Солнце в зените

Глава десятая

Олни.

Август 1469 года.

Этим летом наступали моменты, когда Ричард чувствовал, что мир сошел с ума. Как еще объяснить ту неприятную ситуацию, в которой он и Нед очутились, попав в западню в сонном городке Бэкингэмшира, устроенную неприятелем? Во главе вражеского войска стояли не представители Ланкастеров, а их кузен - Уорвик и их брат - Джордж.

Улицу перед Ричардом можно было назвать спокойной, тяжесть воздуха свидетельствовала об августовском зное, солнце обжигало лицо. Он сильно обгорел после двух месяцев, проведенных в седле. Быть единственным темноволосым в белокурой семье, как бы то ни было, могло оказаться выгодным. Эдвард страдал намного сильнее от того же самого солнца и вынужден был провести несколько неприятных дней с шелушащимся носом и чересчур чувствительной к бритью кожей.

Странно, подумал он, как обыкновенно все выглядело. Словно ничего и не поменялось. Словно невообразимого не произошло. Но действительно ли это было невообразимым? Или просто тем, чему Ричард отказывался смотреть в лицо до настоящего момента? Довольно забавно, кампания началась для него с суматошного волнения. Этой весной на севере разразилось два восстания. Джон Невилл взял на себя разгром одного из очагов бунта, которым руководил мятежник, называвший себя Прочным Робином. Джон расправился с восставшими в русле своей повседневной результативности. По мнению Ричарда, Джонни являлся самым богато одаренным в военном деле представителем семьи Невиллов.

Маргарита Анжуйская, конечно же, подозревалась в подстрекательстве мятежа, но вскоре обнаружилось, что бунт разогреваем от лица ланкастерца Генри Перси, все еще заключенного в Тауэр, человека, чей титул сейчас принадлежал Джону. Йоркшир бурлил призывами вернуть графство Нортумберлендское семье Перси. Не удивительно, думал Ричард, что Джонни рассматривал такие взгляды очень мрачно.

Он разгромил мятежников у самых ворот Йорка и обезглавил Прочного Робина на городской рыночной площади.

Второй очаг бунта возглавлялся еще одним Робином, позиционировавшим себя Робином Редейсдельским. Ричарда изумляла сложившаяся ситуация, пока Эдвард не объяснил проявляемое честолюбивое недовольство идеей выгодности напоминания о самом известном из политических мятежников, Робине Гуде (Робине в капюшоне) из Шервудского леса.

Эдвард насмехался над таким способом политической пропаганды, но решил лично разобраться с Робином из Редейсдейла. К огромному удовольствию Ричарда, у него получилось убедить Эдварда, что шестнадцать лет - довольно зрелый возраст для участия в военных кампаниях. В обществе отца Елизаветы Вудвилл, графа Риверса, и ее братьев, Энтони и Джона Вудвиллов, Ричард с Эдвардом покинули Лондон в самом начале июня, поскакав на север к святыне Девы Уолсингемской, созывая мужчин под йоркисткие стяги на всем протяжении пути.

Ричарду понравилась поездка, даже с учетом его окруженности Вудвиллами. Он в первый раз почувствовал полный вкус взрослой ответственности, которую так страстно желал взять на себя, и ощутил гордость и удовлетворение от призыва населения к оружию под свой собственный стяг Белого Вепря. Эдвард не торопился, они двинулись из Уолсингема в Линкольншир, совершив остановку на несколько дней в месте рождения Ричарда, замке Фотерингей, а затем - в Ньюарке.

Именно в Ньюарке им открылась правда, та, что взорвала с мощностью порохового взрыва привычный центр мира Ричарда. Робин из Редейсдейла оказался неким сэром Джоном Кониерсом, кузеном жены графа Уорвика. Казавшееся мелкой пограничной мятежной вспышкой, в действительности, стало крупной военной угрозой. Кониерс собрал войско, более, чем в три раза крупнее армии Эдварда.

