Солнце в зените

Глава двадцать первая

Эйр,Бургундия. Январь 1471 года.

Филиппу де Коммину, лорду-канцлеру Бургундии исполнилось лишь 25 лет, но никто не пользовался большим, чем он уважением и доверием человека, известного и близким, и врагам под именем Карла Смелого. Филипп ценился как доверенное лицо, проницательный советник, опытный и талантливый дипломат. Когда он в прошлом декабре поменял свою точку зрения и убедил Карла встретиться со свояком Йорком, его сеньор прислушался и пересмотрел ранее занимаемую позицию. 26 декабря герцог Бургундский предложил Эдварду увидеться в начале января в Эйре, что в Артуа.

Ни Карл, ни Филипп до Эйра ни разу не общались с Эдвардом, хотя оба уже имели предвзятые представления о том, каким он может оказаться, этот сдающийся на милость удовольствиям Плантагенет, прославившийся подвигами в спальне также широко, как и подвигами на поле брани. Карл, ошеломляющий двор странной убежденностью, что муж должен хранить верность жене, приготовился с первого взгляда почувствовать отторжение от английского изгнанника. Филипп, ставящий дисциплину превыше всех других качеств, равно был уверен, что обнаружит мало приятного в снисходительном к собственной персоне и высокомерном принце, лишившемся прав на трон из-за недостатка внимания.

Пока его господин и йоркистский король обменивались осторожными любезностями, Филипп воспользовался шансом присмотреться к противнику. Эдвард Плантагенет считался привлекательнейшим мужчиной, когда-либо удостаивавшим присутствием английский трон, и де Коммин склонялся к согласию с подобной оценкой. Эдвард Йорк обладал звучным голосом, замечательно правильными чертами лица, глазами голубизны, редко встречающейся вне окрестностей Дублина, и золотистыми волосами, обычными для членов семьи Плантагенетов, начиная с их первого представителя, Генриха Второго (Генриха, сына императрицы), предъявившего права на корону в 1154 году. Если физические характеристики и соотносились с поведением данного мужчины, то его репутация пока подходила ему плохо. Филипп поймал себя на внимательном изучении англичанина в поисках ключей к характеру человека, который не был тем, каким представлял себе изгнанного короля де Коммин.

Филипп мало заботился о судьбах английского королевского дома. Он не принимал участия в династической дуэли между Йорками и Ланкастерами. Де Коммин знал, Гарри Ланкастер был дурачком, и, до настоящего момента, у канцлера имелось мало причин оценивать намного выше Эдварда Йорка. Во время его поисков убежища в Бургундии Филипп разделял раздражение своего монарха неожиданным развитием событий. Согласно с просьбой Карла, де Коммин в октябре навестил Кале, стараясь сгладить ущерб, нанесенный продолжающимся пребыванием Эдварда в стране. Поездка стала для него откровением.

Канцлер гордился своим ориентированным на выгоду, беспристрастным подходом к искусству управления государством. Он часто желал, чтобы его твердолобый неистовый герцог имел больше общего с их смертельным недругом, расчетливым королем Франции. Однако, де Коммина поразила циничная скорость, с какой Кале принял в объятия Медведя у Обточенного Кола.

Обедая с лордом Уэнлоком и другими английскими лордами из Кале, Филипп ошеломленно слушал, как все присутствующие оскорбляют Эдварда Йорка в самых уничижительных, из только вообразимых, выражениях. Де Коммин посчитал, что не совсем относится к разряду абсолютных реалистов, куда зачислял себя ранее. Филипп искренне поразился готовности Уорвика пожертвовать дочерью ради политической выгоды, но сейчас смущался, глядя с презрением на островитян, поспешивших отбросить Йорка и взять на его место Ланкастера. Чувство морального превосходства, тем не менее, не мешало бургундскому канцлеру серьезно уверять Уэнлока с товарищами, что беспокойный Эдвард мертв.

Таким образом выигрывалось время для его герцога и его страны, какой бы мимолетной не была отсрочка. Раньше или позже, Филиппу и Карлу пришлось бы идти на сделку с Францией. Де Коммин прекрасно сознавал, что война - неизбежна. Без ответа пока оставался вопрос, возможно ли предотвратить франко-английский союз, направленный против Бургундии, и на эту тему у Филиппа с каждым днем росли пессимистичные прогнозы.

