - кто решил почтить таким образом душу Уилла, оставив дар леса, представляющийся более языческим, нежели христианским, однако при том странно трогательным?

Король не стал там задерживаться. Пройдя через перегородку, установленную для защиты восточного края могилы брата, он, в конце концов, остановился напротив расположением надгробия Эдварда. Священник, по-видимому, не отличался аккуратностью, - рядом с ведущей к часовне покойного монарха дверью продолжал пылать факел. Ричард приблизился к алтарю, преклонил колени и прошептал: 'Во Имя Отца и Сына и Духа Святого'.

Молитва всплыла из недр памяти, без всякого сознательного усилия. Но после он испытал нехватку слов. Если Всемогущий его просьб больше не слышал, как могли они донестись до Неда? Ричарда обступила тишина, неумолимо обвиняющее молчание покойного.

Король поднялся на негнущиеся ноги. Глупец, чего он ждал? Прощения от умершего? Приход сюда был ошибкой, прискорбной ошибкой. Ричард поймал себя на разглядывании позолоченных железных ворот, распахнутых вдоль придела - на запад от могилы брата. На них висели поддерживавший корону головной убор Эдварда, меч, доспехи и сюрко из малинового бархата, расшитое жемчугом и переплетенными золотой нитью рубинами.

Против собственной воли Ричард протянул руку, позволив пальцам прикоснуться к когда-то принадлежавшему брату одеянию, и почти в тот же миг ощутил горечь утраты, будто впервые, ошеломленно осознав, - Нед действительно мертв, его смех затих навсегда, от плоти, крови и разума осталось не более, чем воспоминания, а им...им доверять нельзя. Воспоминания искажены, окрашены любовью, печалью или виной, они отражают минувшее сквозь зеркальную гладь - смутно, а временами - временами слишком ярко, чтобы это рассмотреть...или чтобы вынести.

'Ох, Нед', - прошептал Ричард, - 'как мы дошли до такого?'

Его слова показались зависшими в воздухе, а потом он услышал позади себя тут же подавленный звук и понял, что находится здесь не один. Ричард увидел то, чего ранее не заметил, - дверь к лестничному пролету была наполовину прикрыта. Охваченный внезапной яростью он к ней метнулся, распахнул настежь и оказался взирающим в испуганные голубые глаза.

Потрясение подействовало настолько сильно, что Ричард застыл в оцепенении, сомневаясь в основании собственных чувств, так как Джейн Шор являлась последним человеком, кого он ожидал тут увидеть, тенью, вызванной воображением без предупреждения из того периода его жизни, который хотелось исключительно предать забвению.

'Что вы здесь делаете?' - спросил Ричард, отметив, как Джейн вздрогнула от прозвучавшего в его голосе и отпечатавшегося на лице гнева.

'Я тоже любила его, Ваша Милость', - взмолилась она, выступая из тени лестничного пролета. Ричард в изумлении воззрился на собеседницу. Даже длинный шерстяной плащ не был в силах скрыть ее положение, - когда-то тонкая фигура налилась сейчас тяжестью.

'Вы ждете ребенка?' - произнес Ричард, и Джейн робко кивнула.

Она, король увидел, взяла гроздь остролиста. Ричард смутился, но потом протянул руку, положив ладонь на ее кисть. 'Думаю, мне следует проводить вас через двор. Земля усеяна островками льда, вы можете поскользнуться и причинить вред вашему малышу'.

Джейн не удивилась сделанному предложению, одарив его благодарной улыбкой. 'Ваша Милость...есть нечто, что мне нужно вам сказать, нечто, что я хотела сказать уже несколько месяцев. Пожалуйста...я должна. Видите ли, я так многим вам обязана'. Подняв руку, она погладила свой набухший живот. 'Этот ребенок...Не могу выразить, насколько важно для меня вынашивать дитя. Я так стремилась подарить ребенка вашему брату. Дважды моя утроба тяжелела от его семени, и дважды я теряла малюток. Полагаю...полагаю, Господь считал, что мои прегрешения чересчур вопиющи. Долго после этого я отказывалась от всякой надежды на материнство, а сейчас...с Божьей помощью к Пасхе ребенок появится на свет. Но если бы вы не дали Тому позволения жениться на мне...' Она покачала головой и изумленно произнесла: 'Я не могла поверить в это, заявив ему, что он глупец, если даже помыслил попросить о разрешении. Но вы согласились, - обладая всеми доводами запретить брак, вы дали свое согласие'.