Его Величество мгновенно отступил под защиту каменных стен замка Ноттингем, срочно призвав на помощь лорда Герберта и лорда Стаффорда. Тогда же он отправил одно личное письма кузену, а другое - брату, прося их о встрече и об обсуждении накопившихся обид. Ответ вскоре был получен, хотя и написанный в неожиданной манере. Ноттингема достигло известие, что Уорвик и Джордж проскользнули через канал в Кале. Там, 11 июля, Джордж Невилл, архиепископ Йоркский, сочетал узами брака Джорджа и Изабеллу Невилл, бросив тем самым открытый вызов пожеланиям Эдварда.

Король пришел в бешенство от новости о браке, Ричард - расстроился. Как отнеслась кузина Анна к тому, что Джордж осмелился вызвать гнев Неда из-за Беллы, тогда как он не решился на подобный шаг из-за нее? Ричарду мысль о причинении Анне боли была невыносима. Почти также, как мысль о предательстве брата. Потому что, иллюзий у юноши больше не осталось, это стало бы предательством. Ричард оказался вынужден взглянуть в лицо правде, которую в течение пяти лет отрицал, внутри него сражались друг с другом два непримиримых чувства верности. И неважно, на чьей стороне он находился, Неда или Уорвика.

Ричард стремился к возможности объясниться с Анной, уверить ее, что его преданность Неду не уменьшает преданности ей. Анна - часть его жизни, и изменить этого не под силу ничему. Не запрети Эдвард обручение, Ричард совершенно охотно связал бы себя с ней клятвой верности, как желал того Уорвик. Но заставить себя заплатить назначенную графом цену юноша не мог.

Он утешал себя, по мере возможности, мыслью, что Анна еще чересчур юна, к тому времени, когда она достигнет брачного возраста, вероятно, обстоятельства способны измениться. Ричард совершил неудачную попытку поговорить с Эдвардом в поисках какого-то королевского подтверждения надежды на дальнейший пересмотр вопроса об этом союзе. Брат пришел в раздражение, но Глостер добился своего и, в итоге, получил неохотную уступку, смягчив непреклонное 'Нет' до 'Посмотрим'. Ричард успокоился на этом... пока не узнал о свадьбе Джорджа и не представил воздействие, которое она окажет на Анну.

Не то чтобы, у него находилось время на размышления о несчастной судьбе маленькой кузины. В июле этого года события развивались для них от плохого к еще худшему. Уорвик и Джордж не стали засиживаться в Кале. Вернувшись в Англию, они моментально собрали под знаменами внушительное количество людей, в целях внешнего эффекта действуя от имени короля. Также Уорвик и Джордж выпустили воззвание, в глазах Ричарда, равнозначное объявлению войны.

Вудвиллы начали сталкиваться со свирепыми нападками, обязанными их пагубному влиянию на короля. Личные враги Уорвика, среди которых были лорды Герберт и Стаффорд, также не сидели, сложа руки. Самым зловещим из всех событий стало воззвание, уподоблявшее Эдварда трем монархам, известным своим неподобающим образом правления, трем английским королям, свергнутым и развенчанным: Эдварду Второму, Ричарду Второму и несчастному Гарри Ланкастеру.

Уилл Гастингс моментально откликнулся на призыв Эдварда и, не теряя времени, присоединился к своему суверену в замке Ноттингем. Вудвиллы также стремительно отбыли. Энтони Вудвилл поехал в норфолкские владения, граф Риверс с сыном Джоном двинулись в направлении Уэльса. Ричарду было бы любопытно выяснить, Эдвард выслал родственников из Ноттингема в целях их же безопасности, как истинные мишени воззвания Уорвика, или Вудвиллы сбежали самовольно? Однако вопросов брату Ричард не задавал. Единственным способом для него принять королеву Эдварда стала сдержанность в обсуждении когда-либо Вудвиллов с монархом.