С середины декабря французские посланники совещались в Лондоне с Уорвиком. Ходили смутные слухи, хоть и пока неподтвержденные, что французский король искушает всемогущего графа обещанием фламандских земель в качестве доли Творца королей в добыче, полученной от войны с Бургундией. И с такими зловещими предвестниками, носящимися в воздухе, Филипп считал настоящее время, пригодным для переосмысления всех находящихся в распоряжении вариантов, один из которых, несомненно, воплощался в человеке, сидевшим напротив него за столом.

'Я много слышал о лорде-канцлере своего бургундского зятя, более, чем достаточно, чтобы растревожить мое любопытство, месье де Коммин', - произнес вариант Филиппа, и де Коммин принял комплимент, если он был таковым на самом деле, родом невинной шутки.

Английский неприятно покоробил ухо, и канцлер ощутил мгновенное раздражение герцогом, настоявшим, чтобы встреча проводилась на родном языке гостя. Эдвард говорил по-французски, как всякий знатный англичанин, и они могли бы также легко беседовать на языке, намного более близком Филиппу. Но Карл, владевший французским, фламандским, английским, латынью и немного итальянским, гордился свободной английской речью и никогда не мог сопротивляться возможности похвалиться лингвистическими способностями.

Карл наклонился вперед. Он презирал утонченность, как другие - лень или скупость. 'Поведайте мне, мой друг Йорк, почему я должен помогать вам? Почему я должен рисковать притягиванием к себе враждебности человека, управляющего Англией, из-за человека, за чьим именем не стоит ни су, ни воина?'

Филипп сморщился, когда же его сеньор научится проводить тонкую грань между смелостью и оскорблением? Однако Эдвард не выглядел задетым. Наоборот, он словно бы сильнее заинтересовался.

'По той причине, мой господин, что вы не сможете позволить себе оставить меня без поддержки', - объяснил он с улыбкой, и заинтригованный Филипп заметил, как уверенно гость перешел от хороших манер к откровенности.

'Правда? Может, будете столь любезны и раскроете смысл своих речей?' - прохладно попросил Карл. 'Мне чрезвычайно важно услышать ваш ответ'.

Как и Филиппу, который не отрывал глаз от англичанина, пока Эдвард вещал: 'Бургундия - государство, обладающее значительным благосостоянием и могуществом. Но даже она жестко принуждается к ведению боевых действий на два фронта. Ваша Милость сумеет, по всей видимости, одержать верх над Людовиком Французским. Но я сомневаюсь, что вы вынесете совместное нападение Франции и Англии, охватывающее страну с разных направлений.

Мы оба знаем, Людовик душу заложит, лишь бы узреть цветущую на бургундской почве лилию. Если бы я был на вашем месте, то глаз бы ночами не смыкал, наблюдая Англию под каблуком француженки и наемного солдата, преклоняющегося перед французским королем'.

'Талантливо', - без колебаний отозвался Карл. 'Но вы, мой господин, делаете предположение, еще нуждающееся в доказательствах: что Уорвик, действительно, соберется на войну ради французского короля. Тем не менее, чем больше он может симпатизировать Людовику, тем больше я сомневаюсь, что их дружба для графа значит много'.

'Как и я', - тут же согласился Эдвард. Карл нахмурился.

'Тогда в чем дело?' - спросил он нетерпеливо.

'Люди обычно не воюют из-за дружеской солидарности, в этом вы правы. Они сражаются ради более осязаемых целей: укрепления необходимого союза, ликвидации возможной угрозы. И чаще всего, мой господин и уважаемый свояк, они сражаются ради личной выгоды'.

Филипп напрягся. Англичанин говорил с позиции человека с козырной картой в рукаве. Интересно, что бы это могло быть.

'Личной выгоды, Ваша Милость?' - вежливо переспросил де Коммин.

'Голландия и Зеландия, месье де Коммин. Конечно, я считаю приобретение таких богатых областей выгодным, а вы нет?'

'О чем вы говорите?' - спросил Карл. 'О том, что Людовик пообещал бургундские земли Уорвику в оплату за английскую поддержку?'

'Графства и поместья Голландии и Зеландии', - ответил Эдвард, словно цитируя по памяти, и, когда он не стал продолжать дальше, Филипп с неохотой присудил ему некоторое число очков, думая, что, если момент окажется потом всего лишь блефом ради высоких ставок, Эдвард сыграл выше всяческих похвал.

