Солнце в зените

Глава пятнадцатая

Лондон, февраль 1478 года

'Ричард? Не хочу торопить тебя, любимый, но вокруг твоей пешки образуются ловушки!'

Ричард вздрогнул, взглянув на шахматную доску, словно никогда не видел ее раньше, а Анна вздохнула. Не правда, что все дороги ведут в Рим. В последние дни все дороги вели к Тауэру.

'Совсем не интересно выигрывать за счет чужого просчета', - проворчала она, разрываясь между нетерпением и пониманием. 'Почему бы нам не отвлечься? Если хочешь, я тебе почитаю. Таким образом', - Анна улыбнулась, стараясь смягчить укол, - 'ты спокойно подумаешь, а я сделаю вид, что пользуюсь твоим вниманием!'

Взяв только на днях приобретенную Ричардом книгу - 'Роман о Тристане из Лионне', Анна продолжила чтение с того места, на котором остановилась в прошлый раз, а ее муж удобно устроился, положив голову к ней на колени. Она успела прочесть только половину страницы, когда в дверь светлого зала постучал один из слуг.

'Мой господин, мне известно, что для просителей уже час поздний, но пришел дворянин с просьбой о приеме. Своего имени он не назвал, но вручил мне это...' Слуга протянул запечатанный документ.

Прежде чем Ричард смог ответить, он поторопился дать неутешительное для себя объяснение, пусть герцог о нем и не просил. 'Ваша Милость, я понимаю, случай - крайне необычный, но у меня было чувство, что не следует выгонять этого человека. Его манеры производят впечатление привычки распоряжаться, не сомневаюсь ни секунды, посетитель занимает в обществе определенное положение, лорда...'

Любопытство одержало над Ричардом победу. Он потянулся за письмом, после чего слуга удалился, с видом чрезвычайного собой довольства.

Ричард проводил его взглядом. Затем он надломил печать, сухо произнося: 'Подозреваю, в действительности, Алан имел в виду, что безымянный незнакомец придал доставке сообщения некую материальную ценность'. Но, пробежав глазами несколько строк, начертанных на едва разбираемом французском языке, молодой человек изменился в лице. Посмотрев на Анну, он сообщил: 'Мне стоит с ним встретиться, моя красавица'.

'Ричард, в чем дело?' - нахмурилась Анна. Интуиция подсказала ей, что пришедший к ночи таинственный проситель принес, по всей видимости, совершенно не добрые вести.

Ее муж покачал головой. 'Анна, я в такой же неизвестности, как и ты. Но Алан оказался прав, сделав вывод, что говорит с лордом. С герцогом, в действительности...Это мой кузен Бекингем'.

Из-за того, что одежда превосходно на нем сидела, а имеющиеся в его распоряжении средства извиняли вкус, Гарри Стаффорд владел гардеробом, которому мог позавидовать сам Эдвард. Поэтому сейчас при виде герцога и Анна и Ричард удивились. Усеянный драгоценностями бархат исчез, испарился переливающийся на солнце шелк, вместо них юноша был закутан в плащ с капюшоном, совершенно не поддающегося описанию оттенка, на цветовой шкале занимающего место где-то между черным и коричневым. И еще герцог пришел один, что поражало, так как он не относился к людям, гуляющим по городу без значительных церемоний и внушительной свиты.

Закончив с обменом приветствиями, Бекингем не стал терять времени, сразу перейдя к делу. 'Очень любезно с вашей стороны, кузен, согласиться увидеться со мной в такой час. Полагаю, вы серьезно заинтригованы причиной моего визита...не называя себя, как случилось!'

Стянув перчатки, он погрел руки у камина, после чего одарил Анну сияющей улыбкой. 'Но я так и не объяснил, что не стану утомлять такую прекрасную даму скучным разговором о делах! Милая кузина Анна, вам не стоит беспокоиться, надолго задерживать вашего супруга я не собираюсь, даю слово!'

Анна замерла. Разумеется, она знала о существовании мужчин, которые думали о приглашении в политические обсуждения женщин не больше, чем о вовлечении в них собак. Но, по сравнению с множеством других дам, она могла похвастаться удачей, - Ричард никогда не обращался с женой так, словно та была не способна на серьезные размышления. Девушка поймала себя на внезапном сочувствии к вышедшей за Бекингема барышне Вудвилл, а также - на необходимости поблагодарить свою замечательную свекровь. Подобную же благодарность следовать испытывать Елизавете Вудвилл, даже Изабелла должна была ее ощущать, - ни один из сыновей Сесиль Невилл не мог и на миг подумать о женщинах, как о простых безмозглых племенных кобылах, годных лишь к вынашиванию жеребят.