В молчаливой просьбе молодая женщина протянула Ричарду гроздь остролиста и проследила, как он прошел к могиле, возложив ветвь на черное надгробие брата. Ей так многое еще хотелось ему сказать - как она сожалела о смерти его маленького сына, о тяжелой болезни жены Ричарда, о том, что недалекие люди распространяют глупости о судьбе, постигшей сыновей Неда.

'Я буду молиться за вашу королеву', - прошептала она еле слышно и в этот миг, прежде чем Ричард успел отвести взгляд, увидела, как его глаза наполнились слезами.

Бесс лежала на кровати в спальне, разделяемой ею с Сесилией во время пребывания в доме матери в усадьбе Уолтэм.Слезы щипали девушке глаза, но она с досадой смаргивала их назад. Глупо плакать из-за обычной лошади. Но Изольда была особенной, прекрасно сложенной гнедой с мягкой как шелк поступью, - подарком от Дикона и Анны на ее девятнадцатый день рождения. Это просто несправедливо. Она наслаждалась кобылой всего десять дней, десять коротких дней. Как скоро все может измениться, - один неаккуратный шаг, и лоснящееся прекрасное животное внезапно превратилось в напуганное создание, жалобно прихрамывающее на трех ногах. Бесс ощутила, как к горлу подступает рыдание, но не смогла вовремя его подавить.

Слезы по Изольде вскоре открыли путь чему-то совершенно иному. Она больше не боролась с этим, сдавшись своему горю в плен, и принялась горько плакать, пока подушки не промокли насквозь, а ее глаза не распухли до узких щелок. Но слезы продолжали литься - по отцу, по братьям, по Анне, по боли, жить с которой пришлось чересчур долго, по смутной тоске, что Бесс не осмеливалась исследовать пристальнее, по сожалениям, что с покалеченной лошадью ничего нельзя сделать.

'Бесс?'

Девушка застыла в оборонительной позе. Господи, ну почему маме потребовалось входить именно сейчас! Она ни разу не попыталась ничего понять. Бесс закусила губу, подкрепляя себя некоторой долей жалящего сарказма и ожидая, что мама над ее слезами посмеется.

Когда Елизавета села рядом с ней, кровать скрипнула. 'Хочешь немного компрессов для твоей головы?' - спросила она, и Бесс обернулась, с подозрением глядя на мать. К ее смущению, на лице матери присутствовало только участие, кажущееся абсолютно искренним сожаление.

'Я услышала твои рыдания в коридоре', - объяснила Елизавета, - 'и испугалась, что доведешь себя до изнеможения. Если я пошлю за подогретым вином с пряностями, думаешь, сможешь выпить немного?'

Эта неожиданная доброта обезоружила Бесс, как не сумело бы ничто другое. 'Ох, мама', - зарыдала она, - 'я так несчастна, так несчастна, никогда в жизни не испытывала подобного...'

'Знаю, Бесс, знаю', - прошептала Елизавета, и девушка в ошеломлении задала себе вопрос, не грезит ли она, и неужели эта мягкая незнакомка действительно ее мать? Бесс почувствовала на своих волосах ладонь...Когда мама позволяла себе ласку? Никогда не испытанная ранее необходимость вырвалась на поверхность, и, зарыдав, она спрятала лицо в материнских коленях.

Елизавета посмотрела на светлую макушку дочери, в ее глазах застыла неуверенность и что-то почти напоминающее тревогу. Она этого не ожидала, не представляла, что Бесс ответит на попытку сочувствия, словно изголодавшаяся по любви - по материнской любви. Может ли задача, подумала бывшая королева с внезапным смущением, оказаться настолько легкой? Неужели дочери ждали только шага навстречу и свидетельства заботы? Но, разумеется, Елизавета о них заботится! Как они об этом не подозревают? Нет, именно дети не подпускали к себе мать, решив подарить любовь и доверие одному Неду. Если искать виноватых, то это ее дочери. Совсем не она.