'Если бы я мог просить о внесении ясности, мой господин... Мой английский не свободен... Месье де Уорвик намерен взять наши территории в Голландии и Зеландии как награду за присоединение к войне против Бургундии? Вы это имели в виду?'

'В точности, мой господин'.

Карл и Филипп обменялись взглядами. Герцог почти незаметно кивнул, и его канцлер улыбнулся с полным сожаления качанием головой.

'Простите, мой господин, если кажется, что я сомневаюсь в ваших словах... Все из-за того, что вы поразили меня сообщенными новостями. Можно узнать, как до вас дошла подобная информация?'

'Она досталась мне от человека, находящегося к моему кузену Уорвику ближе любого друга'.

'От зятя, быть может?' - предположил Филипп, и Эдвард пожал плечами.

'Быть может'.

Карл потерял терпение, временами его канцлер мог быть по-французски утомителен в предпочтении неявного и постепенного приближения к цели.

'Не помышляет ли ваш брат Джордж о вторичном предательстве?' - прямо поинтересовался он.

Эдвард усмехнулся. 'Предпочитаю думать о случившемся, как о возвращении еретика к истинной вере!'

'Я бы сказал, что герцог Кларенс меняет веру также часто, как другие - одежду', - произнес Карл после непродолжительного молчания, но сарказм его фразы прозвучал почти неслышно, без злобы. Филипп видел, что его господин поглощен задумчивым рассмотрением заговора, внезапно обрисованного перед собеседниками: Кларенс, введенный в лагерь Уорвика на манер Троянского коня. Такой подход действительно несколько менял расстановку сил.

Карл отпихнул кресло, обрушив на зятя Йорка вызывающие критические замечания. 'Предположим, на спор, что рассказанное Джорджем - правда, что у Уорвика существует весомое основание для объявления войны Бургундии. Даже если и так, подобное положение дел не обязательно приводит к выводу о решении всех моих проблем с помощью оказания вам поддержки'. Он замолчал.

'Если честно, мой господин Йорк, я не сильно уверен в ваших возможностях одержать победу над Уорвиком. Остальные тоже разделяют мою точку зрения. Возможно, вы слышали, что миланский посол сказал о ваших шансах?' 'Сложно вернуться через окно, выйдя в дверь'. Карл улыбнулся Эдварду, прибавив со злобной ноткой, 'Он делает ставки, что в случае попытки возвращения в Англию, вам придется оставить там свою шкуру'.

Эдвард рассмеялся, и его смех даже для подозрительного уха присутствующих прозвучал довольно искренне.

'Я приму это пари', - спокойно сказал он. 'А вы? Что вы скажете, Карл Отважный? Моя шкура против Йоркистской Англии, недружественной к Франции...Как возможно вам проиграть?'

Филипп усмехнулся, запоздало поднося к лицу руку, чтобы скрыть улыбку. После краткого молчания неохотно рассмеялся и Карл.

'Признаю, вы нравитесь мне больше, чем я ожидал', - признался он. 'Но сомневаюсь, что моя симпатия достаточна для финансирования экспедиции, обреченной на поражение'.

Эдвард все еще улыбался. 'Сестра предупредила, вы говорите, руководствуясь рассудком. Если бы я мог поступать также... Вы можете обречь себя на потери лишь бездействием. Поддержите меня, и уверяю, что найду чем занять своего кузена Уорвика, чтобы он забыл о завоевательных кампаниях. Не сделаете так, и гарантированно столкнетесь с англо-французскими войсками еще до весенней оттепели'.

'Вы действительно думаете выиграть?' - вопрос Карла звучал скорее заинтересованно, чем скептически, и Эдвард с Филиппом оба заметили изменение в интонации.

'Полагаю, могу ответить максимально ясно, задав вам вопрос, свояк. Ответьте, вы когда-нибудь слышали, что граф Уорвик способен разбить Эдварда Йорка на поле битвы?'

'У вас талант убеждать, господин Йорк', - в конце концов признал Карл. 'Но вы упустили из внимания мою верность династии Ланкастеров. Разве я не праправнук Джона Гонта, первого герцога Ланкастера? Пусть я и женат на вашей сестре, чему безмерно рад, я всегда поддерживал Ланкастеров. Как вам, несомненно, известно, на протяжение нескольких лет двое могущественнейших ланкастерских лордов, герцог Сомерсет и герцог Эксетер, проживали при моем дворе'.