Герцогиня Глостер отличалась слишком хорошим воспитанием, чтобы обидеть в своем доме гостя. Но она не собиралась оказаться выставленной за дверь собственной светлой залы, словно являлась расшалившимся ребенком. Анна взглянула на Ричарда и заметила, - он позабавлен как снисходительностью Бекингема, так и негодованием жены. Однако молодой человек полностью искупил вину в глазах супруги, мгновение спустя многозначительно произнеся: 'Гарри, у меня нет секретов от Анны'.

Брови Бекингема резко взлетели вверх. Но, если он и был раздражен, то оставил свои чувства надежно скрытыми, с видимым облегчением уступив: 'Признаюсь, кузен, я вам завидую! Приобрести подругу столь же преданную, сколь и прекрасную...'. Гарри светски склонился перед Анной, но сразу забыл о ней, обратившись к Ричарду.

'Господь видит, я не отношусь к тем, кто часто сдерживает язык, напротив, мне пеняют, что болтаю даже во сне! Только вот сейчас мне удивительно сложно начать рассказ. Видите ли, я сегодня нарушаю много лет тому назад данное себе же торжественное обещание... Никогда не вмешиваться в вопросы, не касающиеся меня лично'.

'Ваши слова означают, что вопрос, о котором вы хотите сообщить... Полагаю, он касается меня?'

'Очень сильно. Как вам хорошо известно, в последние полторы недели ваш брат Кларенс живет в тени топора. Думаю, вам также должно быть известно, что завтра топору предписано упасть'.

Этому заявлению не следовало оказаться неожиданным, но, тем не менее, оно застало врасплох. Чем дольше Эдвард откладывал, тем раньше Ричард понял, - именно такое развитие событий только и стоит предвидеть. Он довольно резко спросил: 'Как вы узнали?'

Бекингем пожал плечами. 'У меня есть друзья в очень разных местах. Но важно не это. Вам нужно знать другое. Утром Уилл Элингтон, выступающий от Палаты Общин, думает обратиться к королю с прошением - предать Кларенса смертной казни'. Гарри замолчал.

'Если вас удивляет, почему он внезапно загорелся мыслью поторопить Кларенса на встречу со Всевышним, в ответе не будет ничего неожиданного. Кажется, с помощью золота возможно добиться многого. Поистине, это довольно продуманная схема, одобрение которой королевой уже свершилось'. Бекингем желчно усмехнулся. 'Кларенс дней десять балансирует на краю могилы. Подозреваю, что ходатайство Элингтона станет последним толчком. Оно предоставит Его Величеству нужное ему, по всей вероятности, извинение, сделав казнь Кларенса ответом на общественный запрос. Да...действительно, крайне продуманно'.

Какое-то мгновение глядя на Бекингема, Ричард поднялся на ноги. Он был знаком с этим юношей большую часть своей жизни, но совершенно не знал его, никогда не соприкасаясь, до этой ночи, кроме как по случаю самых поверхностных и незначительных событий.

'Благодарю вас', произнес он, 'что сообщили мне об этом, Гарри. Ваш поступок - поступок друга, я никогда о нем не забуду'.

Взгляд Бекингема уперся в Ричарда с неожиданной острой напряженностью, его испещренная золотыми искрами радужная оболочка по непроницаемости соперничала с кошачьей. 'Удачи', ответил молодой человек. 'Боюсь, вам она понадобится'.

Последние десять дней Елизавета считала одними из худших в своей жизни. Наблюдая, как Эдвард медлит, отыскивая оправдание за оправданием откладыванию казни Джорджа, она начала задавать себе вопросы о его решимости, опасаясь, что муж окажется не способен довести начатое дело до конца. Елизавета всегда не любила герцогиню Йоркскую и испытывала неприязнь к Ричарду. Сейчас она ненавидела их обоих - за неотступное давление на Эдварда, за возможность, которой они могли воспользоваться. Елизавета снова и снова повторяла - ее страхи беспочвенны, у Неда не осталось выбора, - Джордж должен умереть. Но она также знала, - Нед мучительно размышляет над альтернативным выходом, над способом заставить Джорджа замолчать, не совершая убийства, и это пугало ее больше всего. Нед являлся самым умным из встречавшихся Елизавете в жизни людей, если искомый им способ существует, он просто обязан его найти.