Елизавета продолжала гладить Бесс по волосам, ожидая, что ее рыдания пойдут на спад.

'Хочешь об этом поговорить?'

Девушка отчаянно покачала головой.

'Дело в Анне, правда? В вынужденности наблюдать за ее уходом...' Елизавета заколебалась, осторожно прибавив: 'В вынужденности наблюдать, как это действует на Ричарда'.

В ожидании худшего Бесс затаила дыхание. Когда ничего не последовало, она подняла голову и посмотрела на мать с исполненным сомнения изумлением.

'Вы правы, матушка, я плачу по Анне...и по Дикону тоже'. Последнее было произнесено с намеком на вызов. 'Разве не на это вы указываете? Не хотите ли вы мне сейчас сказать, что Господь наказывает их на множество совершенных Диконом прегрешений? Что они не заслуживают лучшего?

'Согласна, я не испытываю симпатии к Анне Невилл', - спокойно ответила Елизавета. 'С какой стати? Ее отец убил моего...твоего дедушку, Бесс. Но я до сих пор способна, смею надеяться, сочувствовать умирающей женщине. Как и, насколько бы это не могло тебя удивить, Ричарду. Несмотря на все наши разногласия, я никогда не отрицала, что он любит свою жену. Должно быть, это очень тяжело для него...' Ее голос заметно дрогнул, и Бесс тут же подхватила, с энергичным одобрением кивнув.

'Ох, мама...мама, это так ужасно для него, а процесс все развивается и развивается. В ту неделю, когда умирал папа...когда я думаю, как было бы, протяни он несколько месяцев, я...я бы обезумела, точно знаю, обезумела бы. Как Дикон может это выдерживать, наблюдая за все большим ее день ото дня ослаблением...'

'Все мы этого боимся', - проникновенно сказала Елизавета, - 'надолго затянутой смерти, которая лишь продлит наше страдание, как и страдание тех, кто нас любит. Когда надежды нет, быстрый приход конца - благословение'.

Бесс кивнула. 'Да, мама, вы правы. Для Анны лучше будет умереть, это правда. Она не заслуживает такого, она в жизни никого не обидела...'

'Она сильно мучается?'

'Нет, слава Богу. По крайней мере, от этого Анна избавлена. Она страдает от неловкости...ее снедает кашель, бьет пот, истощает расстройство желудка. Но сильная боль не мучает. У Анны просто продолжают уходить силы, словно утончается до фитиля пламя свечи'. Бесс вытерла глаза краем простыни и хрипло прибавила: 'Я однажды ненароком подслушала разговор доктора Хоббиса с врачом, лечившим сестру Анны, Изабеллу. Он сказал, - в последние дни она снова и снова страдала из-за кровотечений и, в конце концов, задохнулась, подавившись собственной кровью...' Девушка всем телом содрогнулась. 'Я...я не думаю, что Дикон сумеет это выдержать, мама. Если бы Анна мучилась от такой боли, думаю, Дикон бы...' Она судорожно сглотнула, пытаясь сохранить голос ровным, но достигла лишь ограниченного успеха.

'Анна сейчас так худа, ее кожа так натянулась, что когда мы ее моем, клянусь вам, можно разглядеть каждую косточку в ее теле, лежа там - в огромной кровати, она взирает на мир, будто потерявшееся испуганное дитя. Но обладает намного большим мужеством, чем я смела в ней предположить, мама, намного большим. Анна так отчаянно пытается скрыть худшее в своей болезни от Дикона, старается уберечь его от всего, что в ее силах утаить. Глядя на нее, вы бы никогда не подумали, что эта женщина хранит в себе такую выдержку...'

'Бесс, он знает, что надежды нет?'

'Да, мама, знает'. Слезы снова наполнили глаза девушки. 'Сначала Дикон наведывался по вечерам и играл с Анной в шахматы. Но она сейчас слишком ослабла, и большую часть ночей он приносит книги и читает ей, пока Анна не уснет. Иногда Дикон сидит с ней рядом часами напролет и просто смотрит, как она дремлет, тогда в его лице столько боли, что я...я чувствую, что это моя боль, мама'.