Эдвард кивнул. 'Два храбреца', - спокойно заметил он. 'Верные Ланкастерам до самой смерти. Вы знаете, что я сделал бы с этими знатными лордами на вашем месте?'

'Могу догадаться', - проронил Карл с мрачной улыбкой. 'Вы отправили бы их на встречу с Господом'.

'Нет... Я отправил бы их в Англию'.

Карл был слишком поражен, чтобы скрыть изумление. 'Но они преданы сердцем и душой Ланкастерам'.

Эдвард молча улыбался.

Филипп сохранял внешнюю безмятежность, но это требовало от него волевых усилий. Канцлер старался не смотреть в глаза англичанину, находясь в уверенности, что случись подобное, он обнаружит, что узнал в Эдварде Йорке родственную душу. Вместо этого де Коммин обернулся к Карлу.

'Разумеется, Ваша Милость', - согласился он. 'Но мне представляется, Его Милость господин Йорк более заинтересован в их неприязни, чем в их верности. Нет ни одного человека, кто питал бы теплые чувства к графу Уорвику'. Вопросительно и любезно взглянув на Эдварда, Филипп переспросил: 'Я прав, мой господин?'

'Нет, месье де Коммин, я бы так не сказал', - сдержанно ответил Эдвард. 'Между Бофорами и Невиллами всегда существовали счеты, основанные на крови. Что до Эксетера, он годами враждовал с Невиллами. Сейчас же - убежденно возлагает всю ответственность за годы изгнания на Уорвика... По меньшей мере, мне так рассказывали'.

Карл перевел взгляд со свояка на своего лорда-канцлера. 'И они еще называют Людовика пауком', - кратко изрек он.

С портрета смотрел мужчина лет тридцати. Густые и черные как смола волосы, поразительно яркого голубого цвета глаза, округлое с правильными чертами лицо, в то же время смуглый цвет лица подтверждал португальское происхождение по материнской линии, а выступающая челюсть свидетельствовала об упрямой и непреклонной природе владельца.

Отступив назад, чтобы рассмотреть картину под другим углом, Ричард восхищенно воскликнул: 'Иисусе, но это же чудесно сделано, Мег! Как имя художника?'

Маргарет присоединилась к брату, встав с ним рядом перед изящно помещенным в раму портретом ее мужа.

'Рогир ван дер Вейден. В высшей степени одарен, правда? Этот портрет создавался, еще когда Карл был графом Шароле, и его я люблю больше остальных. Он написан так, будто Карл находится здесь, с нами в комнате, как считаешь?'

'Я предпочел бы, чтобы он уже пришел. В конце концов, больше не потребуется ждать'.

Маргарет улыбнулась и потянулась взъерошить его волосы. 'Не тревожься так, Дикон. Как я уже сказала тебе, я искренне верю, что Карл поддержит Неда. А сейчас - иди сюда и садись. Чтобы ожидание промелькнуло быстрее, - покажу тебе, как мы играем в Примеро (http://www.bolshoyvopros.ru/questions/896978-starinnaja-kartochnaja-igra-mama-pokera-chto-za-slovo-iz-7-bukv.html - Была такая карточная игра, по сути своей немного напоминающая современный покер, в некоторых европейских странах. Впервые она упоминается в 1526 - ом году. Во Франции она называлась la prime, а в Италии и Испании primero. Там сдавалось по три карты и играли карты с одинаковым номиналом или по масти. Старшинство соответствовало современному покеру. А в нашей литературе та игра называется ПРИМЕРО.), что пользуется даже большей популярностью при нашем дворе, чем Четырехлапый Козырь'.

С заметным отсутствием восторга Ричард согласился, и Маргарет стала привычно раскладывать игральные карты на мраморной столешнице.

'Запомни, каждая карта имеет стоимость, втрое большую, чем та, что у нее на лицевой стороне. Валет червей стоит столько же, сколько любая карта, назначенная тобой. Дикон, внимательнее! '

Ричард сбросил карты на стол.

'Мег, на земле нет способа заставить меня сосредоточиться на карточной игре, тогда как столь многое висит на волоске'.

'Хорошо, Дикон', - простила Маргарет. 'Я не удивлена, что твои нервы обнажены. О чем ты хочешь побеседовать, пока мы дожидаемся Неда?'

'О тебе. Мы так мало времени провели вместе, и только и делали, что говорили о политике. Мне важно узнать, как у тебя дела. Ты счастлива, Мег? Ни о чем не жалеешь?'