Но сейчас на руках у Елизаветы находился необходимый рычаг влияния. На Неда подействует прилюдное требование Элингтоном казни Джорджа, в этом она была твердо уверена. Тревогу вызывали оставшиеся до наступления утра часы и страх появления у Неда колебаний - в самый последний миг накануне воззвания. Препятствуя такому развитию событий, Елизавета решила быть с ним рядом, придя в спальню мужа без приглашения. Отношения между ними до сих пор отличались натянутостью, основываясь лишь на сексе, но, вместо этого, она привела с собой их младшего сына, чрезвычайно добродушного ребенка, которому еще не исполнилось и года. Мальчику, конечно, уже давно следовало спать, но он только научился ходить, и данный навык служил превосходным предлогом для демонстрации Неду доблести малыша, а также напоминания ему, - кто теряет больше.

Эдвард поприветствовал кроху с обычной радостью, обнимая и подбрасывая мальчика вверх, пока ребенок не начал от восторга громко смеяться. Но, стоило королю опуститься на колени, чтобы полюбоваться на ковыляние сына навстречу себе, он посмотрел на Елизавету.

'Ты', - ровно заметил Эдвард, - 'по хрупкости и тонкости составишь конкуренцию сорвавшейся с крепления телеге'.

Елизавета наклонилась, чтобы поддержать сына. 'Не имею ни малейшего представления, о чем ты'.

'Черта с два, не имеешь'. Тем не менее, он не перестал улыбаться, и, несколькими мгновениями позже, Елизавета, пусть и кисло, но тоже улыбнулась.

'Хрупкость и тонкость', - согласилась она, - 'роскошь, которую я больше не могу себе позволить'.

Королева начала некоторым образом расслабляться, переплетенные в ее желудке узлы долее не вызывали подходящих к горлу судорог нервного предчувствия. В секунду, когда она подняла взгляд, на пороге уже стоял Ричард.

Сначала Елизавета почувствовала гнев, - как он осмелился явиться без предупреждения, почему никто не подумал его остановить, словно право на подобное вторжение у Ричарда разумелось само собой. Опасение тут же вернулось, появилась неожиданная уверенность, - на этот раз Нед обратит внимание на его заступничество и согласится простить Кларенса.

Эдвард отпустил ребенка и медленно выпрямился.

'Я хочу поговорить с тобой, Нед'. Ричард только сейчас, с жесткостью, которой она от него не ожидала, заметил присутствие Елизаветы, - до настоящего момента их отношения всегда отличались ледяной учтивостью.

'Наедине', - прибавил молодой человек, наконец посмотрев на супругу брата долгим и оценивающим взглядом, по оскорбительности превосходящим все, что он мог бы произнести.

Елизавета восстановила дыхание и поймала себя на борьбе с истерическим приступом смеха. Вот оно как! Избавляясь от Кларенса, женщина лишь заменила неприязнь одного брата на враждебность другого. Ее сердце забилось с причиняющей неудобство частотой. Кларенс...Кларенс обладал огромным состоянием, но у Глостера есть нечто более опасное, - могущество, которым тот обязан лично себе. Он правил севером страны...в точности, как Уорвик. Уорвик, который почти довел их всех до краха.

Королева чувствовала рядом сына, - мальчик тянул мать за юбку. Нет, в данный момент ее мысли на этом не останавливались. Также, как и на покойном Уорвике, или на Глостере, способным оказаться противником, во много раз превосходящим грозностью Кларенса. В отличие от брата, он не являлся глупцом и пользовался доверием Неда. Но нет... не сейчас! Кларенс знал, а Глостер нет, и это превращает Кларенса в большую угрозу. В ту, с которой следует разобраться немедленно. Больше ничего не имеет значения. Господи, заставь Неда понять это, не позволяй ему выслушать...

Эдвард вдруг уловил аромат розмарина, даже не глядя, осознав, - Елизавета подошла и встала рядом с ним.

'Нет, Дикон', - тихо ответил король. 'Думаю, не стоит. Мы все обсудили'.

Охватившая Елизавету благодарность была столь велика, что на секунду она потеряла дар речи, сумев только одарить мужа лучащейся от облегчения улыбкой. Для Ричарда ее улыбка высветила скопившиеся в течение всей жизни обиды. Он посмотрел на нее, не замечая завоевавшей сердце брата красоты и не видя в Елизавете ни единого обязательного в королеве достоинства. Не окажись Нед околдован этой женщиной, горько подумал молодой герцог, Джонни Невиллу не пришлось бы погибнуть. Как и Уорвику. Анну никогда бы не продали Ланкастеру. А Джордж бы никогда не угодил в Тауэр.

'Примите мои поздравления, госпожа. Не каждый супруг жертвует собственной кровью, потакая причудам жены. Вам следует гордиться собой'.