После трех тревожных недель ожидания в Ноттингеме, король решил отправиться на юг, намереваясь объединить силы с приближающимися войсками лорда Герберта и лорда Стаффорда. Этим утром они добрались до крохотного городка Олни и совершили привал для перекуса и утоления жажды, пока Эдвард выслал разведчиков удостовериться, что дорога впереди свободна. Вскоре они вернулись с беспокоящими известиями о внушительных силах, медленно появляющихся с юго-запада. Эдвард сделал выбор в пользу остановки в Олни, пока не подтвердятся первые отрывочные донесения.

Сейчас Ричард с Уиллом Гастингсом стояли на ступенях постоялого двора, ставшего их главным штабом. Молодой человек ел впервые за последние восемь часов. Ричард был слишком взвинчен, чтобы питаться, несмотря на то, что у него в руках находились лишь ломоть белой булки и кружка эля, ставшие торопливым завтраком на рассвете. Вместо нормального приема пищи он стоял на улице перед гостиницей, изумляясь, как пейзаж может быть столь обыденным, словно этот день походил на другие такие же. Ричард обернулся, чтобы вернуться внутрь, когда послышались крики.

Вниз по улице несся всадник, стегая скакуна с бешенством, вызвавшим инстинктивное неодобрение Ричарда. Он приостановился, чтобы пронаблюдать за дальнейшим развитием событий. Наездник не был одним из посланных на разведку людей, но юный герцог сразу понял, что-то пошло неправильно, совсем неправильно.

Всадник направлялся к трактиру, ведомый советами, которые выкрикивали несколько жителей городка. Он уже довольно близко подъехал к Ричарду, чтобы можно было признать эмблему на груди посыльного, знак отличия лорда Герберта. Частота биения сердца Ричарда внезапно ускорилась, то же самое случилось с его пульсом и дыханием. Когда неизвестный выпал из седла, герцог Глостер ринулся вперед, схватив взмыленное животное за узду.

'Вы прибыли от лорда Герберта? Какие новости привезли с собой?'

Посыльный был не намного старше Ричарда. Он не признал брата короля, но услышав властность в его голосе, ответил без колебаний.

'Путь на юг прегражден! Огромное и прекрасно вооруженное войско! Я почти запутался в числе его рядов!' Он начал задыхаться, на миг оперевшись на равно измученного коня.

Ричард выдавил из себя вопрос. 'Под чьим командованием?'

'Архиепископа Йоркского'.

Ричард затаил дыхание. Заметив взгляд Роба Перси, он горько заметил: 'Видимо, кузен был готов сменить сутану на кирасу'. С усилием вернувшись мыслями к человеку лорда Герберта, Ричард снова спросил:

'Что с лордом Гербертом? Когда он достигнет Олни?'

Теперь юноша понял, кем был человек перед ним. Он засомневался, но потом сказал: 'Мой господин... он не приедет. Лорд Герберт мертв. Шесть дней тому назад лорд Герберт и лорд Стаффорд встретились с войсками Робина из Редейсдейла и графа Уорвика. Недалеко от Банбери, в местечке с названием Эджкот. Господин, наша армия оказалась изрублена. Лорд Герберт с братом попали в плен. Уорвик, он... он приказал отрубить им головы, господин. За выступление против их законного короля. Это было убийство, Ваша Милость. Другим словом, кроме как убийством, их казнь не назвать'.

Ричард внимательно посмотрел на него. Поверить в услышанное было не просто. Юноша не мог стоять здесь, в лучах солнечного света, и слышать, как чужой человек озвучивает то, что являлось смертным приговором для него, для Неда, для всех них.

Ричард обернулся, увидел, что Роб Перси уже стоит рядом и взирает на него распахнутыми от ужаса глазами. Потом он заметил и другие лица, - внутренний двор внезапно заполнился солдатами, притихшими от потрясения и, как один, не сводящими с него взгляда.

Ричард сглотнул и выдавил слова из горла, стянутого до такой степени, что даже слюна могла с трудом просочиться через него. 'Лучше всего вам пойти со мной. У Его Королевской Милости появятся вопросы'.