Прошло всего восемь месяцев после двадцать пятого дня рождения Маргарет, но улыбка, с которой она взглянула на брата, была исключительно материнской.

'Не жалею, дорогой мой. Мне нравится жизнь герцогини Бургундской. Тем не менее, спасибо за твое участие. Временами ты бываешь очень милым'.

'С каждым наступлением октября я отмечаю день рождения', - мягко напомнил сестре Ричард. 'Мне уже не пятнадцать, Мег'.

'Виновата', - признала она со смехом. 'Признаю, сложно думать о тебе, как о взрослом человеке. Но я постараюсь так делать!'

Они улыбнулись друг другу, молча вспоминая замок Фотирингей, где оба родились и вместе с Джорджем провели ранние детские годы.

'Эти два года, в течение которых мы были в разлуке, принесли тебе много событий, Дикон. Нед говорит, по его мнению, ты становишься способным полководцем'.

'Правда?' - усмехнулся Ричард, и Маргарет кивнула. Она обладала прекрасными серыми глазами, очень похожими на материнские, но сверкающими озорством, совсем несвойственным герцогине Йоркской.

'Нет, ты уже не тот маленький братик, оставшийся в моей памяти', - радостно согласилась она. 'Со дня нашей последней встречи ты познал войну. И, видимо, женщин... Нед говорит, прошлой весной у тебя родилась дочь'.

Ричард явно был захвачен врасплох, к громадному удовольствию сестры. 'Неду случается говорить слишком много', - язвительно проронил он, и Маргарет захихикала.

'Тебе не следует смущаться передо мной или нашей госпожой матушкой', - проворчала она. 'Хотя, смею заметить, она слишком занята подвигами Неда, совершенными в свойственном ему широком масштабе, чтобы успеть уделить внимание твоим мелким прегрешениям!'

Ричард рассмеялся. 'Однако, мне бы не хотелось предъявлять их ее взору', - признался он, вызвав ответный хохот Маргарет.

'Помнишь, Дикон, как она могла пристыдить нас только взглядом? Матушка всегда казалась осведомленной, когда нам случалось набедокурить! Джордж поклялся бы, что у нее есть второе зрение!'

Протрезвев от одного упоминания имени Джорджа, они перестали смеяться. Маргарет перегнулась через стол, коснувшись руки Ричарда.

'Дикон, я попрошу тебя об одолжении'.

'Ты прекрасно знаешь, что можешь просто сказать'.

'Как я ранее говорила, я верю в то, что Карл обратит внимание на призыв Неда о помощи. И, уверовав в это, я думаю о твоем возвращении в Англию ... и к Джорджу.

Он отчаянно несчастлив, Дикон. Сейчас Джордж понимает, что Уорвик поступил с ним, как с дурачком. Он чувствует, что не может больше доверять нашему кузену и опасается за свою жизнь при ланкастерском правлении так сильно, как только может. Я верю, наш брат придет к примирению с Недом. Он сам такой возможности не допускает, имей в виду, но я знаю его, Дикон. Стоит тебе вернуться в Англию, полагаю, Джордж серьезно задумается о возвращении верноподданнических чувств Йоркам'.

'Задумается, если посчитает, что Нед одержит победу', - ответил Ричард и тут же пожалел об этом, увидев всю ядовитость проявленного сарказма.

'Я ждала подобной реакции от Неда', - с упреком сказала Маргарет, 'но не от тебя. Когда-то ты любил Уорвика, значит, помнишь, каким убедительным он может быть. Не стоит ненавидеть Джорджа за слабость, Дикон. Наш брат не способен помочь себе сам, на самом деле, не может. Неду понять это сложно, но я надеялась, что ты поймешь...'

'Я понимаю, Мег. Но не считаю, что прощение будет легким'.

'Не можешь простить Джорджа ради него самого, тогда, сделай это ради меня'.

Ричард оценил силу просьбы Маргарет, выдавив кривую улыбку. 'Ну, если ты ставишь вопрос под таким углом...'

'Осознаю, Джордж поступил ужасно несправедливо, но надеюсь, он хочет возместить свои ошибки. Почему еще наш брат мог написать мне, что французский король соблазняет Уорвика обещанием Голландии и Зеландии?'