Глаза Елизаветы заблестели, по скулам разлилась краска. Но Эдвард ее опередил.

'Осторожнее, Дикон. Я никому не позволю так грубо разговаривать с моей женой, даже тебе. Лисбет никак не связана с виной Джорджа. Совершенная им измена - дело лишь его рук'.

'Хорошо, давай побеседуем о...об измене Джорджа. Нед, ты опоздал на семь лет. Этот долг давно не действителен. Тебе следовало потребовать его взыскания тогда, но не сейчас. Джордж - глупец, творец проблем на ровном месте и, вероятно, пропойца, но он не предатель. По всем правилам, место ему - под надежным присмотром в Бедламе, но совсем не в Тауэре - под стражей. Тебе известно это так же хорошо, как и мне. Поэтому, не лги мне, Нед. Хватит утверждать совершенную им измену. Если Джордж должен умереть, я имею право знать причину. Ты обязан мне ее сообщить'.

'Я тебе ничего не должен. Джордж предстал пред судом и найден виновным в совершении государственной измены. Кара за нее - смертная казнь. Это все, что я имею сказать на данную тему, - и сейчас, и когда-либо еще'.

Елизавета не являлась простодушной. Она понимала, - ей следует молчать. Но соблазн мести был слишком велик.

'Есть нечто, что мне бы хотелось заметить, Нед. Интересно послушать, как твой брат объяснит, почему он считает государственную измену таким не стоящим внимания оскорблением! Представить не могу, чтобы его замечательное невмешательство в предательства Кларенса ставило под сомнение личную преданность герцога Глостера!'

'Меня удивило, что вы обходили этот вопрос', - парировал Ричард. Вновь обернувшись к Эдварду он поинтересовался:

'Чего еще ей хочется, Нед? Чтобы ты для ее забавы поднял голову Джорджа на Воротах Подъемного Моста? Как я понимаю, зрелище головы нашего брата Эдмунда на вершине Миклгейтской Заставы весьма порадовало Маргариту Анжуйскую!'

Эдвард совершенно побелел. 'Довольно, Ричард!' - рявкнул он, впервые в жизни называя брата его полным данным от рождения именем. 'Тебе лучше придержать язык... ради твоего же блага'.

Но Ричарда уже было не остановить. 'А если не придержу?'

'Тогда ты об этом пожалеешь, обещаю. Больше, чем можешь вообразить'.

'О чем ты? Наверное, о заключении в Тауэре?'

'Да, - если потребуется!'

В комнате внезапно все затихло. Установилось полное и неестественное молчание, до боли раздражавшее нервы троих взрослых и, в конце концов, подействовавшее даже на малыша. Он начал хныкать, спрятав личико в юбке Елизаветы. Королева наклонилась, машинально погладив сына по голове, но, в то же время, не спуская глаз с Эдварда. Сильно побледнев, тот резко сел на ближайший стул.

'Кровь Христова', - недоверчиво произнес он, - 'что мы друг другу наговорили?'

Ричард покачал головой, но ничего не ответил. Молодой человек был также глубоко потрясен, и это отражалось в его облике.

'Дикон, послушай меня. Разве ты не понимаешь тщетность твоих усилий? Не видишь, как это опасно? Мы доводим друг друга до бешенства, говоря то, что не имеем в виду, но что можем никогда не забыть. Дикон, Джордж не стоит таких жертв. Он просто их не стоит'.

Чувства Ричарда находились в смятении. Ему исполнилось двадцать пять лет, еще с восьми все известное мальчику о безопасности связывалось с данным ребенку братом, его чувство собственного достоинства неразрывно переплелось с, казалось, навеки неразрывными узами, связывавшими Ричарда с Эдвардом. Почва поплыла из-под ног внезапно, оставив молодого человека лицом к лицу с полуправдой и тревогой, оказавшимися на месте глубоко укорененной уверенности. Чтобы свыкнуться с произошедшим в этой комнате нынешним вечером, требовалось время, исходя из чего, он произнес звучащим низко и натянуто голосом: 'Полагаю, мне лучше удалиться'.

Эдвард быстро поднял голову. После почти незаметного молчания он кивнул. Однако, как только Ричард дошел до двери, король больше не мог сдерживаться, сказав с неожиданной страстностью: 'Дикон, ты - дурак. Помоги тебе Господь, парень, но ты - дурак. Джордж не заслуживает твоей преданности'.

При этих словах Ричард обернулся. Он долго смотрел на Эдварда непроницаемыми глазами. 'Ты так находишь?' - тихо спросил молодой человек.