С посыльным, следующим за ним по пятам, Ричард прошествовал ко входу в трактир, люди отходили в стороны, освобождая для него дорогу. Стоило оказаться внутри, как сдерживаться далее не получилось. Молодой человек взлетел по ступенькам, перепрыгивая сразу через три, и ворвался в комнату брата, задыхаясь так сильно, что говорить было невозможно. Тем не менее, Эдварду хватило и беглого взгляда на Ричарда, дабы вскочить на ноги с богохульственным ругательством.

'Нед, тебе следует убраться отсюда, причем быстро!' Лицо Уилла Гастингса было пепельно бледным. 'Сейчас, не задерживаясь!' Ричард согласился от всего сердца, но придержал язык, в ожидании ответа брата. Эдвард странно примолк, услышав, как Ричард выдохнул новости о событиях при Эджкоте. Он внимал, не прерывая, отчету посланца о битве, ставшей провалом командования для Герберта и Стаффорда.

Согласно словам юноши, их армии встретились при Банбери по взаимной договоренности, но на месте командующие рассорились из-за вопроса размещения войск. Стаффорд так разозлился, что отдал приказ своим людям отходить, продвигаясь вперед. Таким образом, Герберт остался один к тому моменту, когда наемники Робина из Редейсдейла без предупреждения напали на него. Он доблестно сражался, но ко времени появления возможности для Стаффорда вернуть солдат на подмогу Герберту, было уже поздно. Робин из Редейсдейла одержал победу, и Стаффорд понял, что схватился не только с ним, но и графом Уорвиком, пришедшим завершить разгром обеих йоркистских армий.

Гастингс выругался с редкой для него свирепостью, услышав рассказ о бойне. Однако Эдвард не проронил ни слова, прошагав к окну и полностью сосредоточившись на созерцании внутреннего двора, в то время, как драгоценные минуты убегали безвозвратно, одна за другой.

'Нед, ты слышал меня?'

Эдвард повернулся к находящимся в комнате. 'Да, Уилл. Я слышал тебя. Но куда ты посоветовал бы мне отправиться?'

'Назад в Ноттингем, на север к Фотиренгею. Куда угодно, Нед, но подальше отсюда!'

'Ты действительно считаешь, я смогу добраться до какого-либо из этих городов, Уилл?'

'Не знаю. Но у тебя есть другие возможности?' Уилл двинулся к молодому человеку со словами: 'Твоя королева подарила тебе лишь дочерей, Нед. Если ты погибнешь, корона перейдет к Джорджу Кларенсу. Свежеиспеченному зятю Уорвика'.

'Расскажи мне что-нибудь, чего я не знаю, Уилл', отозвался Эдвард, и впервые в его голосе зазвучала резкость.

Ричард кусал губу, пока не ощутил привкус крови. Он хотел закричать, что Уилл ошибается, что Уорвик не способен на такой поступок. Он не мог.

Дверь распахнулась с неистовством, заставившим присутствовавших в комнате подпрыгнуть. Внутрь влетел Джон Говард. Он всегда выглядел угрюмым, но сейчас его лицо казалось гипсовой маской, снятой с покойника, опустошенной морщинами, трещинами и пустотами.

'Люди уходят', прямо выпалил он. 'Сразу десятками. Разлетелась новость о поражении Герберта и Стаффорда и о приближении Невилла к Олни с армией, раза в три большей, чем наша. Большинство из них не горят желанием его дожидаться'.

Уилл снова выругался, Эдвард только плечами пожал. 'Кто может их упрекнуть?' - спокойно спросил он.

'Бога ради, Нед!' - уставился на него Уилл. 'Никогда не знал, что ты позволишь себе сдаться без борьбы. Собираешься вложить голову в петлю Уорвика самолично? В конце концов, можем и потрудиться ради спасения! Что мы теряем?'

Ричард был не меньше озадачен, чем Уилл. Он не рассматривал положение в духе Неда. Юноша пересек комнату, приблизившись к брату и тихо произнеся охрипшим и настойчивым голосом: 'Уилл прав, Нед. Попытаемся уйти в Фотерингей... пожалуйста'.