Однако, Ричарду уже было довольно. 'Пойдем, Мег', - объявил он. 'Помнишь, ты показывала нам это письмо? Это не послание того, с кем делятся важными сведениями, скорее звучит, как отрезвление оскорбленного поступком Людовика человека. Французский король не счел должным сделать такое предложение ему!'

'Одаренно, он не сделал свое намерение ясным и понятным, даже с таким большим количеством слов, чем явно надеялся помочь тебе. Конечно же, он знает, я доверяю Неду. А еще, Джордж должен знать, что Нед обязательно извлечет максимальную выгоду из полученной информации'.

'Может быть', - неуверенно сказал Ричард. 'С Джорджем никогда не знаешь, что им ведет. Если предпочитаешь верить, что он хотел оказать нам услугу, кто я такой для противоположного по смыслу утверждения?'

Его речь, тем не менее, звучала так недоверчиво, что Маргарет стала просить: 'Неужели мы не допустим, что все не так, Дикон? Разве я прошу много?'

'Полагаю, нет. Если ты только ты это Нед!'

Эдвард был один. Он закрыл за собой дверь и задвинул щеколду, пока Ричард замер в ожидании, а уверенная Маргарет рассыпала карточную колоду по поверхности стола.

'Нед?' На лице брата она ничего не прочла, и, на страшный миг, короткий, но горьчайший из всех пережитых за всю жизнь, подумала, Милостивая Богородица Мария, Карл отказал! Но стоило ее святотатственному страху проявится, как Ричард вскочил на ноги.

'Господи', - тихо произнес он, 'ты сделал это...'

Эдвард быстро кивнул. 'Рассчитываю на Пасху быть в Англии, если не раньше', - спокойно сообщил он, а потом ухмыльнулся. 'Что скажешь, Дикон? Хочешь вернуться домой?' Чары спали. Пока ее братья ликующе обнимались, Маргарет взлетела из-за стола и попала в объятия сначала Эдварда, слепо целующего ее щеки, глаза, волосы, потом Ричарда, также обнимающего сестру, затем опять - Эдварда. Только теперь, когда это закончилось, теперь, когда они выиграли свою партию, герцогиня Бургундская позволила себе признать, какой трусихой она была.

Значит, Карл убежден, что Джордж собирается предать Уорвика при первой же возможности?

Эдвард кивнул и улыбнулся. 'Я сильно надеюсь на это, Дикон. По крайней мере, сделал все самое отвратительное, на что только способен, лишь бы произвести на него впечатление!'

Этого-то начала Маргарет и ждала. 'Нед', - быстро вклинилась она, 'я верю, Джордж на самом деле оставит Уорвика...если поймет, что получит прощение'.

'От кого? От Господа?'

Маргарет не спасовала перед его сарказмом. Она сразу ждала подобного ответа, поэтому моментально пересекла комнату в направлении брата, когда он произнес: 'Простить Джорджа, ибо он не ведает, что творит. '

'Уже давно, как только я способен вспомнить, постоянно приходится выслушивать это от тебя, Мег, а стоит тебе замолчать, вступает Дикон. Ваши слова выше моего разумения. Так было всегда. Действительно интересно, что в Джордже такого, что вынуждает вас обоих защищать его даже сейчас. Что вы видите в нем, недоступное моему зрению?'

'Я вижу мальчика', - без колебаний ответила Маргарет. 'Я помню его таким, каким Джордж был на протяжение лет, проведенных нами в замке Фотерингей...прежде чем он подпал под влияние нашего кузена Уорвика. Джордж всегда проявлял своеволие и упрямство, но в нем не находилось места для злобы, Нед, не находилось, поэтому...'

'Правда?' - недоверчиво отозвался Эдвард и рассмеялся.

'Знаю, он давал тебе мало поводов любить его', - уступила Маргарет. 'Но неужели ты не можешь понять - почему? Он ревновал к тебе, Нед, Джордж всегда отличался этим качеством. В тебе наш брат видел все, что отсутствовало у него...'

'Да... как у английского короля'.

Маргарет поняла, ее увещевания бесполезны. Нед не обращал на ее слова ни малейшего внимания. Также как он не простит Джорджа.

'Ты проявляешь в нем самое худшее. Так было всегда. Джордж знает, что ты совсем не испытываешь к нему любви. Он знает, что ты всегда отдавал предпочтение Дикону...'

'А ты сама признала, Джордж предоставил мне мало причин для любви', - нетерпеливо отвел выпад Эдвард, и Ричард решил, что настало время вмешаться.