Елизавета ничего не ответила, только протянула руку и сжала ладонь дочери, на что Бесс наградила ее исполненным удивленной благодарности взглядом.

'Мама...почему мы раньше не могли так поговорить?'

'Не знаю, Бесс', - медленно произнесла Елизавета, изумленная открытием, что отвечает правдиво. Какое-то время она хранила молчание, теребя нервными пальцами свое свадебное кольцо. Так важно подобрать правильные слова, чтобы пройти по столь тонкой грани и не совершить ошибки.

'Никогда не думала, что скажу это, в самом деле, не думала, но, выслушав тебя, Бесс, чувствую, что больше всех мне жаль Ричарда. Анна...на нее скоро снизойдет мир, который выше земных страданий. Но для него худшее может только начинаться. Всегда тяжело терять любимых, но для короля...для короля без сына и наследника...' Увидев, как Бесс нахмурилась, Елизавета сделала значительную паузу.

'Вы имеете в виду...что он останется совсем один?'

'Нет, дорогая. Я имею в виду, что они не дадут ему времени на скорбь по Анне. Не успеет она сойти в могилу, как они начнут требовать от Ричарда нового брака. Совет, парламент, Святая Церковь...со всех сторон он будет слышать лишь одно, - что должен взять другую жену, ту, которая сможет подарить Дикону сыновей, чего не могла сделать Анна'.

'Нет, мама, нет! Дикон этого не хочет, он не желает снова жениться, я точно знаю, не желает! По крайней мере, в течение еще долгого времени!'

'Уверена, ты права, но чего ты не понимаешь, Бесс, так это того, что у Ричарда подобной возможности не будет. Существуют обязанности, неотъемлемые от королевского сана, и одна из них - обеспечение надежной линии передачи власти по наследству, рождение сына. Они толкнут его на это, - на союз с иностранной принцессой, с женщиной, которую Ричард никогда не видел, которая вряд ли хоть что-то способна произнести на английском языке, в придачу еще и некрасива'. Елизавета позволила себе еле уловимую улыбку. 'Ты же, моя драгоценная, представляешь редчайшее явление, - монаршая дочь, обладающая истинной красотой, создание, по необычайности сравнимое только с единорогом. Большинство из готовящихся к рассмотрению кандидатур - глупы, словно овцы и незамысловаты, словно шерсть домашнего изготовления. Нет, боюсь, будущее Ричарда несет ему мало счастья. Ко всему прочему, он не относится к числу мужчин, ищущих утешения за пределами супружеского ложа'.

Бесс хранила молчание, которое отдавало неестественностью. Елизавета удовольствовалась ожиданием.

'Мама...Я знаю Дикона, и представляю, как несчастен он бы был в подобном браке. Жениться на женщине, которую никогда даже не видел, на женщине, чуждой английским традициям...Дикон заслуживает лучшего, заслуживает женщину, любящую его, как Анна, женщину, способную сделать его счастливым...'

'Согласна', - быстро произнесла Елизавета, - 'но неужели ты не осознаешь, дорогая, что только что описала себя?'

Бесс резко подняла голову. 'Меня? Мама, он - мой дядя!'

'А Анне он приходится двоюродным братом. Ох, Бесс, узы крови браку не препятствие, разве ты никогда не слышала о выдаваемых Папой Римским освобождениях от запрета?'

'Конечно, но-'

'Подожди, Бесс, выслушай меня. Я понимаю, с этой мыслью нужно свыкнуться, но она содержит много важного. О чем я говорю в первую очередь? О союзе, сделавшем бы тебя королевой и восстановившем бы твоих сестер в принадлежащем им по праву статусе. В твоей власти дать им это, Бесс, в твоей и только в твоей'.

'Но та помолвка, мама, она-'

'Может быть улажена, Бесс, поверь мне. Бофоры тоже считались раньше незаконнорожденными. Почему парламент не способен вынести решение, аналогичное вынесенному в их отношении, и в твоем случае?'