Эдвард заглянул в глаза мальчика, увидел отчаяние в их глубине. 'Спокойнее, парень. Я не собираюсь кротко вложить шею в петлю, приготовленную нашим кузеном, как это преподносит Уилл. Тем не менее, прекрати паниковать из-за меня сейчас же. Если я должен сохранить свою драгоценную голову, то мне нужно, чтобы ты и Уилл сохранили ваши'.

Ричард молча кивнул, а Эдвард взглянул на Уилла.

'В прошлый раз мы охотились в Большом Эппинге, в мае... помнишь, Уилл? Гончие вспугнули олененка. Поведай Дикону, что за этим последовало'.

Уилл удивился. 'От страха он замер и не побежал. Нед, я не понимаю...'

'Расскажи ему о собаках, Уилл. Как они стали себя вести?'

'Да никак. Начали лаять и бегать вокруг в смятении'.

Ричард почувствовал, как понимание сверкнуло в его сознании. 'Потому что они ожидали от него бегства?'

'Точно, Дикон. А теперь опиши мне, что бы произошло, попытайся олененок сбежать?'

Понимание пришло уже и к Уиллу. 'Он был бы разорван на кусочки', медленно произнес он. Нахмурился, перегнулся через стол: 'Нед, что ты надумал?'

Уголок рта Эдварда дернулся в движении, которое никак не было улыбкой. 'Остаться в живых, Уилл. Остаться в живых'.

'Считаю, уж лучше нам попытаться уйти', парировал Уилл, но как-то неуверенно.

Ричард хорошо понял его чувства, едва ли можно ожидать от мужчины восторга, представляя ему подобную возможность. Эдвард, бегло овладевший испанским языком, который он перенял от испанской девушки в Кале, обучил Ричарда поговорке, скорее всего, им и изобретенной, - "Entre la espada y la pared." Между мечом и стеной. Ричарду эта поговорка тоже нравилась. До настоящего момента.

Он снова закусил губу и почувствовал боль. Для юноши бегство было меньшим из зол, инстинктивное предпочтение отдавалось действию, даже если это и приведет к плачевным последствиям.

Он раскрыл рот, чтобы высказаться, но Эдвард, как всегда, легко его считывающий, покачал головой.

'Нет, Дикон. Как ты поможешь мне, оказавшись запертым в той же клетке? Давай просто надеяться, что наш кузен - архиепископ посчитает тебя слишком юным для какого-бы то ни было политического веса, а также вспомнит, что Уилл является его зятем'.

С внезапной вспышкой натянутой иронии король кратко прибавил: 'Могу сейчас пожелать, Уилл, чтобы ты был более любящим супругом для твоей Кэт'. Уилл скорчил гримасу в игривой попытке изобразить улыбку, что совершенно у него не вышло.

Ричард наблюдал за братом в благоговейном страхе, изумляясь ледяной выдержке Эдварда, пока тот не потребовал графин вина и, наливая себе полный бокал, не расплескал напиток по всему столу, забрызгав еще и пол рукой, далекой от той устойчивости, которой отличался его голос.

Джордж Невилл, архиепископ Йоркский, почувствовал, как сжались мышцы его желудка, стоило ему приблизиться на обозримое расстояние к городишку Олни. Его забрало было поднято, но шлем не переставал душить. Пот смачивал волосы, впитывался в подбитую для тепла тунику, невыносимо натиравшую кожу. Джордж, не привыкший к доспехам, ощущал себя скованно и неудобно. Но больше всего он осознавал страх, страх перед тем, что может обнаружить в Олни.

К собственному недовольству, архиепископ искал разрядки в ярости, причем направленной на брата, ожидающего его в Ковентри. Джордж не являлся солдатом, все это должно было осуществляться Уорвиком, никак не им. На миг легко забылось, что предложение принадлежало именно ему, священнику, что он считал себя более способным убедить Неда сдаться без борьбы, чем Уорвик или, прости, Господи, Джордж Кларенс.