'Мег не защищает совершенного Джорджем, Нед. Она пытается заставить тебя понять, почему он действовал так, а не иначе, не более того'

'Если сумеешь удовлетворительно объяснить мне подвиги Джорджа, Дикон, смею уверить тебя, ты также хорошо посчитаешь, сколько ангелов смогут станцевать на булавочной головке'.

'Я знаю про его недостатки, также хорошо, как и любой другой человек, но у меня о нем тоже иные воспоминания. Воспоминания о более счастливых днях и временах, когда я нуждался в нем, а он сразу появлялся на зов о помощи. Мы с Джорджем многое прошли. Мы вместе находились в Ладлоу. Помнишь? Нам выпало увидеть, как они грабят город. Джордж...Он не спускал с меня глаз все то время. Он сделал для меня все, от него зависящее.

Мы также вместе оказались в изгнании. Мне не забыть этого. Как сейчас вижу матушку, торопящую нас на отплывающий корабль, уговаривающую быть храбрыми и просящую Джорджа присмотреть за мной.

И он присматривал, Нед. Прежде всего в течение той первой ночи в море, когда я еще не полностью осознал, что произошло и почему. Мне даже было неизвестно, где располагается эта Бургундия!

Я чувствовал проявляемую им ко мне доброту, Нед. Не только той ночью, но и в последовавшие недели, пока мы дожидались новостей из Англии. Он позволял мне сознаваться в испытываемом страхе или в тоске по дому и никогда не насмехался над моими чувствами'. Здесь Ричард улыбнулся. 'Ну, почти никогда! Наверное, ты хотя бы согласишься, Нед, такие воспоминания трудно стереть. Теперь ты знаешь, о чем я думаю, защищая Джорджа'.

Маргарет наклонилась и поцеловала Ричарда в щеку. 'Спасибо тебе', - прошептала она, а затем повернулась к Эдварду.

'Понимаешь сейчас, Нед!' - тихо спросила она.

Эдвард все еще смотрел на Ричарда. 'Не сомневаюсь, что Джордж был столь заботлив, как ты рассказываешь, Дикон. Не это меня удивляет. Он не чудовище. Наш братец выкажет доброту, но лишь если она обойдется ему даром. Уверен, он по-своему любил тебя...а ты подарил ему Господом спущенную к нам возможность сыграть доблестную роль старшего брата. Смею предположить, он глубоко ей наслаждался'.

Ричард начал возражать, но потом замолчал, разочарованный, но совсем не удивленный.

Однако Маргарет ожидала более сочувственного ответа, подготовленная к нему внимательной тишиной со стороны Эдварда, поэтому горько произнесла: 'Ты не сделаешь ему скидку на сомнения в чем-либо?'

'Нет'.

Ответ был грубым в своей краткости, глаза, смотревшие на герцогиню Бургундскую, напоминали голубые льдинки. Маргарет задохнулась, повернувшись с призывом к Ричарду. В это время Эдвард быстро поднялся на ноги, вытягиваясь и ловя сестру за запястье.

'Я ничего не сделаю для Джорджа. Только для тебя, Мег. Что ты хочешь от меня?'

Маргарет посмотрела на брата. 'Я хочу, чтобы ты простил его, Нед', - произнесла она тихо, и Эдвард ей кивнул.

'Ты сделаешь это? Правда?'

Он снова кивнул. 'Я не могу забыть предательств Джорджа, Мег, даже ради тебя...и нет средства, чтобы я когда-нибудь снова стал доверять ему. Но я обещаю тебе, - если он хочет порвать с Уорвиком и вернуться к Йоркам, сделаю все, от себя зависящее, чтобы пережить прошлое'.

'Спасибо тебе, Нед'. Маргарет обняла брата за шею. Какое-то мгновение Эдвард держал ее, затем она отступила.

Лицо лучилось улыбкой. 'А сейчас мне следует отыскать Карла. Не хочу, чтобы он считал меня неблагодарной!'

Поднявшись, Маргарет снова поцеловала Эдварда и, проходя, быстро обняла Ричарда.

Как только она достигла двери, Эдвард сказал вслед: 'Можешь рассказать Джорджу о моей позиции, Мег, если хочешь'.

Она засмеялась. 'Ты и так хорошо знаешь, что я так и сделаю!'

Эдвард снова присел и бросил взгляд на Ричарда. 'Я уверен, Мег - единственный человек, кто когда-либо искренне любил Джорджа. Полагаюсь на Господа, чтобы наш братец оценил ее отношение... Хотя, учитывая его нрав, сомневаюсь'.