'Мама, хватит! Не говорите со мной так. Это...это неправильно'.

'Почему? Из-за Анны? Она умирает, Бесс. Ты ничего у нее не отнимешь из того, что ей еще принадлежит и что уже для нее не потеряно. Чтобы ты не совершила или от чего бы ты не воздержалась, Анна продолжает угасать, а Ричард - нуждаться в супруге, в той, которая подарила бы ему сына и наследника, обязательного для любого монарха. Это факты, Бесс, факты, неподвластные изменениям. Но ты можешь обратить их в свою пользу, в нашу пользу'. Елизавета нагнулась и сжала ладони Бесс.

'Ты будешь королевой, дорогая! Подумай, как это отразится на тебе и на твоих сестрах. Ты сможешь...'

Но Бесс упрямо, даже отчаянно качала головой. 'Нет, мама, нет! Пожалуйста, не надо!'

'Почему нет?' Елизавета не уменьшала напора. 'Ему придется снова вступить в брак, так почему не с тобой? Если этот союз одобрит Папа Римский, что тебе тогда помешает? Или ты возражаешь конкретно против Ричарда? Дело в нем, Бесс? Ты считаешь его непривлекательным в качестве мужа и любовника? Не желаешь делить с ним ложе?'

И она увидела, как Бесс залилась румянцем, отметив многозначительность ярко вспыхнувшего на щеках у дочери цвета.

'Ты можешь сделать его счастливым, Бесс. Облегчить его скорбь, вернуть в жизнь радость, подарить сыновей. Ты можешь совершить это для него, дорогая, можешь-'

'Мама...Я не знаю. Мне нужно время подумать. Я...Я никогда не думала о Диконе в этом ключе'. Бесс вспыхнула еще ярче. 'Никогда, клянусь!'

'Знаю, что не думала, дорогая', - мягко успокоила ее Елизавета. 'Но подобный союз так многое бы решил, не правда ли? Для тебя, для Ричарда, для всех нас. Ты - хорошая партия для него, Бесс, и понимаешь это. Ты веришь в него, доверяешь ему. Почему бы Ричарду не предпочесть тебя незнакомке, нелепой и чересчур набожной иностранке со странными привычками и-'

Но Бесс смотрела через ее плечо - на дверь, и Елизавета резко обернулась, сразу увидев, что на пороге неподвижно стоит Сесилия.

Бывшая королева пришла в себя первой. 'Сесилия, ты нас напугала! Долго стояла здесь?'

'Слишком долго, мама'. Сесилия вошла в комнату и направилась к сестре. 'Бесс, тебе не следует этого слушать, не следует! Матушка ошибается, подобный союз никогда не сможет состояться, никогда-'

Бесс вскочила на ноги, полная внезапного необъяснимого стыда. 'Я не желаю об этом говорить, Сесилия. Нет, мама, с вами тоже. Я...я наведаюсь в конюшни, проверить, как там моя кобыла'. Она схватила плащ и бегом покинула комнату.

Сесилия хотела последовать за сестрой, но помедлила и обернулась к матери. 'Господи, мама, что вы натворили?'

Брови Елизаветы непонимающе взметнулись. 'Я думаю, это очевидно. Я пытаюсь сделать твою сестру королевой Англии. И если бы в твоей голове наличествовал разум, ты бы совершила все, что в твоих силах, чтобы помочь мне-'

'Мама, не надо! Дикон никогда на Бесс не женится. Разумеется, вы должны это знать?'