Вот что так напугало архиепископа Йоркского, мысль о том, что Нед может встретить его сопротивлением. Что если он откажется подчиниться? Что если он погибнет в результате последовавшего за этим насилия? Архиепископ прекрасно знал, что убийство монарха являлось смертным грехом в глазах простого народа. У него не было желания попасть в анналы английской истории в качестве священника, покусившегося на жизнь короля.

Оставим Уорвику эту сомнительную честь, - угрюмо промелькнуло в мыслях, коли таково его намерение. Джордж понятия не имел, что собирается сделать брат, и не был уверен, что хочет это узнать. Однако он точно знал, что способен выкинуть Джонни, погибни Нед под его опекой. Джонни никогда ему не простит.

Он обернулся в седле, дав знак - принести воды, мысленно задавшись вопросом, мучаются ли в бою от жажды также сильно? Отбросив флягу, он вонзил стремена в бока скакуна так, что тот рванул вперед в увеличенном прыжке. Джордж отчаянно решил для себя взять Неда в плен, чего бы это ни стоило. Выбора не было. Они так далеко зашли, что не осмеливались отступать. Захватить Неда необходимо.

Но перед глазами продолжал пылать поистине пугающий образ. Непокоряющийся Нед, взятый в плен с помощью меча. Джордж видел это, словно уже случившееся, видел борющиеся тела, потемневшую от крови городскую улочку, воздух, напоенный пылью, поднятой копытами испуганных лошадей. Нед - король Англии, если народ увидит его волокущимся за конем, словно преступник, как он отреагирует? Архиепископ Йоркский проклял Неда за свое незавидное положение, заодно с ним, прокляв и Уорвика, для мыслей о молитве настроение было слишком взбудораженным.

Внутреннее смятение доводило до легкой тошноты при въезде в Олни. Узкие улицы городка оказались запружены народом. Смущенные, но любопытные лица внимательно разглядывали Джорджа Невилла. Солдаты, носящие Белую Розу Йорков, смешались с местными жителями, - не смущенными, не любопытными они не казались, напротив, было видно, что они просто испуганы, а в некоторых случаях, и враждебны.

Эдвард стоял в дверях трактира, в центре между Ричардом и Уиллом Гастингсом, наблюдая появление архиепископа во внутреннем дворе. Гастингс был мрачен, Ричард - напряженно тих, словно новичок, столкнувшийся с неведомым, тверд, хотя все его природные инстинкты взывали к отступлению. Но Эдвард оставался безмятежен, на его лице архиепископ ничего прочесть не смог.

Джордж Невилл сдержал коня, не в последнюю очередь приняв во внимание вид людской массы во дворе. Здесь стояли горожане, солдаты, даже приходской священник. Эдвард заботливо обеспечил себе свидетелей родственной встречи. С растущей тревогой архиепископ задумался, - зачем?

'Добро пожаловать в Олни, мой господин архиепископ'.

'Ваша Милость чрезмерно добры'.

Его ответ стал автоматическим признанием верховной власти, но что сказать дальше Джордж не знал. Сложившееся положение не находило поддержки в запасах его жизненного опыта. Для ареста короля, думал угрюмо прелат, поводов не видно. В мыслях мелькнуло потребовать у Эдварда меч, но зрение засвидетельствовало, - на кузене его не было. Архиепископ оставил коня во дворе трактира, на виду у глазеющих горожан и наблюдающих солдат, и попытался одержать верх над своими натянутыми нервами.

Эдвард шагнул вперед и встал у стремян архиепископского скакуна. Он потянулся и коснулся склоненной шеи еще одного коня.

'Полагаю, вы хотели бы, чтобы я сопровождал вас, кузен?'

Джордж Невилл знал, что Эдвард мог видеть каким приятным и стремительным оказалось его облегчение, но ему уже было безразлично. 'Да', согласился он быстро, но сохраняя благоразумие, выдерживая голос на тех же низких нотах, что и король. 'Думаю, это было бы целесообразно, Нед'.