Ричард не ответил, и Эдвард изучающе остановил на нем глаза.

'Ты не хотел, чтобы Мег просила за Джорджа. Почему?'

'В этом не было надобности', - сжато ответил Ричард.

Эдвард не стал отрицать. 'Тогда почему ты рассказал мне о Ладлоу и о Бургундии?' - поинтересовался он.

'Потому что этого хотела Мег. И потому что я посчитал себя способным помочь тебе увидеть Джорджа нашими глазами. Таким, каким мы его помним'.

'Тебя это волнует? То, что я не могу увидеть Джорджа с твоей или Мег точки зрения?'

'Думаю, ты знаешь, что меня волнует. Что ты позволяешь Мег умолять тебя о прощении Джорджу, когда ей не нужно так поступать. Когда вся сцена - исключительно твоих рук дело'.

'Я не солгал Мег, Дикон', - безмятежно откликнулся Эдвард. 'В аду наступят холода, прежде чем я когда-нибудь снова поверю Джорджу'.

'Ты можешь не доверять ему, но недовольством его воспользуешься с лихвой. Чтобы поступить иначе, надо оказаться дураком, а я никогда не видел человека, менее на него похожего, чем ты'.

'Поблагодарил бы тебя за такие слова, но не уверен, что они подразумевают комплимент', - парировал Эдвард, скорее веселясь, чем раздражаясь. 'Ты прав, конечно. Джордж стоит во главе войск, и у Уорвика нет альтернативы веры ему. Такое положение превращает нашего братца в достойного союзника. Разумеется, ты не ставишь мне это в вину'.

'Нет, этим поступком попрекать тебя я не стану. Только тем, что Мег верит, - ты поступаешь таким образом ради нее'.

"Хорошо, только что я натворил? Тебе известно, как я люблю Мег. Что плохого в желании сделать ее счастливой?"

"Проклятие, Нед, ты заставил ее поверить, что помиришься с Джорджем из-за ее просьбы, а на самом деле поступишь так, служа исключительно собственным интересам. Не была бы Мег столь взвинчена проблемами нашего брата, она точно тоже заметила бы истинную подоплеку твоего обещания".

"Молодец, мне нужен Джордж. Но я многим обязан Мег. Если я могу заставить ее считать себя ответственной за примирение, этим может быть нанесен какой-то вред? Она сильно любит Джорджа. Ты не думаешь, что ей доставит удовольствие вера в свою помощь ему? Почему я должен лишать сестру такого счастья?"

Выражение лица Ричарда говорило о недоверии. "Иисусе",- вымолвил он в конце концов, качая головой.

Эдвард рассмеялся. "Все закончилось, как надо, желанная цель достигнута. Зачем ссориться на тему использовавшихся средств, Дикон? А сейчас принеси бутылку из буфета. У нас может больше никогда не оказаться лучшего повода для празднования, чем сегодня вечером".

Поставив бутылку на полированную поверхность мраморного стола, Ричард налил белое вино в серебряные бокалы, украшенные золотыми узорами. Он никогда не видел где-либо подобной роскоши, кроме как при дворе своего бургундского свояка. Внезапно в памяти всплыли обстоятельства последнего раза, когда они вместе пили с братом. Тогда у них были немытые оловянные кружки на искривленном деревянном столе, мокром от выплескивавшихся капель вина и грязном от оплывающего воска чадящих жирных свечей.

"Еще никогда не появлялся такой король Англии, кто потерял бы свой трон, а потом вернул бы его, Дикон. Гарри Ланкастер - только пешка, не более, чем марионетка, управляемая прихотями Уорвика. А другие, потерявшие свои короны, вскоре также расставались и с жизнями".

"До настоящего момента", - тихо сказал Ричард, и Эдвард улыбнулся ему. В этот момент Ричард знал, брат тоже вспомнил ночь в "Золотом Руне".

"За что нам следует выпить, Нед... за Англию?"

"У меня есть мысль получше. Сейчас неподходящее время, прошло всего четыре дня от Богоявления, и, смею сказать, наша госпожа матушка никогда не простила бы такого тоста. Но богохульство или нет, однако, мне видится, - подходит".

Он прикоснулся своим бокалом к тому, который держал Ричард. "За Воскрешение", - произнес Эдвард.