'Ни о чем подобном не имею представления. Как и ты, Сесилия. А сейчас предлагаю тебе присесть и помолчать, пока я объясню-'

'Мама, я слышала, все слышала - о разрешении Папы Римского, о Бофорах - все. И говорю вам, - этому не бывать никогда. Английский народ подобного союза не одобрит, - узы крови слишком тесны. Да даже если бы и одобрил...даже тогда, этому не бывать. Да, Бофоры получили законное признание, но у них другая ситуация, мама, разве вы этого не понимаете? Узаконить Бесс значит узаконить также и Эдварда с Диконом, а данный шаг - то же, что и подписанное Диконом признание в смерти племянников. Даже существуй способ это обойти, хотя я его не нахожу, если сейчас Бесс можно признать, почему нельзя было подобное проделать два года тому назад для Эдварда? В отношении Дикона брак с Бесс превратится в доказательство, что его собственное право на престол недействительно, поддельно. Он ничего не выиграет, заключая такой союз, а потеряет очень многое. Именно вы, мама, постоянно повторяли нам, что мужчины всегда поступают, исходя из их личных интересов, помните? Так вот, как может быть возможным, чтобы Дикону оказалось выгодно жениться на девушке, заклейменной парламентом незаконнорожденной, плюс его родной племяннице? Как, мама?'

Елизавета направилась к туалетному столику и взяла зеркало. 'Я осознаю, что предстоят трудности, Сесилия, и великое множество. Но, что тебе до сих пор не ясно, так это, что все в нашей жизни представляет собой азартную игру. Какой бы малой возможностью устроить данный союз мы ни обладали, если даже не попытаемся, то вообще останемся ни с чем. Только подумай об этом, Сесилия, подумай о том, чего мы способны достигнуть, разве не стоит оно риска?'

'А Бесс, мама? Что с тем, что ей придется потерять?'

Бывшая королева пододвинула к себе горшочек с губной помадой и опытной рукой нанесла. Женщине совсем не хотелось ссориться с младшей дочерью, она была слишком довольна тем, как прошла беседа с Бесс, чтобы позволить чему-либо ее раздражить, пусть и упрямому противоборству Сесилии.

'Твоя сестра любит Ричарда', - произнесла она ледяным тоном. 'Вероятно, ты этого не поняла, дорогая'.

'Да, мама, я знаю', - ровным голосом ответила Сесилия, и Елизавета обернулась, смерив дочь изумленным взглядом.

'В самом деле? Хорошо, тогда ты, разумеется, осознаешь, что я стараюсь дать ей то, чего она больше всего желает, - сделать королевой Ричарда'.

'Она не желала этого, мама. Пока вы не вложили данную мысль ей в голову'.

'Думаешь, нет? Значит, ты еще чересчур юна-'

'Мама, я лучше вас знаю Бесс. Да, ее тянуло к Дикону, я видела это много месяцев назад, и я поняла сестру. Дикон был самым близким для папы человеком, а в последний год они каким-то образом смешались в ее голове и сердце. Она испытывала пустоту, Дикон же находился рядом и заполнил этот пробел. К тому же он тоже в последние двенадцать месяцев не испытывал ничего, кроме горя, а Бесс всегда обладала доброй душой и легко склонялась к сочувствию. Но она не совсем разобралась в своих чувствах, - я это точно знаю. Как только пройдет достаточное количество времени, Дикон подберет ей подходящего мужа, и нынешние эмоции Бесс забудутся, не успев причинить никому вреда. Но сейчас...

Прости вас Бог, но вы не только вынудили Бесс признаться себе в запретном притяжении, но и убедили ее, что это чувство совершенно нормально! Я слышала, что вы говорили, мама, о счастливой развязке, которую для нее выплетали! Как вы могли проявить подобную жестокость? Как могли так поступить с Бесс, давая ей надежду там, где она напрочь отсутствует?'

'Сесилия, нет смысла обсуждать это далее. Ты еще ничего не знаешь о происходящем между мужчинами и женщинами. Люди не всегда поступают, исходя из логических соображений, как ты, несомненно, поймешь когда-нибудь по собственному опыту'.

'Вы используете ее, матушка!'

Елизавета хлопнула зеркалом о поверхность стола. Она не постаралась разгадать, почему это обвинение должно было так ужалить, только раздраженно ответила: 'Не правда! Я делаю это для Бесс!'

Сесилия покачала головой. 'Нет, матушка, не для нее, и нам обеим это известно'.

'Подожди...куда ты направляешься?'

'Отыскать Бесс и поговорить с ней'.

'Не думаю, что она захочет слушать то, что ты собираешься ей сказать, Сесилия'.

'Знаю. Но в любом случае намереваюсь попытаться'.