Эдвард посмотрел на него и поднял руку. Один из его людей появился со стороны конюшен, выводя капризного белого скакуна. Поймав изумленный взгляд архиепископа, король равнодушно произнес: 'Не нахожу причин затягивать ваше путешествие. Мне представляется, вам не хочется задерживаться в Олни'.

Архиепископ молча кивнул, не веря, что все происходит так спокойно. Он внимательно наблюдал, как Эдвард шел к своему коню, словно ожидая ускользания кузена в самый последний и предательский миг.

Эдвард взялся за поводья, приостановившись в подъеме и бросив взгляд через плечо: 'Не вижу причин для господина Гастингса и герцога Глостера ехать с нами. Что думаете об этом, Ваше Святейшество?' - спросил король, и его вопрос обратил глаза всей толпы к Ричарду и Гастингсу.

'Нет, Ваша Милость, причин нет', поспешно согласился архиепископ. 'Разумеется, господин Гастингс и Его Милость герцог Глостер могут остаться в Олни, коли на то будет их воля'.

Как только Джордж Невилл увидел Эдварда, поднимающегося в седло рядом с ним, понял, что тот действительно собирается по доброй воле вместе с прибывшими покинуть Олни, то позволил себе, наконец, выдохнуть слышимо для других и почувствовать себя руководящим положением впервые после въезда в городок.

'Тем не менее, я должен настоять, мой сеньор, чтобы граф Риверс с сыновьями отправились с нами'.

'Невозможно'.

Вся самоуверенность архиепископа испарилась, уступив место напряженности. Джордж Невилл позволил себе забыть о необходимости соблюдать видимость вежливости, произнеся внезапно резким голосом: "Вы не в том положении, чтобы говорить мне, что возможно, а что - нет, мой господин!"

При этих словах среди горожан пронесся ропот. С их точки зрения, прелат избрал совсем не подобающий тон для разговора с королем, пусть он был Его Преосвященством, архиепископом Йоркским и монаршим родственником. Челюсть Эдварда заметно напряглась, но он ответил исключительно: "Вы неправильно поняли меня, господин архиепископ. Я хотел сказать, что моего тестя и его сыновей нет в Олни. В противном случае, они не менее охотно, чем я, приняли бы ваше гостеприимство". И впервые он позволил себе момент, когда чувства вырвались наружу, - сдержанная горькая улыбка искривила уголки королевского рта.

Архиепископ взглянул на кузена. "Я не хочу проявлять непочтения, Ваша Милость, но чувствую, что обязан лично в этом убедиться".

Эдвард пожал плечами. "Как угодно", ответил он и, словно это было малозначительным вопросом, стал равнодушно смотреть, как за спинами Ричарда и Гастингса люди архиепископа, расталкивая любопытных, заходят в трактир. Только тогда король позволил своему взгляду найти брата и господина казначея.

Таверна внезапно опустела. Большинство находящихся внутри поспешили выйти во двор, чтобы увидеть проезд архиепископа и Его Величества через городок, наблюдая, пока последний солдат не исчез с горизонта дороги, ведущей на запад, к Ковентри.

Ричард и Уилл Гастингс в тишине стояли на обезлюдевшем дворе. Ричард держался за рукоять кинжала, словно это была нить жизни. Сейчас, когда хватка внезапно ослабла, в пальцах появилось разгорающееся покалывание, усиливающееся с оживляющимся кровотоком. Он рассеянно их согнул, взглянув затем на клинок, как будто только что о нем узнал. Плавно извлек из ножен прекрасное и смертоносное оружие, тонкое в лезвии, с рукоятью, инкрустированной драгоценными камнями и запоминающейся выгравированным клыкастым вепрем.

Юноша внезапно пересек двор и бросился прочь к городскому роднику. Не останавливаясь, он наклонился и забросил кинжал в родниковые глубины. Воды, едва взволновавшись, сразу сомкнулись над даром. На глазах поверхность разгладилась так скоро, что никто не заметил бы ее недавнюю растревоженность.